Чужие сны

Сойфер Дарья

– Нет, они меня тут тоже заперли. – Лия осторожно, без резких движений, продолжала пятиться к двери.

За пару месяцев нетрудно было раскусить врачей с их приемами и научиться применять на практике полученные знания. С бредом спорить не стоит, лучше подыграть. Тогда пациент раскроется и перестанет воспринимать тебя как врага. И агрессии меньше, а именно это сейчас Лию волновало больше всего.

– И твою подушку тоже набили мертвыми воронятами? – Недоверие новенькой сменилось заговорщическим азартом.

– А мою? – Блаженная шизофреничка с первой койки тоже проснулась и с любопытством потыкала в собственную наволочку.

– Всем! – разошлась новенькая. – Всем набили. Вот! – И принялась

вдохновенно драть подушку, разбрасывая перья.

– Ой, надо же, – заулыбалась блаженная. – И у меня. А почему перья белые?

– Они их красят. – Новенькая так возбудилась, что даже привстала на коленях. – Чтобы никто не догадался. Если поджечь – краска слезет, и они будут черные.

Диалог явно заладился, и Лия, воспользовавшись этим, метнулась в коридор, на пост. Зажигалок в палате не водилось, но ждать, пока команда мечты найдет способ высечь искру, не хотелось… А как было тихо в выходные! Блаженная бродила по коридору и исцеляла верующих, вторая шурочка [2] писала диссертацию о роли падших ангелов в грядущей третьей мировой войне. Женщина в возрасте, тихая и интеллигентная, общалась с врачами покровительственно и считала, что находится здесь, чтобы контролировать их деятельность. И вот подселили эту, с воронятами… Ладно уж. До обхода потерпеть, а там напичкают релашками. Если особо отличится, то и аминазином. Бедолага.

2

Больная шизофренией (сленг).

– Татьян Иванна! – Лия подлетела к сестринской, где спала постовая медсестра: пост в такую рань пустовал. Видно, спокойная выдалась ночь.

– Оу! – Жилистая, широкоплечая Татьяна Ивановна дернулась с кушетки и моментально сбросила шерстяное одеяло вместе с остатками сна.

– Там новенькая…

– Коломийцева? С параноидом?

– Да, она шумит, подушку рвет. Воронята там у нее…

– Ладно, причешем [3] . Тут пока посиди.

Снискать благоволение Татьян Иванны удавалось единицам, и Лия была в их числе. Во-первых, за ней не приходилось убирать, во-вторых, хрупкое маленькое тельце бывшей балерины вкупе с глазами олененка располагало к себе почти всех обитателей больницы, даже сотрудников. За исключением особо зацикленных параноиков. Но им в принципе не угодить.

3

Причесать – вколоть успокоительное (сленг).

– Танечка, Бутраковой из шестнадцатой поставьте три кубика… – В дверях сестринской показалась взлохмаченная седая голова доктора Фомина. – Лия?

– Здрасьте, Владимир Степанович. – Она пожала плечами. – Тут только я.

– Что так? Опять не спалось? – Он поправил очки, и стекла блеснули, отразив окна.

– Да там Коломийцева… Татьяна Ивановна ищет вас, наверное…

– Ладушки…

Он уже развернулся, но Лия окликнула его в последний момент:

– Владимир Степанович, а можно к вам… ну, на прием?

– Срочно?

– Да так, обсудить хотела… но если вы с ночного…

– Да ничего, все равно ты мне нужна была. – Он кашлянул, разгладил пальцами встопорщенную щетку усов. – Сегодня бабушка твоя приедет – спустишься после обхода. Час вам даю, у меня все равно пациент, а потом поднимайся.

– Бабушка? Но она же… В смысле мы не договаривались, и потом…

– Лий, – он укоризненно улыбнулся и погрозил пальцем, – встретишься. Другие бы

вон за встречу что угодно отдали.

– Но я не…

– Вот и ладушки. – Фомин исчез так же быстро, как и появился, оставив Лию одну наедине с этой новостью.

Выходить из отделения разрешали не каждому, но это был тот случай, когда поблажка не радовала. Да, другие местные обитатели скучали по родным. Если их, конечно, помнили. Наверху, на четвертом этаже, бродили, шаркая ногами, бабки-нарушки [4] . Нечесаные, с потерянным взглядом, в бесформенных рубищах в ромашку. Дина, суицидница со стажем, которую выписали в прошлом месяце, называла их зомбяками. Они то вспоминали внуков, потом забывали снова, то вдруг принимали других за каких-то родственников. Может, если бы бабушка Лии вот так жила в трогательном ожидании теплоты, встреча с ней имела бы какой-то смысл.

4

Пожилые пациентки с нарушением мозгового кровообращения (сленг).

Но нет. Валентина Михайловна руководствовалась единственным правилом: «люди скажут». Надо одеваться вот так, а то люди скажут. Не надо слушать музыку, а то люди скажут. Надо поступать в институт, а то люди скажут. Нельзя в психушку, а то люди скажут. Кто эти люди и почему они должны что-то говорить, Лия не знала. А потому предпочла просторную палату, пусть и с соседями, душевные беседы с доктором Фоминым и место, в котором никто ничего не скажет, а понятие нормы размыто. Не мешаешь другим? Молодец. Мешаешь? Скушай, деточка, нейролептик. За папу, за маму, за дедушку Толю из третьего отделения, который иначе запросто придет ночью и укусит за бочок. И нет, совершенно не фигурально. Зубами.

Лия выглянула в коридор: отделение еще не проснулось, только слышалось подвывание Коломийцевой. Поймали, стало быть, и через пятнадцать минут жизнь вернется в привычное русло.

На посту никого не было. Лия подошла к столу, воровато огляделась. Пробежалась пальцами по корешкам историй: Самохина, Сидорова… Вот. Спивак. Не хотелось, конечно, терять доверия Татьяны Ивановны и Фомина, бабушку подставлять… Просили же ее внятно и по-человечески: не надо приезжать. В смысле вот совсем не надо. Но нет, недели даже не прошло. Так что сама виновата. Ну, прокатится впустую, может, потом уже не захочет.

Нет? Никто не идет? Отлично. Пролистала свою историю, вытащила маленькое, подписанное корявым, убористым почерком Фомина разрешение на выход – и спрятала под мышку. После Татьяны Ивановны на пост заступит рыжая и злая Заварзина, или коротко по-местному Заза. А она дотошная. Без разрешения не выпустит. А Лия что? А Лия просто cделает грустные глаза.

Завтрак прошел быстро, потому что это не та церемония, которую хочется растянуть: в молчаливой компании соседок по палате склизкая овсянка кажется еще более пресной. На обходе Фомин только коротко кивнул в сторону Лии – значит, все обсуждения на приеме. И Лия с остальными дееспособными коллегами по цеху отправилась на трудовую повинность.

– Спивак, держи, пыль вытираешь в холле. – Заза всучила Лие тряпки и пульверизатор.

– А мне почему полы? – возмутилась худая и угловатая, похожая на черенок швабры тетка.

– Потому что за ней все равно перемывать, – отрезала Заза. – Разошлись!

Лия не спеша взялась за цветы: медленно, методично вытирала каждый лист. И торопиться некуда, и интересно, что будет, когда придет бабушка. Телефон на посту зазвонил, едва Лия закончила с фикусом.

– Эй, Спивак, – окликнула ее Заза. – У тебя что, прогулка сегодня? Пришли там к тебе.