Чужое счастье
Шрифт:
— Ты уверена, что все настолько плохо? — спросила Лиз. — Я знаю, что она немного злоупотребляет выпивкой…
— Не немного, а сильно. И ситуация ухудшается. — Анна не отступала. «И это хорошо», — подумала Финч. — Тебе не захочется быть рядом с Моникой, когда она пьяна, поверь мне.
— Я не хочу быть рядом с ней. — Лиз сдержанно усмехнулась. — На своем курорте я имею дело с достаточным количеством знаменитостей. Знаешь, какие из них самые ужасные? Те, которые изо всех сил стараются понравиться публике. Ты бы видела, как они обращаются с персоналом.
— Ты слышала
— Это не один из религиозных культов?
— Это центр реабилитации. Там лечатся многие знаменитые люди.
— О да, я начинаю вспоминать. Это не то место, где — как там его зовут — лечился от наркозависимости?
Анна кивнула.
— Именно это заставило меня подумать о реабилитации. Как бы то ни было, я туда позвонила.
Для Финч это не было новостью: Анна звонила из машины кому-то по имени Рита, и было похоже, что они уже и раньше общались.
— И? — Лиз вопросительно изогнула бровь.
— Они должны прислать кого-то, чтобы составить мнение о Монике.
Лиз поморщилась.
— Не хотела бы я оказаться на месте этого человека.
— Ну, дело в том, что… — Анна вдруг ни с того ни с сего начала вытирать пятно на своем рукаве. — Нам тоже придется быть там. Это что-то вроде поддержки.
— Вроде чего? Не бывает чего-то вроде поддержки. — Лиз отступила на шаг назад, оглядываясь вокруг с такой тревогой, будто искала ближайший пожарный выход. Но затем она, должно быть, поняла, что застряла здесь надолго, потому что застонала и направилась обратно к стене. — О Господи! Мне следовало догадаться.
Спокойным, но твердым голосом Анна сказала:
— Я не могу сделать это одна. Мне нужна твоя помощь, Лиз.
— Почему я должна это делать? Что Моника сделала для меня за последнее время? А как она относится к Дилану? Когда мы в последний раз были у нее дома, Моника дремала, пока он плескался в бассейне. Я удивлена, что она еще помнит дату его рождения.
— Ну, это не так уж и мало.
У Анны предательски загорелись щеки. Лиз прищурила глаза.
— Это была ты, не так ли? Ты посылала те подарки.
Анна посмотрела на сестру так, будто собиралась это отрицать, затем пожала плечами.
— Я прикладывала к ним визитку Моники, поэтому формально они от нее.
Лиз вздохнула, принимая поражение.
— О’кей. Я сделаю это для тебя. Но это единственная причина.
Анна улыбнулась:
— Отлично. Встретимся завтра здесь же в восемь утра.
— Почему так рано?
— По-моему, лучше сделать это сразу — прежде чем Моника узнает, что ее ждет.
Лиз снова вздохнула. Выглядела она при этом так, словно изнемогала под гнетом чужого давления.
— Мне придется найти кого-то, кто заменит меня на работе. Джанет болеет, и я работаю сейчас на регистрации. Но думаю, что я смогу выделить часок.
— В общем-то все это немного сложнее. — Внезапно Анна отвела взгляд. — Есть еще Неделя семьи.
— Ты шутишь, правда?
— Это
— Ни в коем случае. — Лиз трясла головой, словно маленький ребенок, которого заставляли съесть что-то такое, от чего его тошнит. — Никаким чертовым образом я не собираюсь переустраивать свою жизнь ради этой… этой… — Она не смогла закончить фразу. Несмотря на все свои недостатки Моника все-таки была ее сестрой. Печальным голосом Лиз добавила:
— Она бы не сделала этого ни для кого из нас.
— Возможно, — согласилась Анна, скорее грустно, чем рассерженно. — Но разве это не является еще одной причиной? Видит Бог, что хуже уже быть не может. И, возможно, станет немного лучше. Для всех нас.
Финч выбрала этот момент, чтобы подойти. Она отдала Лиз кофе и сказала:
— Простите, я не хотела перебивать. Я буду внизу, в холле, если понадоблюсь.
Финч уже направилась к холлу, когда Анна слегка сжала ее локоть.
— Ты никому не мешаешь…
И посмотрела на девушку взглядом, который сказал: «Ты тоже семья».
У Финч потеплело на душе. Большую часть своей жизни она лишь наблюдала за чужими семьями со стороны. За шестнадцать лет Финч сменила четырнадцать домов, и ни в одном из них она не задержалась так надолго, чтобы назвать его своим. Только с прошлого года, с тех пор как она поселилась у Лауры, у Финч появилось такое ощущение, как будто она является членом этой семьи. А сейчас в свою семью ее впустила Анна.
Лиз улыбнулась.
— Вместе веселее.
— С ней все будет в порядке? — спросила Финч, взглянув на палату, в которой спала Моника, не подозревающая о том, что ее ожидало.
— Смотря что ты подразумеваешь под словом «порядок», — фыркнула Лиз.
Финч слышала сплетни о Монике. Она также перевидала на своем веку достаточно пьяниц, чтобы распознать их по внешнему виду. Однажды, когда Финч встретила Монику в ДеЛаРосе, она почувствовала, что от той пахнет спиртным.
— Я рада, что она не пострадала, — сказала Анна.
— Как, черт побери, можно упасть с инвалидной коляски? Я имею в виду, что даже для пьяного это довольно сложный трюк. — Лиз осмотрелась вокруг, будто боялась, что кто-то мог ее подслушать. — Кстати, какова официальная версия?
Анна грустно улыбнулась.
— Моника внезапно заболела. Возможно, воспаление легких. Это звучит лучше, чем шишка на голове.
Финч вздрогнула, и на нее нахлынули воспоминания. Ей было восемь лет. Она находилась в Кинг-Кантри в палате интенсивной терапии. Ее рука была в гипсе. Она плакала. Не только потому, что ей было больно, или потому, что она находилась в незнакомом месте. Добрый врач, который фиксировал ее руку, хотел знать, как она ее сломала, и Финч не знала, что ему ответить. Если бы она сказала правду, ее приемный отец мог еще сильнее избить ее, как он и грозился. Поэтому Финч соврала, сказав врачу, что упала с гимнастического снаряда.