Чужое небо
Шрифт:
Тесленко вопросительно взглянул на капитана. Тот кивнул.
– То же будет и на больших высотах. Надо быть только очень внимательным и ни в коем случае не дергать машину, даже если кажется, что положение безнадежиое. Этот маневр всегда даст выигрыш в полторы-две секунды. Но надо неотступно следить за немцем, когда он оторвется и уйдет на высоту, потому что на пикировании он может догнать.
Все это сержант должен был знать еще с училища, но капитан не стал его упрекать, понимая, как трудно было Тесленко трезво оценивать обстановку, когда он оказался перед вооруженным противником
– Теперь о "фокке-вульфе", - сказал он.
– Возможно, нам и с ним придется встретиться. Так вот, скорость тот имеет небольшую - шестьсот километров. Машина это тяжелая и неповоротливая - вираж занимает почти двадцать четыре секунды, а время подъема на высоту пяти тысяч - почти семь минут. Но обольщаться этим нельзя. Если "мессершмитт" имеет одну пушку и один пулемет, то "фокке-вульф" - четыре пушки и два пулемета. Это значит, что стоит попасть к нему в прицел хоть на секунду, и он сделает из тебя решето.
– Но ведь...
– Нам важно продержаться, выиграть время, - перебил капитан.
– Не дать себя убить.
– Для чего?
– Для продолжения войны. С пленом война для солдата не кончается. Она кончается только со смертью. А нам еще нужно вырваться отсюда. Тесленко быстро взглянул на него, но ничего не спросил.
– Покажите еще раз!
– хмуро сказал он. Он выдернул из-под себя пучок соломы и протянул капитану.
– Только помедленней...
3
Капитан должен был вылететь в девять утра. За ним пришел эсэсовец, угрюмый и настолько высокий, что даже капитан, рост которого был метр восемьдесят три, казался рядом с ним подростком.
– До свидания, - сказал Грабарь сержанту.
– Следит за полетом.
Тесленко кивнул.
Эсэсовец вывел капитана за колючую проволоку, и они пошли к дубовой рощице. Грабарь внимательно смотрел по сторонам. Колючая проволока. Вышки. Часовые и черные стволы пулеметов. Рощица была маленькая и просвечивала насквозь. За ней начиналось поле, но между рощицей и полем проходил еще ряд проволоки, которая окружала всю территорию лагеря и аэродрома.
Возле рощицы стояло одиннадцать советских истребителей "Ла-5". Они находились в открытых капонирах, только последняя машина стояла на поверхности - капонир еще не успели вырыть. Эсэсовец подвел Грабаря к предпоследней машине.
На фюзеляже истребителя, на котором ему предстояло лететь, стояла цифра "30". Звезды на плоскостях не были закрашены - видимо, чтобы немецкие летчики чувствовали перед собой настоящего противника.
Возле самолетов находился начальник охраны лагеря обер-лейтенант Бергер и несколько механиков. Бергер взглянул на часы и крикнул:
– Шнель!
Грабарь поднялся на крыло и перекинул ногу в кабину. На сиденье вместо парашюта был брошен твердый, как фанера, войлок.
Капитан не волновался. Правда, пока шел, какой-то неприятный холодок подкатывался к сердцу. Но в кабине он был в привычной обстановке, на рабочем месте. Он знал, что его ожидает, знал, с кем имеет дело и на что может рассчитывать.
В кабину упал брошенный снаружи шлемофон. Грабарь натянул его и включился в бортовую
Он закрыл фонарь, сдвинул сектор газа и включил зажигание. Самолет вздрогнул, ожил. Грабарь почувствовал, как сильно он рвется с места.
Бергер махнул рукой, капитан прибавил газ и отпустил тормоза. Машина побежала по полю, подпрыгивая на неровностях.
В начало взлетной полосы капитан остановился и посмотрел вверх. Немца пока не было видно.
– Форвертс!
– услышал он вдруг, оглянулся и потом уже понял, что голос идет из наушников.
– Ну, мне торопиться некуда, - сказал он себе, приглядываясь к полосе.
Самолет нетерпеливо подрагивал, но капитан ждал. Наконец он увидел идущий сзади самолет. Сигарообразное тело, короткие крылья - "фокке-вульф".
– Тем лучше, - пробормотал он.
– Форвертс!
– снова пролаял голос в наушниках. "Убирайся к чертям" мысленно сказал ему Грабарь, напряженно следя за приближающейся машиной.
"Фокке-вульф" подошел к аэродрому. В этот момент капитан отпустил тормоза. Земля побежала под плоскости, сливаясь в серые полосы, потом мелкая тряска прекратилась, и "Ла-5" завис на воздушной подушке.
"Фокке-вульф", как Грабарь и рассчитывал, обогнал его на взлете, когда он уже начал набирать скорость. Капитан выдержал несколько секунд машину в горизонтальном положении и сразу пристроился к немцу сзади.
Он развернул свою машину одновременно с "фокке-вульфом", прошел над ангаром и только после этого отвалил. Немец развернулся и стремительно пошел на сближение. Несколько белых трасс распороли небо. Началось...
Капитан не стал раздумывать. Он был уверен, что здесь, сейчас его противник не станет рисковать. Да немцу к тому же наверняка разъяснили, чем грозит лобовая атака.
Капитан довернул машину и пошел на немца, держась чуть ниже, чтобы в случае, если противник начнет стрелять, нырнуть под него или уйти в сторону. Немец выпустил очередь и шарахнулся вправо.
– Вот-вот, ты прав, эти мишени кусаются, - пробормотал капитан.
– Ну-ка, катись! Он сделал горку и кинулся на немца сзади. Несмотря на большой перерыв в полетах, несмотря на истощение и на то, что еще побаливали ребра, капитан отлично чувствовал машину. Будь у него сейчас патроны да побольше горючего, он мог бы устроить майору Заукелю такое представление, что у того надолго пропала бы охота к подобным экспериментам. Но горючего и патронов не было.
– Глупо, - пробормотал Грабарь.
– Только и не хватало раскрывать свои карты перед противником.
Он отошел от немца. Он продолжал полет, создавая у противника иллюзию, будто тот успешно атакует его, хотя все время держался в таком положении, что мгновенно мог из атакуемого превратиться в атакующего. Он отлично знал машину и использовал все ее преимущества.
Любая случайность - отказ мотора, падение давления масла в маслопроводах могла стоить ему жизни. Но он упорно добивался своей цели.