Чужая кровь

Найманов Ильяс

– Сага, давай притормозим где-нибудь в теньке, переоденемся. Не на свадьбу же едем… – предложил Яков.

– Не рановато?

– Тут не угадаешь. У меня в кунге все барахло едет, и инструмент, и спецовка. Заодно и отольем, поедим, вон Дока покормим. Итак целый день за ним гонялись, поесть нормально не получалось, так и сейчас гоним.

– Правильно говоришь. Загнались мы, – согласился Сагитай.

Сбавив скорость, они свернули на примыкающую дорогу, проехали по ней дальше еще с километр. Заглушив мотор и выключив фары, они остановились и вышли, погрузившись в благословенную тишину и покой ночной грунтовой дороги, по краям которой стройными рядами

тянулись деревья. Тихо потрескивал остывающий мотор, пахло осенью, листвой, и холодный ветерок приятно освежал лицо. Яркие звезды следили за ними с чистого неба.

– Красота! – потягиваясь и хрустя позвонками, протянул Яков.

– Солидарен! – энергично скручивая корпус и делая одновременно мах ногой, ответил Сагитай. Затем он растер лицо. – Вода есть?

– У меня-то? У меня все есть! Я уже два дня как при всеоружии, сейчас поедим, приоденемся, инструмент в кабинку возьмем и тронем.

– Ну давай.

Яков открыл заднюю дверцу кунга, в будке включилась лампочка освещения. Кунг на три четверти был забит оружием и припасами. Тут были канистры с топливом, пятерки с водой, армейские сухпайки в ящике, отдельно ящик с консервами. Три солидных пакета с медициной, отмеченные красным крестом, броня и оружие. Тюк Сагитая с его спецовкой, а по существу, военной амуницией занимал свой скромный уголок и на фоне всего остального скарба выглядел одиноко и сиротливо.

– Да я смотрю, ты далеко собрался… – удивленно обвел все это добро глазами Сагитай.

– А-то! – просиял Яков, вытаскивая пятилитровую канистру чистой воды. – Мыло надо?

– Давай, – протянул руку боец.

Громко фыркая и отплевываясь, оба умылись и, посвежев, подышав прохладным воздухом, почувствовали зверский аппетит. Открыв нижнюю дверцу, которая образовала собой полку, Яков вытащил пару консервов, хлеб, тюбики горчицы, хрена, пару огурцов и, подмигнув, достал бутылку водки.

– Мы ж за рулем, – хмыкнул Сагитай.

– А пусть они нас еще и остановят, – хохотнул Яков. Там ни одного поста дальше, да и не в этом дело, – он вздохнул. – Помянуть надо и покормить…

– А, – Сагитай махнул рукой. – Давай, брат, сегодня мы о нем позаботимся, а завтра о нас, может, позаботятся. Сейчас время такое, на потом откладывать нечего.

– Да… – протянул Яков. – Ну что, ему руки мыть будем?

– Давай. Что он не человек, что ли?

Они подошли к двери, выволокли оттуда покорного Трофима, раздели его до пояса, сняли окровавленную рубашку и, намочив тряпки, стерли пятна крови с тела. Док стоял словно кукла, ничего не понимая и не сопротивляясь. Когда ему поднимали руки, он так их и держал, когда его наклоняли, он упрямо выпрямлялся, по-прежнему держа в правой руке статуэтку химеры.

– Смотри, как ему ключицу расщепило, – освещая фонариком выходное отверстие, протянул Яков, оглядывая осколок кости с левой стороны. Серое мясо вокруг раны подернулось бледным налетом. – Может, обработать чем-нибудь?

– Оставь. Вирус сам его заштопает. Вон видишь, он уже кушать захотел, – сказал Сагитай, глядя на то, как мертвец повернул голову в сторону стоящих на откинутой дверце продуктов.

Действительно, Трофим сделал несколько жевательных движений и повернулся в сторону «стола».

