Чужие маски
Шрифт:
Поэтому в цеху трактирщиков были ежегодные взносы — раз в году, на праздник середины зимы. Оплачиваешь — и год живешь спокойно, хотя взносы были достаточно велики, и могли достигать до нескольких золотых с трактира.
Были уговоры, касающиеся спиртного — не торговать безакцизным спиртным. Существовал договор с королевскими винокурнями, вот, на них и покупали вино. А если кто-то брался торговать чем-то контрабандным — исключительно на свой страх и риск...
Могли и оштрафовать, и выгнать
Нельзя было ставить цены ниже установленных. Выше — пожалуйста, а вот демпинговать цены не стоило.
Нельзя было нанимать слуг, переманивая людей из других гильдий и цехов.
Нельзя было нанимать вышибал, минуя цех...
Нельзя покупать продукты, минуя цех. Есть свои договоры, свои правила, также свои установленные цены на продукты... да, и у рыбаков тоже договор с трактирщиками. У них можно брать рыбу, но не у всех артелей.Свои законы, свои ограничения, свои правила...
Лиля внимательно слушала.
Выходило не слишком радужно, но терпимо.
По деньгам...
Вот тут была проблема.
Лиля уже прикинула, что ее имущества хватит на что- то одно.
Либо заплатить взнос в цех, и тогда на прожитье им останутся медные монетки. Либо — привести в порядок трактир и попробовать нечто принципиально новое.
Тогда на взнос в цех не остается, но если они не заработают, им и так и этак деваться будет некуда.
Лилиан склонялась к тому, чтобы рискнуть. И хотела для начала заручиться поддержкой мужчины, сидящего напротив.
— Дядюшка Патни, я благодарна вам за совет и помощь.
— Не стоит благодарности.
Мужчина напоминал ей медведя. Был такой у них в гарнизоне, полковник Кравчук. Здоровущий, громадню- щий — и не жирный, нет. Та же мягкая мощь, что и у трактирщика.
— Могу ли я рассчитывать на ваши добрые советы и впредь?
Дядюшка Патни медленно кивнул.
— Да, пожалуй. Если найдете, что предложить взамен. И взгляд трактирщика остановился на груди Лилиан.
Женщина даже не поежилась. Вместо этого она глубоко вздохнула, заставив платье пойти волнами. А что?
Мужчинам можно, а ей запрещается пользоваться тем, что дала природа? Пусть смотрят на грудь и не думают о том, что у женщины на уме. Раз уж так сложилось, и ей есть, что показать.
388
к— Разумеется, — мурлыкнула графиня Иртон. — Вы мне не выделите слугу, для помощи? Хочу перенести свои вещи на новое место жительства.
— Конечно.
Трактирщик и свое любопытство удовлетворял. Но Лиля и не собиралась скрывать, где будет жить.
Скоро, очень скоро о таверне «Рыжий ежик» заговорят по всему городу. Лиля была в этом уверена.
# *
Когда Марион утром открыла глаза, она даже себе не поверила.
Солнце светило, заглядывало в окно, ласково касалось лучиками щек. И ее — и Фионы.
Дочка спала у нее на груди, пригревшись, словно котенок..
Как давно они так не спали!
Со дня смерти мужа...
Марион помнила свое отчаяние, когда ушла дочь.
Помнила черное горе, когда уходил муж — он, такой сильный, такой надежный, сдался перед злой хворью, и она была бессильна ему помочь.
Собой бы заслонить — да только это не тот враг, от которого есть заслон.
Закричать?
Но и кричать бесполезно...
А что было потом?
Марион осознавала происходящее умом, а вот в памяти ничего не откладывалось
Серые дни, черные ночи...
Труд, труд, труд, отчаяние, горе, безнадежность, глаза детей, и снова — работа.
Для них, все для них...Болезнь сына и горе от осознания своей беспомощности — неужели она потеряет еще частичку своей жизни, своего сердца?
И снова чернота...
Марион знала, что с утра она просыпалась, она занималась птицей, она занималась двором, хозяйством, она убирала, готовила, она...
Это — действительно было?
Да.
А память не удерживала происходящее.
Словно и не с ней, с кем-то другим оно случилось, словно это была совсем посторонняя женщина...
Так странно...
Так страшно...
И ее отчаяние вчера. И страх за дочку.
И...
И вспышка света.
Зеленые глаза женщины, которая оказалась рядом, и ее уверенный голос, когда она в чем-то убеждала стражника, и странные, чудные сказки, рассказанные сыну, который впервые за столько времени спокойно уснул...
Это — было?
Марион потянула носом.
Откуда-то удивительно вкусно пахло. И женщина тихонько, чтобы не разбудить, переложила дочь на подушку. Та зарылась носиком в ткань, но не проснулась. Только муркнула, словно котенок и попробовала заползти глубже под одеяло.
Марион прикрыла ей плечики, погладила по волосам...
Дочка тоже выросла за этот страшный год.
Пусть поспит.
Так всегда бывает, дети приходят спать с родителями, вдыхают их запах, греются их любовью — и знают, что все будет хорошо. Рядом есть кто-то настоящий, большой,
сильный, кто-то, кто защитит, справится, укроет от любых невзгод...
Она была плохой стеной своим детям.
Но — разве она могла сделать лучше?
На кухне кипела работа.
Вчерашняя женщина с зелеными глазами повернулась к Марион, когда та зашла внутрь.
— А, доброе утро.
Д-доброе...
Вторая женщина, которая раскатывала на столешнице тонкий-тонкий пласт теста — пироги делать? — тоже улыбнулась.
— Выспались, госпожа?
— Меня Марион зовут, — решила познакомиться женщина.