Чужие воспоминания
Шрифт:
Шезаф был у меня четвертым - скромный послужной список непритязательной библиотекарши. Одна любовь, разумеется, первая, и вовсе была платонической. Тогда я еще жила в Медире, оканчивала школу - до сих пор благодарна родителям за то, что они не пожалели денег и дали мне образование, теперь оно стало главным источником моего заработка.
Я была вольноопределяющейся, то есть посещала не все занятия (на все у моей семьи просто не хватило бы денег, расценки за обучение высоки) и сидела отдельно от воротивших от нас нос аристократок средней руки вместе с такими же девочками, балансировавшими
Итак, моя первая любовь... Он был братом одной из моих родовитых одноклассниц, что заранее исключало возможность отношений. Но в юности больше доверяешь голосу сердца, чем разуму, и Дорэн обратил-таки внимание на скромную блондинку, одной из последних выходившей из здания школы. Когда он заговорил со мной, я чуть не потеряла дар речи от ужаса - теперь самой вспоминать смешно. Странно, как он не принял меня за недалекого "гадкого утенка"? Выглядела я в ту пору непривлекательно, особенно на фоне фигуристых одноклассниц с томным взглядом, но, видимо, было во мне что-то, что привлекло внимание Дорэна, огонек, как сказала бы мама.
Чем все закончилось? А ничем. Я благополучно окончила четвертый год обучения, на пятый меня оставлять не стали - слишком накладно, и потеряла Дорэна из виду. Плакала, конечно, переживала, твердила матери, что умру без него, а она с улыбкой возражала. И оказалась права. Она всегда была права в том, что касалось любви, да и ей ли было не знать всех хитросплетений этого чувства?
У мамы я познакомилась с моим первым мужчиной. До сих пор, произнося его имя, непроизвольно смакую каждый слог, каждую букву, прикасаясь языком к нёбу. Са-де-рер. Последний звук чуть вибрирует, отзываясь дрожью блаженства во всем теле. С ним я почувствовала себя женщиной, любимой, красивой, желанной, и перестала придирчиво выискивать в себе недостатки. В этом заслуга Садерера, этого прекрасного, как светоносные боги, ангерца. Была бы моя воля, я бы провела всю оставшуюся жизнь у порога его дома, последовала за ним на край света, в его родной загадочный Ангер, но моего любовника связывали такие обязательства, что мы оба не в силах были их разрушить. Теперь, когда страсть прошла, а его бархатный взгляд из воспоминаний вызывает лишь грустную улыбку, я понимаю, что поступила правильно.
Да, вспыхнувшее между нами чувство было сродни пожару, но оно быстро выжгло бы наши души, оставив после себя горький пепел разочарования.
Обвиняю ли я его? Нет, Садерер был со мной предельно честен и откровенен, он ничего не скрывал. В начале наших отношений он был еще свободен, в конце - связан по рукам и ногам. Садерер ведь затем и приехал в Медир, чтобы попросить благословение у богини, но встретил меня, забыл обо всем на свете, решил, что сможет пойти наперекор давним обязательствам - не смог.
Он уехал на рассвете, оставив на постели, все еще хранившей тепло его тела, тонкую изящную розу и небольшой подарок - кулон, который я ношу до сих пор. Это не просто украшение на память, Садерер никогда не был банален - ангерец подарил мне амулет.
Потом случилось то, что случилось, и я переехала в Лайонг. Устроилась на работу: сначала помощником библиотекаря, потом библиотекарем, обустроила свое новое жилище.
Где-то через год в моей жизни появился Эйт. Вроде бы у нас было все серьезно, мы даже думали пожениться, но мой бывший легко перечеркнул наши отношения. Было больно, но горькая правда всегда лучше сладкой лжи, во всяком случае для меня.
С тех пор с мужчинами у меня как-то не ладилось, а тут вдруг Шезаф...
– Тебе идет улыбка, - мы сидели на моей кухне и пили чай. Шезаф принес потрясающие пирожные, и в предвкушении удовольствия я, как ребенок, пускала слюнки.
Вместо ответа я еще раз улыбнулась.
– Как тебе не трудно жить здесь одной?
– Привыкла, - пожала плечами я.
– Ко всему в жизни привыкаешь.
Наверное, я не хотела бы до конца испробовать на вкус свой сомнительный тезис. В жизни обязательно найдутся вещи, привыкнуть к которым невозможно.
– Не страшно по ночам?
– У меня крепкий засов, а сплю я чутко. Тебе еще чаю, Шезаф?
– А тебе пирожное?
– усмехнулся он и протянул мне маленькое сладкое чудо из бисквита и крема.
Я хотела взять его, но Шезаф покачал головой:
– Только из моих рук.
Пришлось наклониться и осторожно слизать взбитые сливки.
Наслаждаясь сложившейся ситуацией, Шезаф заставил меня съесть с его ладони и всё остальное. Подтекст его действий был очевиден, но я не возражала.
– Хочешь, можешь остатки крема облизать: тут еще осталось, - подмигнул поклонник.
– Нет уж, Шезаф, я извращениями не занимаюсь!
– Какое ж тут извращенство, это всего лишь крем.
На его пальцах. Знаю, многие сочтут мое поведение глупым, да и мама сказала бы, что здесь нет ничего такого, но я не желаю уподобляться собаке.
Я демонстративно встала и отошла к очагу, якобы для того, чтобы поставить чайник на огонь.
– Одана, только не говори, что обиделась! Если тебе не нравится, я больше не стану предлагать тебе ничего подобного.
Он обнял меня, отвел короткую прядку волос и поцеловал в ушко. Я довольно улыбнулась и, позабыв о чайнике, позволила прижать себя крепче и совершить небольшую экскурсию по деталям моей одежды.
– Ты не очень станешь возражать, если я останусь на ночь?
– его дыхание щекотало мне шею, заставило сердце сжаться в сладкой истоме.
Что же ему ответить, не рано ли? Я бы не хотела, чтобы, проведя со мной всего одну ночь, Шезаф навсегда исчез.
– Одана, ты не пожалеешь, - продолжал настаивать искуситель, давая понять, что готов начать компанию по взятию моей неприступной крепости прямо сейчас.
Но компания не потребовалась - крепость постыдно капитулировала после непродолжительной обороны.
На следующее утро мы оба опоздали на работу: Шезафу захотелось закончить ночные проделки утром. Было приятно, и вдвойне приятнее оттого, что после он не заставил меня готовить завтрак.