– Сейчас, сейчас, – придержал его Яков, надевая на Дока куртку, словно заботливая мамаша на дитя. – Рубаху выкинем, эту куртку тоже, что-то она замаралась, а свежий куртофан наденем. У меня тут как раз старый валялся…

Трикотажная куртка зеленоватого цвета была на несколько размеров больше, чем надо, да еще

и замок немного заедал, что обернулось еще почти минутной возней. Наконец молния на куртке была застегнута, и Яков, по-прежнему придерживая подопечного, подвел его к столу. Трофим потянулся пятерней к хлебу, но, схватив один кусок, он сунул его в рот и замер, глядя в никуда перед собой.

– Чего это он? – забеспокоился Яков.

– Да кто ж его знает. Они раньше по Зоне ходили, крыс ели, и ничего с ними не случалось, сейчас-то что может случиться? Давай пожрем уже, – нетерпеливо сказал Сагитай.

– Помянем, – согласился Яков, разливая в твердые пластиковые стаканы по пятьдесят. – Прими и упокой, Господи, душу раба твоего, Трофима Гудина, Аристарховича по батюшке. Светлый был человек. Душой верен, телом чист…

– Хорош, – прервал его Сагитай.

Яков кивнул и опрокинул в себя стаканчик. Сагитай, выдохнув, сделал то же самое. Несколько минут бойцы сопели, сосредоточенно жуя мясо с хлебом, закусывая все огурцом. В стаканчики налили томатного сока, который здорово помогал протолкнуть сухомятку внутрь. Постепенно чувствуя насыщение, бойцы замедлили темп. Трофим так и продолжал стоять с куском хлеба во рту. Первое ощущение чуждости и страха перед зомби улетучилось еще в Москве, а тут Док вдруг стал для них чем-то новым. В явлении, которое олицетворял собой воскресший ученый, было что-то, что делало находящихся рядом с ним мягче душой и как будто сентиментальнее. Пусть это было и жутковато, но понимание того, что Док сейчас как младенец: ничего не смыслит, ни на что не способен, кроме как принимать пищу и, видимо, впадать вот в такой ступор, понимание, что в их силах вернуть его, пусть даже в самой начальной стадии, к нормальной или приближенной к нормальной жизни, открывала в них какие-то незнакомые ранее чувства опеки и ответственности.

– Как ты думаешь, если душа у него улетела, то что сейчас с ним происходит? – внезапно спросил Яков.

Сагитай внимательно посмотрел на товарища, затем присолил томатный сок.

– Ну ты и вопросы задаешь, брат. Не узнаю тебя.

– Да что-то мне в последнее время… – Яков замолчал.

– Последнее время, – машинально повторил Сагитай. – Мне кажется, душа не улетела. Ну… – он осекся, сконфузившись откровения. – Когда демоны поймали меня и привязали к кресту, кажется, я что-то понял, – он поднял глаза к небу, глядя на безумно яркие звезды.

– Что? – негромко спросил Яков.

Сагитай отпил томатного сока.

– Что как будто она одна на всех… Так странно. Она одна, только характеры ее в каждом из нас разные… Не знаю.

– А у Дока сейчас какая? – завороженно спросил Яков.

– У него сейчас наша. Какую вложим, такая и получится. Его, когда убили, вроде как выпрямили, обнулили, и была бы в нем общая душа, ну такая, которая у земли у всей, у пространства этого. Он бы постепенно землей и стал, а вирус, видишь, не дал. Сейчас в нем новая зарождается – по следам старой.

– А что же старая? Вернется?

Сагитай задумался, уходя в ощущения, затем отрицательно покачал головой.

– Ну она вроде как и ушла, но в то же время она же и не ушла, как будто… То есть в нем ее нету, а вот тут, – Сагитай неопределенно развел руками, – ну тут, не только тут, а, скажем, на другом конце света, да даже и дальше, она есть.

Яков промолчал, каким-то внутренним чутьем понимая товарища. Замолчали, глядя перед собой, так же как и стоящий рядом с ними Док. Похолодало. Сагитай допил сок. Трофим так и продолжал стоять, держа кусок хлеба во рту.