Чужая женщина
Шрифт:
– Да. Ты права. Я и сейчас не понимаю... Ведь ты была замужем?
– Я рассказывала тебе.
Марк чувствовал себя полным идиотом. Их тела были все еще соединены, но возбуждение прошло, вытесненное слишком сильным потрясением и смущением.
– Черт, я все равно не понимаю... Прости, я не должен был...
Она со стоном прижалась к его груди. Ее надежда, ее единственная возможность стать нормальной женщиной, таяла на глазах.
– Разве что-то изменилось бы? Ты ведь сказал, что хочешь меня...
– Сара, Господи, должна же ты понять, что... О нет. Мой отец...
– Марк,
Она обвила руками его шею, словно тонкая лоза обвилась вокруг могучего дуба. Марк оставался безучастным ровно до того момента, пока к его губам не прижались нежные губки Сары.
И магия повторилась. Острое наслаждение пронзило обоих и пошло гулять в крови, пожаром разжигая страсть. Сара перестала дрожать и пугаться собственных чувств. Она смело дарила наслаждение и брала его полной мерой. Отдавалась и давала, любила и позволяла любить себя...
Марк не мог сопротивляться, да и не хотел этого больше. Он снова и снова брал ее, с каждым разом все более мощно и полно, ощущая, как радостно она принимает его любовь.
Такого еще не бывало с ним, хотя он считал себя опытным любовником, и Марк почувствовал, как возносится куда-то на небеса прямо по сияющей спирали, а вокруг больше нет ничего, только звезды и галактики, которых пока нет в мире, да и звезды эти еще не зажглись, но вот они здесь, и Марк с Сарой несутся к ним навстречу, превращаясь по пути в такие же звезды.
И была тьма, и был свет, и были розблески зарниц, и гроза, после которой дышится так легко, и был рассвет, потому что солнце зашло. И закат облил кровью небо, на которое всходило новое солнце. Все спуталось во вселенной, и ничто не имело смысла, ибо смысл был во всем, и не надо было слов, чтобы объяснить его, ибо в этом мире слова вообще не нужны, а нужны лишь руки и губы, глаза и слезы, тихий стон и громкий вскрик, небо, отразившееся от бездонного потолка, и потолок, превратившийся в небо без конца...
Они погибли и возродились одновременно, сжав друг друга измученными руками, оплетя друг друга из последних сил, поделив дыхание на двоих. А потом лежали, тихо лежали в первозданной тишине, и бесконечная ночь накатывала на них волны своего прибоя, баюкала разгоряченные тела, даря покой и полное, абсолютное растворение друг в друге и в темноте.
Сара лежала, чувствуя, как семя Марка теплой волной омывает ее лоно. Интересно, что он скажет, если она забеременеет?
Ребенок Марка. Ее ребенок. Ребенок...
– Миссис Сара! Миссис Сара! Пожалуйста, идите скорее сюда. Мистер Бен... ему очень плохо!
Ночь обрушилась сверкающим занавесом в никуда. Возвращение из рая было сродни выходу из невесомости – звон в ушах, тяжесть во всем теле и страх...
13
Марк стоял у постели своего отца. Госпиталь в Хьюстоне – не то место, где он хотел бы видеть папу. Лучше бы в жизни папы вообще не было госпиталя. Никакого.
Бену недавно стало лучше. Трубки от капельниц все еще змеились по телу старика, и аппарат искусственного дыхания мерно пыхтел в углу палаты, но доктора заверили Марка Рэндалла, что состояние его отца стабильно. Настолько, насколько это вообще возможно, учитывая, что его отец болен раком на предпоследней стадии.
Марк в отчаянии стиснул кулаки. Старый волк остался верен себе. Никто из семьи не знал, что еще в Эдинбурге врачи отказались делать операцию. Метастазы были уже везде...
Он потому и уехал в Европу, прекрасно понимая, что дома, в Штатах, родные все узнают от врачей. А Бену Рэндаллу было очень важно дожить до свадьбы своего младшего сына относительно здоровым человеком, а не жалкой развалиной, которую возят в колясочке и жалеют наперебой.
Марк чувствовал, как на глазах закипают слезы. Молодой дурак, он с охотой поверил в слова отца, единожды навестил его в госпитале и улетел, а потом открыл настоящую охоту на Сару...
Как глупы они все были, как привычно доверились силе духа Бена Рэндалла! И он, Марк, словно глупый мальчишка, пытался сражаться с ним на равных, изводя намеками на молодую – слишком молодую – любовницу.
Сара не зря приехала с ним. Старый шулер все точно просчитал. Его дети, словно кумушки на базаре, вцепились в молодую, красивую спутницу отца, забыв о нем самом. Будь Бен в одиночестве, они бы заметили, как тают его силы, с каким трудом он добирается до собственной комнаты... Глупые дети свалили все на молодую любовницу и принялись дружно ее ненавидеть. Они поверили в то, во что он заставил их поверить.
Папа. Нефтяной король Техаса. Шулер и авантюрист, смельчак и рубаха-парень, человек, которому даже старый вождь Черный Кондор доверил самое дорогое в своей жизни – красавицу-дочь, Нокоми, Вечернюю Звезду народа сиу.
Папа...
Слезы текли по щекам, и Марк торопливо отошел к окну. Недавно прошел дождь, и трава на аккуратно подстриженных газонах зеленела, словно изумрудная. По небу торопливо убегали сероватые облака, уступая место солнцу. Скоро опять будет невыносимо жарко. Каменный Хьюстон раскалится, и свежий аромат только что подстриженных газонов не сможет заглушить тяжелый запах горячего асфальта и паров бензина...
Когда они с отцом смогут вернуться на ранчо? Марк судорожно вздохнул. Ему надо поговорить с Сарой, немедленно, срочно, это очень важно. Пусть это будет больно, но они должны поговорить...
Прошло целых три дня и три ночи с тех пор, как вертолет переправил Бена и Марка Рэндаллов в Хьюстон. В ту ночь Марк действовал решительно и быстро, потому что Бен, его отец, сильный, насмешливый человек, страшно хрипел, беспомощно разевая посиневшие губы, а в глазах дрожали слезы...
Он все равно оставался самым сильным, его папа, он был в сознании до самой больницы, он даже пытался протестовать против отлета в Хьюстон, но тут уж Марк был непреклонен. Он просто взял отца на руки и отнес его в вертолет. Только в больнице старый Бен позволил себе отключиться, успев пожать Марку руку своими похолодевшими пальцами. Он же не мог уйти, не попрощавшись. А такая возможность была, врачи сказали, что, если бы не вертолет, Бен не дожил бы до Хьюстона.