Чужие
Шрифт:
— Она?.. — Рипли не решалась взять листки.
— Аманда Рипли-Мэккларен, — прочитал Берк с одного из них. Вторая фамилия по мужу, я полагаю. Возраст шестьдесят шесть лет на… момент смерти. Это случилось два года назад. Здесь вся история. Ничего особенного. Обыкновенная жизнь, как у большинства из нас. Я очень сожалею…
Он собрал листки и снова протянул их Рипли.
— Сегодня утро для моих сожалений, — сказала Рипли, рассматривая голограмму на одном из листков. Это был портрет бледной женщины лет шестидесяти. Ничего привлекательного, ничего, что помогло бы узнать в этой старой женщине маленькую девочку, которую
— Эми, — прошептала она.
Пока Рипли разглядывала голограмму, Берк заглянул в другой листок:
— Рак… Да, есть еще неизлечимые формы… Тело было кремировано. Захоронено в Висконсине, Вест-Лейк, Литтл Чьют. Детей нет.
Рипли смотрела на него, на изображение леса, но не видела ни того, ни другого. В ее памяти всплывали картины прошлого.
— Я обещала быть дома на ее день рождения. На ее одиннадцатилетие. Не получилось… — Она снова взглянула на голограмму. — Ну, она приучилась не очень верить моим обещаниям. Она знала, что я улетаю и прилетаю не по своему желанию.
Берк кивал, старательно изображая сочувствие. Это удавалось ему с трудом, особенно в такое утро. Поэтому он предпочел хранить молчание, которое, как казалось ему, выглядело убедительнее, чем набор дежурных фраз.
— Обычно думаешь, что всегда успеешь искупить свою вину перед кем-то, — Рипли глубоко вздохнула. — А мне вот уже не успеть никогда.
Она заплакала, впервые за много лет, за долгие пятьдесят семь лет. Сидела на скамье и всхлипывала, чувствуя себя одной-одинешенькой во всей Вселенной.
Продолжая испытывать неловкость и стараясь скрыть это, Берк опустил руку на плечо Рипли:
— Дознание назначено на девять тридцать. Не стоит опаздывать. Это производит неблагоприятное впечатление.
Она согласно кивнула, поднялась со скамьи:
— Джонси, милый, идем.
Кот замяукал и, приблизившись, позволил взять себя на руки. Рипли машинально вытерла глаза:
— Мне надо переодеться. Это не займет много времени.
Она потерлась носом о спинку кота, тот мужественно перенес эту неприятную процедуру.
— Хочешь, я провожу тебя?
— Почему бы и нет?
Берк пошел впереди. Двери раздвигались, давая ему дорогу.
— Знаешь, для твоего кота сделали исключение. Домашним животным не разрешено проживать в Гэтвее.
— Джонси не домашнее животное, — женщина почесала кота за ушами. — Он свидетель.
Пока Рипли переодевалась, Берк поджидал ее снаружи, просматривая свой доклад. Когда спустя несколько минут она появилась, то произвела на него сильное впечатление. Исчезли восковая бледность кожи, унылое выражение как рукой сняло, она шла широким энергичным шагом. Пока они двигались по центральному коридору, Берк гадал, что это: внутреннее перевоплощение или чисто косметический эффект? Когда они достигли подуровня, где располагалась комната для прослушивания, он спросил:
— Что ты собираешься им сказать?
— Разве я сообщила не все, что знала? Вы читали мой рапорт. Он полный и точный. Без приукрашиваний. Я в них не нуждаюсь.
— Послушай, я тебе верю, но тут есть несколько твердолобых, понимаешь, они будут все время искать блох в твоей истории. Лучше рассказать им лишь то, что случилось, без всяких домыслов. И, может быть, самое главное — не терять хладнокровие.
«Разумеется, — думала Рипли, — когда все друзья, коллеги, родственники мертвы,
Сделать это было нелегко. Многократное повторение одних и тех же вопросов, идиотское обсуждение изложенных ее фактов, изнуряющее копание в мелочах и упорное игнорирование важнейших проблем — все это злило ее, выводило из равновесия.
Прока она отвечала на вопросы мрачных следователей, на видеоэкране демонстрировались снимки и другие материалы по ее делу. Она была рада, что экран находится за спиной: на нем появлялись лица членов экипажа «Ностромо».
Там был Паркер с глуповатой ухмылкой, невозмутимый и беспечный Бретт, и Кейн был там, и Ламберт с ее одухотворенным лицом, которое так много теряет на снимках. Даллас…
Даллас. Хорошо, что экран позади, впрочем, точно так же, как и воспоминания.
Наконец она не выдержала:
— У вас что, уши заложило? Мы здесь уже три часа. Сколько версий одной и той же истории вы хотите услышать? Если вы думаете, что она будет лучше звучать на языке суахили, дайте мне переводчика, и мы сделаем это на суахили. Мое терпение кончилось. Сколько еще вам надо времени, чтобы вынести свое решение?
Ван Лювен сердито сжал руки. Его лицо стало серым, сливаясь с цветом костюма. Коллеги, члены совета, выжидательно уставились на него. Их было восемь, восемь официальных лиц — и ни одного дружеского. Исполнители. Администраторы. Приспособленцы. Как она могла убедить их? Они не были людьми. Они были фантомами, специально поставленными, чтобы создавать бюрократическую свистопляску. Рипли не могла разобраться в путанице политико-корпоративных хитросплетений — это было выше ее понимания.
— В то, что вы говорите, не так легко поверить, как вам кажется, — тихо сказал Ван Лювен. — Взгляните на ситуацию с нашей точки зрения. Вы допускаете атомный взрыв и полное уничтожение межзвездного грузового судна класса М. Довольно дорогой аппарат… Сорок два миллиона новых кредиток. Минус, конечно, выплаты. После атомного взрыва ничего не спасешь, если даже мы установим местонахождение остатков через пятьдесят семь лет… Это не значит, что мы вам не верим. Бортовые записи на спасательном челноке подтверждают некоторые детали вашего доклада. Остальное же спорно. То, что «Ностромо» совершил посадку на ЛВ-426, необитаемой и ранее не исследованной планете, сейчас точно установлено. Известно также, что там был произведен ремонт. Но то, что после короткой остановки курс судна был измене и что он был обречен на саморазрушение, спорный вопрос. А приказ на разрушение был отдан вами. По неизвестной причине.
— Послушайте, я же все объяснила…
Ван Лювен перебил ее, поскольку слышал все это раньше:
— Не пытайтесь убедить нас, что за короткое пребывание на поверхности планеты кораблем была подобрана неземная форма жизни.
Но Рипли все же попыталась:
— Мы ничего не подбирали… Я же говорила, что это…
Она умолкла, увидев отсутствующие взгляды. К чему зря тратить силы? Это не расследование, а чистая формальность. Они стремятся не к выяснению истины, а к восстановлению нарушенного спокойствия, чтоб вокруг них была тишь да гладь. И она поняла, что ничего не сможет сделать. Ее участь была решена еще до того, как она вошла в зал. Расследование было инсценировкой, вопросы задавались только для протокола.