Чужой для всех 3
Шрифт:
— С богом!
— Ни пуха ни пера.
По возвращению к отряду, Новосельцев отдал краткий боевой приказ. После чего группы штрафбатовцев по три-пять человек рассредоточились беспрепятственно по точкам аэродрома. Возле расчетов зениток, несмотря на возмущения и ругательства немцев, они устроили свои пулеметные гнезда. На каждой вышке рядом с пулемётчиком поставили по своему наблюдателю-ликвидатору. Группа из пяти человек молча устроилась возле караульного помещения. У каждого самолета одновременно с немецкими часовыми, выставлены по два наших часовых. «Кондор» взял под свою опеку начальник разведки батальона капитан Симаков. Снайпера: могучий Следопыт и Витя Хлебников, надев маскхалаты,
Кое-где немцы сопротивлялись, высказывали упорное нежелание видеть рядом русских коллаборационистов. Но Михаил в сопровождении дежурного офицера-эсэсовца быстро успокаивал строптивых. Не прошло и четверти часа, как боевые позиции были заняты русскими офицерами.
— Господин полковник, — обратился к Ольбрихту немецкий дежурный у домика руководителя полетов, — я выполнил команду. Ваши люди расставлены.
— Спасибо, оберштурмфюрер, — Франц поблагодарил офицера, отвернулся. Сердце колотилось от волнения. Час икс необратимо наступал. Ему остро вдруг захотелось побыть одному, еще раз продумать алгоритм действий встречи с фюрером. Ничего больше не говоря, он проследовал по расчищенной от снега дорожке к «Пантере». Ноги быстро заскользили, Франц удалялся.
— Я свободен? — крикнул ему вослед дежурный офицер.
Франц остановился, оглянулся, подавив волнение, недрогнувшим голосом ответил: — Да, вы свободны, офицер. Продолжайте выполнять свои обязанности. Впрочем, загляните к летчикам, успокойте их. Мне сказали, что личный пилот фюрера генерал-лейтенант Баур недоволен нашим присутствием. Объясните ему, что мы здесь для усиления безопасности и русское присутствие согласовано с Раттенхубером.
— Слушаюсь! — молодой эсэсовец щелкнул каблуками. Он восхищенно смотрел на Ольбрихта, мужественного двадцативосьмилетнего полковника, фаворита фюрера…
— Пост номер три. Докладывает шарфюрер Харцер. Машина фюрера проехала. Обстановка спокойная.
— Отлично, Харцер. Сворачивайся. Вас заберет дежурный тягач, все на аэродром…
— Пост номер двенадцать. Машина фюрера проследовала на аэродром. Обстановка нормальная. Доложил роттенфюрер Линк.
— Доклад принял. Ждите дежурную машину. Все на аэродром. Построение.
— Пост номер двадцать. Машина фюрера проехала через КПП. Все спокойно.
— Превосходно, Кранке. Всем благодарность. Построение батальона через час. Готовьтесь!
Оберштурмбанфюрер СС Хайнц, удовлетворенный докладами, повелительно взглянул на дежурного сержанта, улыбнулся: — Мы выполнили задачу по сопровождению вождя. Можно расслабиться, — вдруг губы эсэсовца сомкнулись. В глазах появилось смятение. Хайнц почувствовал вновь резкую боль и бурчание в животе. Проклятье. Надо обязательно показаться врачу, подумал он, и уже озлобленно бросил сержанту: — Собирайся. Через десять минут отъезжаем. Я разомнусь.
Хайнц осторожно вышел из бронемашины и засеменил к ближайшим кустам, где была организована отхожая яма. Добежать не успел, упал, зацепившись ногой за бугристый корень, присыпанный снегом. — Черт побери! — ругнулся. Запыхтел, потянулся за фуражкой. Лицо синюшно-красное от злости. Талый снег каплями стекал за ворот рубашки. — Проклятье! — прорычал он, поднимаясь. Ему помогли охранники батареи, прибежавшие на окрик.
— Что это? Кто стреляет?
