Чужое сердце

Пиколт Джоди Линн

– Подвинься, – попросил я, усаживаясь на нары. Я накинул на нас обоих одеяло и подождал, пока ему передастся тепло моего тела.

– Почему… тут… так холодно? – прошептал Шэй.

Я покачал головой.

– Постарайся об этом не думать.

Постарайся не думать о том, что в крохотной камере температура ниже нуля. Постарайся не думать о том, что камера эта вплотную примыкает к эшафоту, на котором тебя завтра вздернут. Постарайся не думать о множестве лиц, которые ты увидишь оттуда, о том, что ты скажешь, когда к тебе обратятся. Постарайся не думать

о своем сердце, которое от страха будет биться так сильно, что ты не услышишь собственных слов. Постарайся не думать о том, как это самое сердце через несколько минут вырежут из грудной клетки, а тебя уже не будет вовсе.

Медсестра Альма недавно предлагала Шэю валиум, но он отказался. Теперь я жалел, что сам не принял таблетку-другую.

Через несколько минут дрожь немного унялась, теперь Шэй сотрясался лишь временами.

– Я боюсь заплакать… там, – признался он. – Не хочу выглядеть слабым.

– Ты провел одиннадцать лет в камере смертников. Ты отвоевал свое право умереть так, как хочется тебе. И даже если ты завтра выползешь туда на четвереньках, ни один человек не сочтет тебя слабаком.

– Они все еще там?

«Они» – это толпа. Да, они все еще были там. И их становилось все больше – въезд в Конкорд был уже практически заблокирован. В конце концов – а это уж точно был конец, – неважно, Мессией ли был Шэй или просто умелым шоуменом. Важно было лишь то, что все эти люди нашли себе новую веру.

– Я хочу попросить тебя об одолжении.

– Пожалуйста.

– Я хочу, чтобы ты позаботился о Грейс.

Я ожидал услышать эту просьбу. Казнь сплачивала людей не хуже других эмоциональных моментов, будь то рождение, вооруженное ограбление, брак или развод. Я теперь навсегда связан со всеми, кто был в это вовлечен.

– Хорошо.

– И я завещаю тебе все свое имущество.

Я даже не представлял, что подпадало под эту категорию. Может, его столярные инструменты?

– Спасибо. – Я немного подтянул одеяло. – Шэй, насчет твоих похорон…

– Мне плевать.

Я пытался раздобыть ему место на кладбище Святой Катрины, но ответственный комитет наложил вето: они не хотели, чтобы прах убийцы покоился рядом с дорогими им людьми. Частные склепы и погребения стоили тысячи долларов, а таких денег не было ни у Грейс, ни у Мэгги, ни у меня. Всех заключенных, чьи семьи не могли предложить ничего лучше, хоронили на крохотном кладбище за тюрьмой. На надгробии гравировали лишь номер, без имени.

– Три дня, – с зевком сказал Шэй.

– Три дня?

Он улыбнулся мне, и впервые за последние несколько часов мне стало по-настоящему тепло.

– Через три дня я вернусь.

В девять часов утра с кухни принесли поднос. Ночью мороз сошел, а с ним – и цемент, налитый в фундамент камеры. Там и сям пробивались пучки травы, по металлической стене пополз плющ. Разувшись, Шэй босиком походил по свежей траве, и на губах его заиграла улыбка.

Я пересел на табурет снаружи камеры, чтобы у дежурного офицера не было из-за меня неприятностей. Однако сержант, принесший еду, сразу насторожился.

– Кто принес сюда эти растения?

– Никто, – ответил дежурный. – Они просто выросли за ночь. Сами по себе.

Сержант нахмурился.

– Я доложу начальнику.

– Ага. Давай. Ему, конечно, только этого сейчас не хватало.

Мы с Шэем посмотрели друг на друга и расплылись в довольных улыбках. Сержант ушел, и офицер просунул в окошко поднос с едой. Шэй по очереди разворачивал каждое блюдо.

Зефир в шоколаде. Сосиски в кукурузном тесте. Курятина в кляре.

Поп-корн, сладкая вата, лукум.

Картошка фри, мороженое с вишнями. Гренки с сахарным песком. Громадная банка синей газировки.

Столько одному человеку никогда не съесть. Такой едой торговали на ярмарках. Ее вкус мы помнили с детства.

Если у вас, в отличие от Шэя, оно было.

– Я одно время работал на ферме, – вспомнил Шэй как бы между делом. – Строил сарай. Однажды я увидел, как хозяин вывалил на пастбище целый мешок зерна, хотя обычно давал бычкам всего один ковш. Я подумал: вот здорово, у них типа Рождество… Но тут подъехал фургон мясника. Он отдал им все, что они могли сожрать, потому что было уже все равно.

Шэй свернул в трубочку ломтик жареной картошки и положил его обратно на тарелку.

– Хочешь?

Я покачал головой.

– Ага, – тихо сказал он. – Вот и я почему-то не голоден.

Казнь Шэя была назначена на десять часов утра. Хотя раньше казнили только в полночь, в современном мире это казалось пережитком из авантюрных романов и исполнить приговор теперь могли в любое время. Родственники осужденного могли прийти за три часа до начала, но в случае Шэя это не имело значения: он ведь велел Грейс остаться дома. Адвокат и духовный наставник должны были уйти за сорок пять минут до начала.

После этого Шэй останется один. Не считая конвоира.

Когда поднос с завтраком унесли, Шэя сразила диарея. Мы с надзирателем деликатно отвернулись, а после притворились, будто ничего не произошло. Вскоре приехала Мэгги… Глаза у нее покраснели, и она постоянно подносила к ним скомканную салфетку.

– Я тебе кое-что принесла, – сказала она и осеклась, заметив расползшуюся по камере растительность. – А это что такое?

– Глобальное потепление? – предположил я.

– Ну, тогда мой подарок лишний. – С этими словами Мэгги опустошила карманы, набитые травой и мелкими цветами.

Она передала их Шэю через металлическую сетку в двери.

– Спасибо тебе, Мэгги.

– Ради бога, не благодари меня! Мне очень жаль, что все так закончилось, Шэй… – Она замялась. – А если я…

– Нет. – Шэй лишь покачал головой. – Конец уже близок. А потом можешь продолжать спасать людей, которые хотят спастись. Я в порядке. Честно. Я готов.

Мэгги хотела было что-то сказать, но передумала.

– Я буду стоять так, чтобы ты мог меня видеть.

Шэй сглотнул.