Чужие уроки — 2009
Шрифт:
В следующие пять лет Арно уволил восемь тысяч рабочих и распотрошил Boussac на мелкие кусочки, распродав за 500 миллионов долларов все производственные мощности и оставив себе лишь жемчужину Christian Dior и универмаги Le Bon Marche. Профсоюзы прокляли Арно навеки, а правительство долго судилось, выцыганивая себе хоть крохи наживы за услуги. Арно отписал правительству 60 миллионов за старания, а сам приступил к атаке на французский бизнес предметов роскоши.
Наступление великий француз повел с правильного фланга. Внимание Арно привлекла схизма, раздирающая мезальянс несовместимых семейных кланов: виноделов из рода Moёt и коньячных мастеров Hennessy — с одной стороны, и наследников чемоданного элитного дома Louis Vuitton — с другой. В 1987 году
НА ЛИКВИДАЦИЮ ОТЕЧЕСКОЙ ФИРМЫ У АРНО-МЛАДШЕГО УШЛО РОВНО ПЯТЬ ЛЕТ. В 1976 ГОДУ ОН ОТДАЛ FERRET-SAVINEL ЗА 40 МЛН ФРАНКОВ В ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНЫЕ РУКИ — СЕМЬЕ РОТШИЛЬДОВ
В какой-то момент виноделам захотелось еще сильнее размыть бизнес, поэтому они пригласили в общую упряжь и своего главного дистрибьютора — легендарный Guinness, отписав ему 20% акций новообразованного холдинга LVMH.
Клан кожевников-чемоданщиков возглавлял 75-летний сталевар Анри Ракамье (в доисторические времена он удачно женился на наследнице рода Вюиттонов), и ему очень не понравилась идея новых родственников по части «Гиннеса». Ракамье начал искать собственного партнера на стороне, коим стал Бернар Арно (их пути пересеклись чуть ранее — на ниве приватизации Boussac).
Старый Ракамье отписал Арно такой же 20%-ный кусок бизнеса LVMH в обмен на солидное инвестирование. Параллельно с переговорами с Louis Vuitton не по годам смышленый Арно при посредничестве инвестиционного дома Lazard Freres (без которого, надо полагать, впредь не предпринималось ни одного телодвижения) заключил кулуарную сделку и с кланом Moёt et Hennessy. В результате этой сделки возникло совместное предприятие Арно с «Гиннесом», которому отошло 37% холдинга LVMH.
26 сентября 1988 года Анри Ракамье, пребывавший в приподнятом настроении, торжественно открыл собрание членов правления LVMH пламенной здравицей в честь представителей благородных фамилий, а затем выдвинул на должность председателя совместного бизнеса наследника рода Вюиттонов — Анри-Луи. В этот момент Бернару Арно, по предварительно оговоренному с Ракамье плану, полагалось скромно поднять руку и проголосовать «за».
Вместо этого Бернар Арно, как и полагается ласковому теленку, выложил на стол всю кипу высосанных из обеих маток акций, которые в сумме обеспечивали ему контрольный пакет. Кончилось тем, что старый Ракамье получил жирную фигу (разумеется, фигурально!), а председателем правления LVMH назначили папу Бернара — Жана Арно.
Остаток жизни после чудовищного конфуза Анри Ракамье провел в яростной судебной борьбе с Бернаром Арно. История уникального по безнравственности поглощения LVMH несколько лет не сходила со страниц национальной прессы. Даже президент Миттеран как-то помянул «аферу с LVMH» в одном из своих телевизионных обращений. Суд по достоинству оценил находчивость подрастающего поколения французских бизнесменов и в своем окончательном вердикте… пожурил банк братьев Лазаров за нарушение таких-то технических процедур при передаче акций Бернару Арно. Самого же бизнесмена оправдали по всем статьям.
