Шрифт:
Здесь не было ни одуряющего весеннего ветра, ни летнего зноя, ни зимних метелей. Здесь вечно шел дождь. Неторопливый, нудный и безнадежный. Он шуршал в камышовых крышах хижин, стучал в слюдяные оконца, путался в ресницах, стекал с волос на шею и нахально лез под платье. Он был воистину невыносим.
Жизнь Тиа в этом мире была такой же невыносимой. Такой же нудной, неторопливой и безнадежной. Ад бездеятельности, расплата за строптивость… одиночество и забвение, до одури горькие после блистательно яркой жизни придворной
В Королевстве зимой шел снег. Снег лежал на крышах и на еловых лапах, снег искрился на солнце, снег дарил хруст под ногами и сонную зимнюю тишину. Тиа тосковала по снегу. Она привыкла обходиться без солнца; что уж говорить, она и дома нечасто выходила под яркое полуденное небо: работа ведьмы предполагает ночной график. Но снега ей не хватало отчаянно.
Вот и сегодня ей снился снег…
— Госпожа Защитница, — пропел писклявый голосок из-за двери, — твоя трапеза.
— Слышу, — хрипло откликнулась Тиа.
Защитница… да, маги из Королевской Гильдии Бдящих поступили с Тиа очень даже изощренно! Замкнуть всю ее силу на Жетон Охранения и привязать к деревушке местных… на ее памяти так обработали перед отправкой в Ссыльный мир только Синкта. Но Синкт поддержал бунт, Синкт хотел свергнуть короля, а она… она всего лишь…
Тиа сердито откинула одеяло, злобным усилием воли сдернула себя с кровати и быстро натянула платье. Платье высохло за ночь, но все равно пахло дождем.
— Будь все проклято, — простонала Тиа. — О, будь все проклято!
— Тебе что-нибудь нужно, Госпожа Защитница? — пропищали из-за двери.
— Да, — огрызнулась Тиа, — перестать видеть сны.
— Этого никто из нас не может, — вздохнул ее собеседник.
— Ну и проваливай, — взвизгнула Тиа.
— Тебе достаточно приказать, — в писклявом голоске промелькнуло мимолетное сочувствие. — Все, что в наших силах, Госпожа Защитница.
Приказать… Тиа сжала гребень до боли в пальцах. К чему этот обман? Она не может приказывать местным. Местные просто потакают ей. Рады, что у них появился Защитник, что на деревню не нападают ни разбойники, ни хищники, что даже змеи, слизни, мокрицы и ядовитые жабы обходят стороной поля! За такое, наверное, они согласились бы и на большее, чем кормить Тиа, убирать ее дом и потакать ее дурному характеру.
Тиа тщательно расчесала волосы, умылась теплой водой из тазика, — да, кстати, ей еще и воду греют! — и вышла в комнату. Завтрак стоял на столе.
Каша с мясом и овощами чудесно пахла и замечательно согревала. И еще — она была бесподобно вкусной. Каждое утро Тиа удивлялась, почему дома никто не додумался до такого простого рецепта. Всю жизнь… то есть, конечно, всю прежнюю жизнь, — Тиа ела кашу, мясо и овощи по отдельности. Причем каша зачастую была пересоленной, мясо — пережаренным, а овощи… их, честно говоря, просто невозможно было взять в рот!
Тиа усмехнулась. Что ж, не сходилась она вкусами
Да, вот уж действительно — несусветную…
И горячий пряный табж, которым здесь запивают еду, намного вкуснее вина, хоть и варится на проклятой дождевой воде и ничуть не пьянит. А уж сладкая мална точно заслуживает того, чтобы подаваться на королевских пирах.
Но на королевских пирах едят совсем другие блюда. Потому что дверь в Ссыльный мир открывается только в одну сторону.
Тиа ела медленно, смакуя каждый кусочек. Она наслаждалась местной едой. И при этом была сама себе противна. Именно потому, что среди беспросветности изгнания могла отдаваться целиком простым желудочным радостям. Это было неправильно. Недостойно. В конце концов, просто стыдно!
Но, с другой стороны, имеет она право хоть на одну радость? Хоть на один просвет?
— Спасибо, — сказала Тиа, азартно слизав с ложки остатки малны. — Это было великолепно! Как всегда.
— Мы рады, что тебе нравится, Госпожа Защитница, — отозвались из-за двери. Интересно, кто сегодня? Все они на один голос… и на одно лицо. — Хотя лично я каждый раз этому удивляюсь.
Тиа засмеялась:
— Сегодня ты, Луилла?
— Я, — из-за двери послышался ответный смешок. — Ты запомнила, что я говорила в прошлый раз? Что ты просто привыкла к другой еде?
— Это вы все привыкли к здешней еде, — возразила Тиа. — Вот она и не кажется вам чем-то особенным. Зайди, Луилла. Прости, что нагрубила тебе. Я не хотела, честно.
— Я знаю. — Дверь скрипнула, и в комнату вошла Луилла. Такая же маленькая, тоненькая, бледная, как все местные. С такими же блекло-серыми волосами, похожими на мокрую спутанную паутину. Так же одетая в серое и бурое. И с совершенно особенным, завораживающим Тиа мягким ехидством в писклявом голосе.
— Присядь, Луилла, посиди со мной. Мне очень жаль, что я опять сорвалась.
Луилла подошла к столу. Залезла с ногами на высокую табуретку, так, чтобы глаза оказались вровень с глазами Тиа. Покачала лохматой головкой.
— Ты всегда утром злая, а после завтрака извиняешься. Что, эти твои сны — они такие ужасные?
— Они прекрасные, Луилла, — прошептала Тиа. — Самое лучшее, что было у меня в жизни. Но, знаешь… после них очень горько просыпаться. Знаешь… лучше не надо об этом больше, Луилла. А то я заплачу. А здесь и без моих слез достаточно сырости.
— Хорошо, не надо, — кивнула Луилла. — Хотя мы здесь привыкли к сырости.
— Мне иногда кажется, что и я уже привыкла, — вздохнула Тиа. — Давно я здесь, Луилла?