Чужие свои
Шрифт:
— А есть еще и во-вторых? — пробормотал сраженный неожиданным доводом отец.
— Во-вторых, — продолжал Лесик. — Какое может быть воздушное происшествие, если тут в воздухе больше нет никакого транспорта, а всего-навсего один флаер? А кроме того, — он заговорил чуть тише, как будто Дахгар-а мог его понять и обидеться. — Кроме того, я попросил Иска с яхты подстраховывать нас силовым полем — ты же знаешь, он меня слушается. Так что мы вообще не рисковали!
Аргументов против Валерий
— Попал! — услышав возглас сына, Седов смутился, но, встретив одобрительные взгляды горе-пилотов, махнул рукой: — Ладно, но чтобы больше так не делать!
— Он и, правда, молодец, — сказал Лесь шепотом отцу. Отважный раванский владыка вызвал у него искреннюю симпатию.
— У тебя достойный сын, — также уважительно сказал андхар. Дахгар-а, похоже, был совершенно счастлив. Лесик сумел завоевать его дружбу. Однако царь не забывал и о деле: — Ты, наверное, хочешь войти в Храм и поклониться аррьяу-ахья, чтобы подтвердить наш договор, о котором так много говорили чужие люди?
— Конечно, я хочу войти в святилище и увидеть чашу, — подтвердил Седов. — Но для начала у меня есть к тебе несколько вопросов.
— Зайдем внутрь, спросишь там, — согласился молодой царь.
Внутреннее помещение Храма показалось Валерию непривычно пустынным. Кроме них, в будний день там не было ни одного паломника, никого из верующих. Возле алтаря не видно было даже верховного жреца, только на полу копошились, оттирая грязь, двое служителей. Лесик, из любопытства на минуту заглянувший внутрь, сразу же вернулся назад разглядывать покорившие его роскошные джунгли и завязал дружеский разговор с одним из охранников, которого, разумеется, интересовал флаер.
Посетители приблизились к алтарю, и Валерий внимательно вгляделся в тупые обрюзгшие лица рабов. Дельг не ошибся — в одном из них Седов с удивлением и ужасом опознал Панфилова. Но в каком он был виде! Больше всего смущали вовсе не выбритая налысо голова и пестрая набедренная повязка, а полное отсутствие мысли в глазах бывшего земного посла.
— Что его таким сделало? Почему он такой? — Валерий задал вопросы вслух и получил ответ удивленного Дахгар-а:
— Это жалкий раб, который не стоит твоего внимания, Великий.
— И почему же он такой жалкий? — Седов настойчиво пытался разобраться не потому, что испытывал особый интерес к судьбе предателя. Но ему еще предстояло сдать перступника Богомолову, а тот наверняка потребует исчерпывающих объяснений.
— Этот человек объявил себя богом, взошел на алтарь и воззвал к аррьяу — ахья, — со скукой в голосе, как самую очевидную вещь, объяснил владыка. — А поскольку он был обманщиком, Равана отняла у него разум. Понятно?
— Нет, — честно признался Валерий. — Попытайся еще раз, с самого начала.
Андхар честно попытался:
— Ну, вот я — царь, владыка, и я имею право брать чашу из огня и возвращать в огонь, и не обжигаюсь, как простые селяне, но не могу вступать на алтарь, как жрец. Я могу обращаться с просьбами к богам, иногда они отвечают, но не всегда. Обычно Равана меня слышит. А вот ты — бог, и ты можешь всё, — он говорил без намеков и насмешки, с полной уверенностью в справедливости своих слов. — И если ты взойдешь на алтарь и обратишься к аррьяу-ахья, Равана примет тебя и выполнит все твои желания, понимаешь?
— Вполне, — кивнул Валерий. Кое-что и впрямь стало ясно. Что-то в этом роде ему говорили альтаирцы. На Раване, сказал Брангир, находится не энегатор, а слабенький жизнестимулятор. Слабенький для Предтеч и альтаирцев, разумеется. Но, тем не менее, и им можно управлять, только если он на тебя настроен. Значит, артефакт по-разному настраивается на определенных людей. — И дальше?
— И всё, — с упреком сказал Дахгар-а. — А если царем или богом объявит себя тот, кто им на деле не является, Равана его накажет. Обычно чаша отнимает разум, но иногда и просто убивает.
Верно, Квант так и говорил перед настройкой: синхронизация обязательно нужна для взаимодействия, чтобы не погибнуть и не лишиться разума.
— Вот этот жалкий раб захотел обмануть аррьяу-ахья, и был наказан, — закончил владыка. — У тебя еще есть вопросы? Если нет, то я хотел бы еще немного полетать с твоим сыном. А ты можешь остаться в Храме. Никто тебе не помешает.
— Так и поступим, — Седов не стал оспаривать право царя на полеты, теперь уже отлично понимая подтекст приглашения к алтарю. Ему только что недвусмысленно предложили пройти своеобразный раванский тест на божественность.
Валерий не спешил. Сначала он попытался поговорить с жалким обломком человека, в которого превратился некогда самоуверенный и высокомерный Аполлон Панфилов. Все оказалось бесполезным. Ничего не дали попытки поговорить с бывшим послом по-русски, показать картинки и фотографии знакомых с комма, докричаться до несчастного в эмофоне и в мыслеречи. В эмофоне Панфилова был животный страх, в мыслефоне — пустота. Раб только смотрел сквозь собеседника, испуганно моргая безмысленными глазами, и упрямо тёр тряпкой совершенно чистый пол.