Со своей стороны Бернар Арно сначала обвинил Ракамье в подделке документации по продажам LVMH в Азии (суд отверг обвинения), затем нанял агентов Kroll Associates нарыть компромат из личной жизни своего вчерашнего благодетеля. А под конец задействовал против семейства Вюиттонов самый разрушительный по силе инструмент возмездия: инициировал в прессе обвинения в том, что, якобы, в годы войны мерзкие чемоданщики уволили со своих предприятий в угоду оккупантам всех рабочих-евреев. Параллельно в газеты просочилось факсимиле письма, которое злой антисемит
Ракамье подал встречный иск, и суд подделки дезавуировал. Однако, как в том анекдоте про семейное серебро, «негативный осадок» остался, и за кланом Вюиттонов надолго закрепилась репутация персон нон грата.
При столь благоприятном общественном мнении формальное изгнание всех представителей семейства Вюиттонов из компании LVMH стало для Бернара Арно вопросом техники.
Дальнейшие события в холдинге LVMH — с начала 90-х и поныне — развивались по плоскому сценарию. Нескончаемую финансовую подпитку со стороны (надо полагать — благодетелей, а по совместительству — реальных владельцев бизнеса) дополняла блестящая интуиция Бернара Арно по части того, что из ассортимента haute couture и предметов роскоши будет продаваться, а что — нет. Это обеспечивало массированную скупку элитных брэндов и домов мод в Старом свете, а также успешную экспансию продаж в странах Третьего мира — в первую очередь, в России, Индии и Китае. В наши дни это основные потребители «крутой» продукции LVMH.
Остается разобраться с последним моментом: откуда у пианиста-любителя взялось столь безошибочное понимание «моды» и «продаваемости» того или иного брэнда? Отвечу на него словами Марии Саксен-Кобург-Готской, некогда — королевы Румынии: «Мода существует для женщин, которым недостает вкуса, а этикет — для женщин, которым недостает воспитания». Кому как не Бернару Арно, нуворишу и самому блистательному представителю класса менеджеров Новой Этики, не знать, что будет пользоваться популярностью у его же родного сословия?!
Примечания
1 Предметы роскоши (англ.).
Право на ошибку: полвека DARPA
Опубликовано в журнале "Бизнес-журнал" №12 от 01 декабря 2009 года.
Из динамика раздался голос Левитана: «…Передаем сообщение ТАСС…». Андрей Андреевич замер посреди комнаты, сжимая на груди моментально увлажнившейся ладонью измявшуюся за ночь рубашку. «…4 октября 1957 года в шесть часов утра по московскому времени в Советском Союзе произведен, — диктор сделал секундную паузу, — запуск искусственного спутника Земли!..» В далекой студии московского радио что-то щелкнуло, на несколько мгновений эфир замолк, и, в гармонии с охватившим душу ликованием, прозвучали первые аккорды увертюры к опере «Руслан и Людмила» Михаила Ивановича Глинки.
В одной из повестей писатель Юрий Голубицкий (по совместительству — мой дядюшка) воспроизвел тревожную осеннюю ночь, проведенную героем, главным редактором провинциальной многотиражки, в ожидании спецсообщения ТАСС, под которое высочайшим распоряжением ЦК Партии до самого рассвета резервировалось место на первой полосе газеты. Главред едва не довел себя до инфаркта, тревожно перебирая один вариант мрачнее другого. Опять война? Очередное закручивание идеологических гаек? Демонтаж решений XX съезда? Кончилась ночная вигилия, как уже знает читатель, мирно — сообщением об очередной победе советского народа над силами неразумной природы.
Признаюсь, когда в студенческие годы читал впервые «Ожидание», искренне недоумевал: отчего это протагонист истории (прототипом которой послужил мой дед, главный редактор журнала «Коммунист Молдавии») столь неадекватно воспринял, казалось бы, рядовое событие: «Наконец, зазвонил телефон. — Да, да, слушаю, в курсе, — Андрей Андреевич радостно подтвердил свою осведомленность. — И тебя, Сергей Дмитриевич, поздравляю… Конечно же, здорово, что там говорить. Чертовски здорово! Все-таки мы — прорвались!..