Чужими глазами
Шрифт:
На обратном пути мы узнаем: сенат проголосовал за то, чтобы урезать фонды на
освоение космоса вдвое. Кори прокомментировал это решение примерно так: "Ну что, Арти, возвращаемся к метеоспутникам?" Я же, признаться, был даже доволен. Нечего нам соваться во все дыры.
Через двенадцать дней Кори погиб, а я стал на всю жизнь инвалидом. Как говорится, мягкой посадки. Ну не ирония судьбы? Провести месяц в космосе, вернуться из немыслимой дали и так кончить... а все потому, что какой-то тип ушел
Мы шмякнулись будь здоров. Один из вертолетчиков сказал потом, что это было похоже на летящего к земле гигантского младенца с развевающейся пуповиной. При ударе оземь я потерял сознание.
В себя я пришел уже на палубе авианосца "Портленд". Вместо красной ковровой дорожки меня ждали носилки. Впрочем, красного цвета хватало. Я был весь в крови.
– Я провел два года в Вифезде. Получил медаль, кучу денег и это инвалидное кресло. А потом перебрался сюда. Люблю смотреть, как взлетают ракеты.
– Да, я знаю, - сказал Ричард. Он помолчал.
– Покажи мне свои руки.
– Нет!
– ответ получился быстрым и резким.
– Тогда они смогут все видеть. Я тебе говорил.
– Прошло пять лет, Артур. Почему сейчас, вдруг? Можешь ты мне это толком объяснить?
– Не знаю. Не знаю! Может, такой длительный инкубационный период. А может, я подцепил эту штуку не там, а позже, в форте Лодердейл. Или даже тут, на крылечке.
Ричард со вздохом перевел взгляд на залив, косный в закатных лучах солнца.
– Я пытаюсь найти разумный ответ, Артур. Очень не хочется думать, что тебе изменил рассудок.
– В крайнем случае я покажу тебе свои руки, - я сказал это через силу.
– Но только в крайнем случае.
Ричард поднялся и взял трость. Он казался старым и немощным.
– Я пригоню вездеход, и мы поищем мальчика.
– Спасибо, Ричард.
Он двинулся домой по разбитой проселочной дороге, которая уходила через Большие Дюны в сторону Ки Кэролайна. На другом конце залива, ближе к мысу, небо стало цвета гнилой сливы, и уже можно было расслышать отдаленные раскаты грома.
Я не знал имени мальчика, но я часто видел, как он с решетом под мышкой прогуливался по песку перед закатом солнца. Мальчик был черным от загара, в заношенных шортах, сделанных из летних брюк. На городском пляже предприимчивый человек может собрать за день, если повезет, до пяти долларов, отсеивая решетом четвертаки и десятипенсовики. Иногда я махал ему издали, и он махал мне в ответ - две незнакомые, но родственные души, два местных жителя, противостоящие легиону крикливых туристов на "кадиллаках" с туго набитыми кошельками. Вероятно, мальчик жил на хуторе близ почты, в полумиле отсюда.
Вчера, когда он появился, я уже с час сидел сиднем на своем наблюдательном пункте. Бинты я снял - суд был непереносимый. Когда же открывались глаза - их глаза, - становилось полегче.
Невероятное ощущение: тебя, как дверь, приоткрыли и поглядывают в щель на мир, вызывающий ненависть и страх. Ужасней всего то, что я, отчасти, тоже видел его таким в эти минуты. Вообразите, что ваша душа переселилась в слепня, и он в упор разглядывает ваше бренное тело. Теперь вам ясно, почему я бинтовал руки, даже если рядом не было ни души?
Все началось в Майами. Я там имел дела с человеком из департамента ВМФ по фамилии Крессвелл. Он навещал меня раз в год. Кажется, его боссы готовы были снабдить меня грифом "секретно". Интересно, что они ожидали увидеть: странный блеск в глазах? алую букву на лбу? Кто их знает. Не зря же мне отвалили пенсию, какую и получать-то неловко.
Я сидел у Крессвелл а в отеле, на террасе, и мы за бутылкой обсуждали будущее космической программы Соединенных Штатов Америки. Было начало четвертого. Вдруг у меня зачесались пальцы. Как-то по-особенному, словно по ним ток прошел. Я сказал об этом Крессвелу.
– Небось, трогал ядовитый плющ на этом своем золотушном острове, ухмыльнулся он.
– Там кроме кустарника пальметто и потрогать-то нечего. Может, это инфекция семилетней давности?
– Я разглядывал свои пятерни. Руки как руки. Только чешутся.
В тот день я подписал стандартный бланк ("Торжественно клянусь, что я не получал и не передавал никакой информации, которая бы могла...") и поехал домой на своем старом "форде" с ручным управлением. Отлично придумано сразу чувствуешь себя человеком.
Дорога предстояла неблизкая, и пока я добрался до поворота к дому, я уже изнывал от чесотки. Знаете, как заживает глубокий порез? Вот-вот Ощущение такое, будто под кожу проникли живые существа и роют там ходы.
Солнце почти село, и мне пришлось разглядывать свои руки при свете приборного щитка. На подушечках, там где снимают отпечатки пальцев, появилась краснота, маленькие такие пятнышки. И еще несколько - на суставах. Я лизнул кончики пальцев и тут же отдернул руку от омерзения. Кожа была воспаленной и какой-то желеобразной, вроде мякоти подгнившего яблока.
Остаток пути я пытался убедить себя в том, что всему виной ядовитый плющ, но мозг сверлила жутковатая мысль. Дело в том, что моя тетушка провела последние десять лет жизни в мансарде нашего дома, отрезанная от внешнего мира. Моя мать, носившая наверх еду, запретила мне, ребенку, даже упоминать ее имя. Позже я узнал, что у тетушки была болезнь Хансена - проказа.
Приехав домой, я сразу позвонил на материк доктору Фландерсу. Мне ответили, что он отправился на рыбную ловлю, но если что-то срочное, доктор Баллэнджер.