Чужое принуждение
Шрифт:
Рода активировала электромагнитный дверной замок, а Галерс тем временем прикрепил к телу пациентки два небольших плоских диска: один чуть выше сердца, другой на животе. От них к тележке тянулись провода.
— Этот датчик регистрирует сердцебиение, а вот этот — мышечную активность, — объяснял он.
— А что вы намерены делать? — слегка обеспокоенно спросила девушка, переставая плакать.
Марк взял из рук Роды шприц.
— Здесь десять кубиков азефина и десять — глюкозы. Я намерен сделать внутримышечную инъекцию, которая очень быстро подействует на вашу нервную систему на психоматическом, то есть подсознательном уровне. Она высвободит... должна высвободить все побочные эффекты недавних событий. И это высвобождение, сколь бы мучительным оно ни было для вас, принесет вам огромную пользу. После того, как взрыв вашей активности угаснет сам по себе, вам станет неизмеримо лучше. И в будущем не придется опасаться подавленных в подсознании горестных воспоминаний.
— А если я откажусь принимать это лечение? — дрожащим голосом спросила она.
— Мисс Эверлейк, я вовсе не собираюсь ограничивать вашу свободную волю. И не ввожу вас в заблуждение, утверждая, что вам станет гораздо лучше. Не спорю, азефин — новое средство. Но он прошел лабораторную проверку в течение пяти лет и уже три года применялся в медицине. Я сам прибегал к его помощи несколько раз при лечении своих пациентов. И могу утверждать, что действие его полностью предсказуемо.
— Хорошо, доктор, я вам верю.
Галерс сделал ей инъекцию и произнес:
— Теперь крепитесь. Не пытайтесь сдерживать порывы своего тела. Захотите говорить — говорите. Возможно, вы обнаружите, что говорите нечто такое, что не предназначено для чужих ушей, и в чем вы раньше сами себе не сознавались. Но пусть вас не смущает наше присутствие. По ту сторону этих стен не просочится ни одно слово из сказанных вами. И наше отношение к вам нисколько от этого не изменится.
Она вытаращила глаза.
— Почему вы сразу не предупредили?
— А вы бы согласились? Люди бояться извержения своего подсознания, боятся сами себя. Они, по-видимому, где-то в глубине души считают себя плохими, и не хотят, чтобы это обнаружил кто-либо еще. Довольно нелепое к себе отношение. Никто не является сущим ангелом или сущим дьяволом. В каждом из нас есть частица всего, что присуще Земле в целом. И ничего плохого в том, что мы честно признаемся, нет. А в случае, когда мы отказываемся что-либо открыть сами, оно прорывается против нашей воли и может раздавить нас физически или повлиять на наш ум.
Он взял второй шприц.
— Смотрите. Здесь противоядие. Действие азефина будет тотчас же нейтрализовано. Только скажите, и я сделаю укол. Как хотите. Может быть, вы согласны и дальше жить с бомбой замедленного действия, притаившейся в вашей психике, уповая на то, что она никогда не взорвется. Решайте.
Девушка в нерешительности прикусила губу.
— Поверьте, Дебби, вы не скажете ни одного слова, какого бы мне уже не приходилось слышать от своих пациентов. Зато очиститесь от всех токсичных для вашей психики элементов, которые накопились в ней за последнее время. Более того, вы будете сознавать, о чем говорите, и по первому требованию я впрысну противоядие.
Она молчала, беспомощно глядя на шприц. Он подошел и приготовился сделать укол, но девушка отвела его руку.
— Не надо. Я согласна.
— Спасибо, Дебби.
Галерс повернулся, чтобы положить на место шприц, и встретил взгляд Роды. Она смотрела на него с упреком. Да, он поступил не вполне этично. Следовало бы действовать строго по инструкции. Марк же рассказал девушке только о том, что инъекция эта каким-то неожиданным для нее образом раскрепостит ее психику. Но опыт подсказывал, что не следует говорить всю правду о азефине тем, кто в нем нуждается. Деборе Эверлейк инъекция была крайне необходима. И он, несмотря ни на что, должен был ее произвести. Легкая подстраховка себя оправдала.
Выйдя в коридор, Галерс ознакомился с личной карточкой девушки, которую по ходу дела отыскала Рода в корабельном архиве. В ней не было записей о каких-либо прошлых болезнях. Однако, самое главное, имелась информация о совершенно здоровом сердце. Собственно, если оно было в состоянии выдержать недавний загадочный приступ, то должно перенести и сильную, но кратковременную перегрузку, которую вызовет азефин.
Расположившись рядом с автодиагностом, Марк одним глазом поглядывал на стрелки приборов, а другой не отрывал от пациентки. Действие азефина начало проявляться ровно через три минуты после инъекции.
Сначала по обнаженному телу девушки пробежала дрожь. Она с тревогой посмотрела на врача. Марк улыбнулся. Дебби попыталась улыбнуться в ответ, но тут по всему ее телу прошла вторая волна, стерев созревающую на лице улыбку, как морская волна размывает песчаный замок на пляже. Наступила вторая пауза, более короткая чем первая, после чего не заставила себя ждать еще одна, на этот раз более сильная волна дрожи.
— Расслабьтесь, — велел врач. — Старайтесь не сопротивляться. Представьте себе, что вы катаетесь на доске в полосе прибоя, и ваше тело находится на гребне волны.
Только не допускайте, чтобы волна сбросила вас с доски и утопила в бездне, добавил он про себя. Там, где все тихо и покрыто красивой буйной зеленью, где вы станете мирно дрейфовать по течению и где не будет никаких превратностей жизни...
В этом-то и заключалась опасность применения азефина. Девушка могла не выдержать, забиться в самый дальний угол своей личности, в такие темные глубины подсознания, откуда уже никто, даже она сама, не в состоянии будет ее извлечь.
Вот почему он так внимательно следил за показаниями приборов. Если некоторые параметры приблизятся к критическому порогу, придется дать ей противоядие. И притом незамедлительно. В противном случае она может окаменеть и так остаться в этом состоянии, будучи глухой к голосам и прикосновениям снаружи. Тогда ее поместят в один из санаториев на Земле, где подвергнут длительному курсу лечения, в результате которого она, в конце концов, станет напоминать ту девушку, которой была первоначально, и, что не исключено, выздоровеет вообще. Но возможен и такой исход, при котором она так и останется в трансе, похожем на смерть, неспособная пошевелить ни одним из внешних органов, до тех пор, пока не откажут и внутренние.
Такой была опасность недостаточно квалифицированного применения азефина. Тем не менее, Галерс рискнул, потому что был уверен в себе, потому что у него была возможность своевременно вмешаться в процессы, происходящие в ее организме. А главное — он опасался ее отца, который мог бы отдать распоряжение на вылет «Короля Эльфов» до того, как закончится курс лечения. А это означало, что она пропадет. Пропадет и для самой себя, и (он вынужден был признаться себе в этом) для него. Поэтому Марк следил за каждым движением девушки. В данный момент его занимала пульсация, начавшаяся в области живота и распространяющаяся по всему телу, как круги от брошенного в воду камня.