Чужая жизнь. Дилогия
Шрифт:
За прошедшую ночь многое из вчерашнего представало уже в совершенно ином свете. Его вчерашнее поведение казалось безрассудным мальчишеством, недостойным бывшего космического пилота. Теперь-то, парень понимал, что выказывать неуважение патриарху боярского рода, членом которого он стал, было не просто глупо, а смерти подобно. Хотя что теперь толку мусолить это? Сделанного не исправить. Придется теперь все время держать ухо востро, чтобы не проспать ответный ход новых недоброжелателей.
— Да-уж, жизнь удалась. За пару дней наворотил такого, что за год не разгрести, — невесело бормотал Алексей, поднимаясь с постели. — План теперь придется явно корректировать. Плохо… А кто говорил, что будет легко? Ты же штурмовик, братишка. Прорвешься.
План, который в последнее время занимал его мысли, имел пока только громкое название «План» и кое-какие наметки. По сути, ничего конкретного пока не было. Слишком мало в его распоряжении было информации о себе нынешнем и внешнем мире, что нужно было, засучив рукава, копать и копать. Пока же Алексей ясно понимал, что о возвращении в свой мир даже думать рано и, по-всей видимости, пока глупо. Нужно было приготовиться к долгой (кто знает сколько это все продлиться?) игре, пока проясниться хоть что-нибудь и он нападет на след.
— А пока будем вынюхивать про все, что только можно. Еще бы не грех форму подтянуть, — он шустро влазил в спортивный костюм, вновь с сожалением отмечая свое худосочное тело. — С таким доходягой каши не сваришь, как говаривал наш инструктор.
Через минуту парень уже был у двери. Дальше ему нужно было пройтись по коридору и спуститься по лестнице к спортивному залу. Только у поворота к гостиной он невольно замедлил шаг, услышав знакомые ему голоса. Разговаривали горничная и мама. И, судя по всему, разговор шел о нем.
— … Ты Лизонька не беспокойся. Я сильная. Ничего мне не будет. Все там перегорело, ничего не осталось, — устало говорила Бельская, сидевшая спиной к проходу в коридор. — За Алексея только беспокоюсь. Как бы с ним чего не случилось. Он ведь с отцом близок был. Они очень много времени вместе проводили. Миша рассказывал, как водил его в свою домашнюю лабораторию и учил работать с амулетами. Говорил, что тот был в полнейшем восторге. Уверяя, что, как и отец, станет заниматься артефакторикой, — в ее руках оказался кружевной платок, которым она немедленно промакнула кончики глаз. — Что теперь будет с Алексеем, представить даже не могу. Не дай Бог, он станет себя винить за все случившееся…
Сидевшая рядом Лизавета сделал любопытную мордочку. Ей до ужаса хотелось узнать, за что же должен винить себя молодой господин. Однако спросить о то, конечно, же не решалась. Такой бестактностью и излишним любопытством можно было с легкостью прогневать госпожу.
— Он ведь ребенок совсем, — правда, убитая горем женщина и не думала молчать, чувствуя в себе потребность выговориться. — Ведь все с этого несчастного случая началось. Миша потом рассказал, как там все было. По камерам проследил… Оказалось, Алексей стал свидетелем ссоры двух боярычей и решил посмотреть, как у них дуэль пройдет. Понимаешь теперь Лизонька? После этой распроклятой дуэли все и пошло, как снежный ком. Одно за другим, одно за другим. Сначала муж решил пойти под защиту боярского рода Вяземских, потом они выставили за это условие. Ведь из-за этого Миша и стал пропадать в их лаборатории. Говорил, что там защита лучше… Вот так Лизонька, вот так-то.
Та в нетерпении ерзала по мягкому сидению кресла. Глаза блестели, тело чуть подалось вперед, к госпоже. Ей тоже нетерпелось кое-чем поделиться.
— Я ведь что сказать хотела про молодого господина, — нерешительно начала и тут же замолчала Лизавета, не зная, как воспримут ее слова.
С удивлением посмотрев на свою горничную, Бельская разрешающе кивнула. Конечно, же ей было важно и интересно знать все, что касалось ее сына.
— Ой, госпожа, он весь совсем изменился после того случая. Теперь сам на себя не похож, — быстро тараторила Лизавета, словно боясь, что ее остановят или того больше, отругают. — Как будто молодого господина подменили. Совсем другим человеком стал.
Признаться, у Алексея, застывшего у проема, в этот момент спина вспотела. Больно уж многообещающе и, что хуже, угрожающе прозвучала фраза про другого человека. Ведь могло случиться что угодно? Кто знает какие здесь еще есть технологии или спецслужбы? Вдруг он, Алексей не один такой вселенец и в этом мире борются с такими?
Парень напрягся, ожидая следующую фразу горничной. Хотя в уме уже пытался прокручивать варианты бегства в случае опасности.
— Говори, говори, Лизонька. Не бойся, — в нетерпении поторопила ее Бельская, так сильно сжав носовой платок, что ее пальцы побелели. — Что с моим мальчиком еще такое? Неужели то несчастью сказалось на его психике? Он ведь там мог умереть и, наверное, очень сильно испугался этого. Тогда нужно срочно сообщить доктору…, - лицо женщины пошло от волнения красными пятнами; дрожащей рукой она потянулась за телефоном.
— Что вы, госпожа? Что вы говорите такое?! — Лизавета, видно, и сама испугалась того, какое направление принял разговор. — Все у него хорошо с головой. Вчера он даже учебники со школы попросил. Сказал, что хотел позаниматься. Особенно историей почему-то интересовался.
Уже вскочившая было Бельская снова присела в кресло. Телефон занял свое привычное место на небольшом изящном столике с витыми ножками.
— Я ведь про другое хотел рассказать…, - горничная опять чуть наклонилась вперед, словно хотела рассказать госпоже что-то очень тайное и интимное. — Молодой господин просто немного другим стал. По жестче, кажется. У него, вроде, даже взгляд изменился. Такой решительный стал. Взглянет и дрожь по телу идет…
Бельская на это махнула рукой, словно речь шла о чему-то незначительном.
— Что ты милочка. Это все от переживаний. У него же погиб отец. Мой мальчик просто взрослеет, — она вновь промакнул глаза платком. — Жизнь заставила его стать другим, забыть свои детские игры и шалости. Теперь все изменилось… не только для него, но и для нас всех.
Однако Лизавета никак не унималась. Видимо задело то, что от ее слов так легко отмахнулись. Решительно сжав губы и превратив их в две тонкие черточки, она продолжила:
— Еще ведь какой-то гимнастикой занялся. Никогда такой не видела. Руками и ногами машет и что-то бормочет все время про себя. После же идет в старый зал, что давно-давно господин сделал для себя, и так бьет по гимнастическому мешку, — она сделала паузу, выжидательно посмотрев на Бельскую; та продолжала ее слушать, ни мимикой ни жестом не высказав свое отношение к этому. — Когда же бить по мешку начинает, у него такое зверское лицо становиться, что сердце в пятку уходит. Я, как первый раз увидела такое, сильно-сильно испугалась. Гляжу, а он колотит и колотит, колотит и колотит, колотит и колотит. Меня увидел и что-то недовольное буркнул. Я же на его руки смотрю. В крови они, госпожа. Он разбил их так…