Из-за леса со стороны аэродрома доносились винтовочные и пулеметные выстрелы, разрывы гранат. Тарахтели мелкокалиберные зенитки, словно малооборотистые дизеля.
— Тревога!!! — заорал эсэсовец, и позабыв о конфузе, произошедшем во время падения, бросился к батальонному вездеходу. — Все на аэродром! — гаркнул дежурному
Хайнц чувствовал, что произошло нечто архистрашное, непоправимое. Нахлынувший груз ответственности вдавливал в сидение, стеснял дыхание. Он, шумно дыша, расстегнул ворот рубашки и, подавшись вперед, пристально всматривался в дорогу. — Быстрее, быстрее, — торопил водителя.
По мере приближения к аэродрому интенсивность стрельбы усилилась, что еще больше будоражило воображение немецкого комбата. Он укреплялся мыслью, что на аэродроме произошло чрезвычайное происшествие.
— Лишь бы фюрер был жив, лишь бы фюрер был жив, — шептали обветренные губы. — Фюрер должен выжить. Сколько было покушений? Всегда он выходил целым и невредимым, он заговоренный. Вождь не может умереть… Он десятки раз видел вождя, выходившего из машины, знал личных телохранителей, готовых отдать жизнь за него… отдать жизнь за него… Этого не может быть… — Хайнц почувствовал во рту солоноватый привкус крови. Кровь шла из надкушенной нижней губы. Но он не замечал боли, не чувствовал капель, стекающих по подбородку, только солоноватый вкус, напоминал о ее присутствии. — Быстрее, быстрее, — гнал водителя. А перед глазами страшные картины — галлюцинации, похожие на видение сквозь туман…
…Группенфюрер отброшен на лимузин. Вокруг лежат, опрокинутые рослые белокурые телохранители, набежавшие адъютанты. Глянцевый бок «Мерседеса» в крови, снег в крови. Много крови. Снайперские выстрелы никому не дали шансов даже оглянуться. У ног Гитлера лежит водитель, пытавшийся втолкнуть вождя в машину…
— Фюрер жив, он не может умереть! Иначе погибнет нация… — шепчут губы.
— Быстрее, быстрее, — Хайнц рычит, подгоняет водителя, опережая «Опель», выскочивший из леса. Машина набитая егерями, как и люди его батальона, спешила на помощь.
«Кубельваген» ворвался на аэродром в самый разгар боя.
Завизжали тормоза, руль резко брошен вправо. Вездеход развернулся, но удержался, не перевернулся, подставившись левым боком. Водитель успел уклониться, уйти. Длинная, огненная трасса пронеслась рядом, превращая в щепу остатки шлагбаума, будку часового.
Хайнц с парабеллумом в руках, в расстёгнутой шинели, без фуражки, она так и осталась лежать недалеко от отхожего места, вывалился из вездехода и залег за передним колесом. Присмотрелся вокруг. Повсюду валялись трупы охранной команды аэродрома, разбитая автомобильная техника. Ангар и летный домик горели. Склад с боеприпасами оставался невредимым. Возле него из траншеи велся ответный автоматно-винтовочный огонь. Впереди в полукилометре возвышался домик руководителя полетов. Недалеко располагались истребители и огромный «Конкорд». Самолеты без видимых повреждений. Ближе к КПП грозно крутила башней «Пантера», рядом стоял бронетранспортер. Правые вышки молчали, по всей видимости, занятые противником. Из вышек слева велся интенсивный, убийственный огонь по караульному помещению и небольшой казарме, которые были разрушены и горели.
— Где же фюрер? — вновь подумал нацист и поднялся, чтобы лучше оглядеться. И сразу осел на снег, застонал от нестерпимой боли. Пуля задела правое предплечье, вырвав кусок шинели, распоров мясо. Хлестала кровь. — Шульц! Перевяжи! — рыкнул он, подползшему водителю. — Что видел? — бросил чуть погодя, и скривился, когда водитель наложил жгут.
— Я… я-я видел машину фюрера! Она там, — проговорил водитель, заикаясь.
— Где там? — выдавил Хайнц, стиснув зубы. — Что ты возишься, перевязывай быстрее.