Чужое принуждение
Шрифт:
У Галерса хватило присутствия духа метнуться вперед и подхватить пистолет. Ткнув дулом капитана в ребра, он громко произнес:
— Эверлейк, мне непонятно, что здесь происходит, но я бы советовал прекратить это прямо сейчас.
Отец и дочь не обращали на него ни малейшего внимания. Он повторил свое распоряжение. Никакой реакции. Тогда, схватив пистолет за дуло, Галерс ударил капитана рукояткой по голове. Эверлейк, даже не вскрикнув, грузно опустился на пол. Вместе с ним скользнула вниз прижавшаяся к нему девушка.
Оторвав ее от капитана, Галерс, не в силах сдерживать испытываемое им отвращение, отшвырнул
Казалось, какая-то внутренняя сила старается вырваться из Эверлейка наружу, прорвать его плоть, словно чрезмерно раздутый воздушный шар. Глаза капитана выкатились, рот широко открылся, спина изогнулась дугой...
— Ради всего святого, Галерс, — хватая воздух ртом, взмолился он, — выпустите меня! Я не перенесу этого! Какой стыд!
Врач шагнул к нему, но капитан, видимо, неверно понял его намерения, и снова закричал:
— Нет, я не это имел в виду! Не развязывайте меня! Я не хочу делать этого!
Стальной панцирь его сдержанности внезапно раскололся, лицо исказилось. А затем, будто мускулы лица сыграли лишь увертюру перед громом оркестра всей человеческой сущности, такие же движения охватили все тело капитана.
Ошеломленный Галерс понял, что у него припадок эпилепсии. Не успел он подойти к Эверлейку, как услышал шум у себя за спиной — у девушки тоже начались конвульсии, изо рта шла пена. Марк быстро сунул ей в зубы платок, чтобы она не могла искусать губы и язык. Как только первый приступ прошел (а длился он примерно полминуты), он вынул платок, приподнял девушку и приготовился сделать ей два укола: глюкозы и лазарина. Второй препарат был стимулятором, вошедшим во врачебную практику незадолго до его назначения на «Короля Эльфов». Хотя такая инъекция и не гарантировала оживление трупа, изготовители лазарина утверждали, что, кроме этого, он способен совершить все, что угодно. Единственным противопоказанием к его применению было слабое сердце. Поэтому Галерс уверенно ввел препарат обеим Эверлейкам и приготовил два шприца с инсулином на тот случай, если содержание сахара в крови начнет быстро нарастать. Сколько чего им давать, он не знал, однако небольшой опыт лечения Дебби и интуиция подсказывали ему, что делать.
Марк внимательно наблюдал, как приходят в себя пациенты, ибо, по его мнению, механизм действия лазарина не был еще изучен в достаточной мере. Более того, вещество это столь быстро сгорало в организме, что нужно было время на распознавание признаков понижения его в организме, чтобы немедленно сделать второй укол. Производить третью инъекцию разрешалось только в особых случаях, при крайней необходимости.
Как только щеки и глаза капитана приняли нормальный вид, Галерс поднял его и подтащил к стене. Потом развязал Дебби. Во время судорог провод глубоко впился в ее тело, и он испытывал
Девушка подняла на него большие светло-голубые глаза.
— Вы чувствуете себя нормально? — спросил Марк, улыбаясь.
— Немного слаба, — прошептала она.
— Вы осознаете, что с вами произошло?
Дебби отрицательно покачала головой.
— Я верю вам, — сказал Галерс и повернулся к Эверлейку. — Мне нужно знать абсолютно точно, что произошло с вами на самом деле. По моим предположениям, вся община ремоитов чем-то поражена, причем очень серьезно. Я прав?
Капитан молчал. Твердая линия его челюстей ясно показывала, что отвечать он не собирается.
— Зря упираетесь. В ходе следствия под действием специальных препаратов вы все равно расколитесь, как миленький. Но произойдет это только на Земле, а я хочу знать уже сейчас, чтобы иметь возможность помочь Дебби. Улетев отсюда, мы, возможно, никогда уже не вернемся на Мелвилл. Вашу дочь, скорее всего, поместят в клинику и не выпустят до тех пор, пока не прояснится окончательный характер ее заболевания. Если бы я располагал всеми необходимыми данными сейчас, то смог бы оказать ей медицинскую помощь, которая, может быть, вылечила бы ее. В противном случае...
Он с надеждой вглядывался в лицо капитана, однако не заметил никаких признаков расслабления окаменевших мышц.
— Так вот. То, что я намерен сейчас сделать, будет жестоко по отношению к Дебби, но, по крайней мере, это заставит вас говорить... Прости, дорогая, прошептал он девушке.
Затем быстро поднял ее на руки и, прежде чем она успела хоть как-нибудь выразить свой протест, понес к отцу.
— Не делайте этого! — закричал Эверлейк, поняв его намерения. — Держите ее подальше! Я все расскажу! Все, что вы хотите!
Галерс опустил Дебби. Она укоризненно посмотрела на него, шатаясь подошла к столу, села и уронила голову на руки. Эверлейк с болью смотрел на нее.
— Вы — сущий дьявол, — процедил он сквозь зубы. — Вы нашли единственный способ заставить меня говорить. Знали, что я не перенесу этого!
Дрожащей рукой Галерс зажег сигарету.
— Верно. Поэтому давайте поговорим.
Капитан говорил целый час, прервав свое повествование лишь дважды — чтобы напиться воды и тогда, когда Галерс сделал им с дочерью еще по одному уколу глюкозы и лазарина. Закончив, он откинулся к стенке и разрыдался.
— Значит, название этой штуки — онерс. По имени врача Гидеона Онерса, первого человека, в котором она поселилась, — резюмировал рассказанное Галерс. — И эти онерсы, насколько я понял, являются эндопаразитами, которые пронизывают своими нитчатыми микроскопическими щупальцами все мягкие ткани «хозяина», как бы опутав его сетью. Они образуют такого же рода плоть, как клетки человеческого мозга. И, подобно нашему мозгу, онерс питается исключительно сахаром из крови.
Эверлейк кивнул. Галерс украдкой взглянул на Дебби и тотчас же отвернулся — в ее остекленевших глазах застыл ужас, кожа стала мертвенно-бледной. Девушка поняла, что все ее тело инфильтровано чуждым организмом, что она является всего лишь каркасом, внутри которого плетет паутину вампир. И его нельзя выгнать никакими средствами, он может заставить ее делать такое, на что она не согласилась бы ни при каких обстоятельствах...