Чужой монастырь
Шрифт:
И вот тут Костя Гамов, не испугавшийся вооруженных гареггинов, робко попятился…
Глава вторая
Самоидентификация
У древних сардонаров, чьи последователи пришли к власти в Ганахиде и взяли приступом великий Первый Храм, — так вот, у этих сардонаров всегда были очень красивые, эффектные ритуалы. Один из этих ритуалов именовался Большим гликко и, по сути, представлял собой смесь театрального представления и казни.
Впрочем, казнь — это то, что практически наверняка принесет осужденному смерть. В то время как милосердное Большое гликко оставляло призрачный шанс уцелеть. О это гликко!.. Те, кто видел его, сохранили незабываемые впечатления и оставили их потомкам. Написанные очевидцами веселой казни фолианты оправлены жрецами Храма в тяжелые переплеты,
Рыжеволосый Акил и соправитель его Грендам собирались воскресить очень древнее и очень эффектное действо. Собственно, в топку этого незабываемого веселья они намеревались бросить богатейший и весьма благодатный материал.
Наиболее ценной составной частью этого материала (конечно же человеческого) были около двадцати высоких иерархов Первого Храма Благолепия, захваченных при штурме тысячелетней твердыни. Среди них присутствовал сам глава Храма, носивший громкий титул Сына Неба и единственный среди смертных облеченный правом читать Книгу Присяги, древний артефакт из времен Первосвященничества. Среди этих людей были высшие сановники, сплошь члены знаменитого храмового Конклава, несколько руководителей ордена Ревнителей, являвшегося главной ударной силой Храма Благолепия. Общее число храмовников, попавших в плен к сардонарам, доходило до полутора сотен. Помимо уже перечисленных высоких персон тут были и простые Ревнители, и Субревнители, кроме того, храмовники, не рукоположенные в высокий сан, а равно братия, приписанная к Храму уставом, но на деле являющаяся ремесленным людом, переписчиками, учителями и стряпчими. Последние, к слову, являлись предметом особой ненависти горожан, благо именно эта храмовая прослойка отвечала за переход муниципального и частного имущества в собственность Храма.
Помимо полутора сотен пленных церковников к расходному человеческому материалу, из которого должно, по мысли Акила, создаваться особое зрелище на площади Гнева, принадлежали и сорок пленных землян. Именно сорок, а не сорок четыре, как подсчитал один из немногих избегших плена, капитан Епанчин: четверо космонавтов погибли в бойне в транспортном шлюзе.
ПИРАМИДА красовалась посреди площади Гнева. Еще недавно она именовалась площадью Двух Братьев, центральной площадью Горна. Пирамида… Внушительное ступенчатое сооружение из плотно уложенных один к другому тесаных камней с плоской площадкой на вершине. На площадке величественно горит факел, пламя ядовито-оранжевое, с мерзкой зеленой жилкой. Возле того факела раз в сутки сменяется караульный гареггин, вооруженный заостренным с двух сторон бойцовым шестом — хваном, — а также коротким мечом, отлично сбалансированным, с волнистой, как контур неспокойных вод, режущей кромкой. Гареггинам практически не нужен отдых, они способны длительное время воздерживаться от пищи и даже воды, отсюда и такая нечастая смена постового.
Впрочем, пост был нужен только для того, чтобы придать подготовке действа дополнительную помпезность. Сардонары, а их предводители в особенности, очень падки на внешние эффекты, хотя редко делают их самоцелью. Жители Горна, которым было запрещено ступать на территорию площади, издали наблюдали за неподвижным воином, застывшим на высоте десяти анниев [1] и вытянувшим перед собой руку с зажатым в ней стоящим вертикально мечом. Некоторые пытались повторить трюк и, забрав в пятерню что-нибудь соответствующее по весу мечу, вытягивали руку, однако хватало их ненадолго. Дольше всех продержался какой-то плотный мужичок, но и его хватило только на три с половиной столбика. [2] Мужичок выиграл несколько монет, а потом спасался бегством, так как кто-то узнал в нем бывшего Субревнителя, ныне промышляющего нищенством, грабежом и вот такими трюками.
1
Один анний равен приблизительно 1,8 м, то есть росту высокого земного мужчины.
2
Имеется в виду бытовой прибор, при помощи которого обитатели Kорабля (из числа простых смертных) измеряют временные промежутки. Прибор в просторечии именуют столбиком, как и отмеряемую им путем истечения вязкой жидкости единицу времени. Один столбик приблизительно равен двум земным минутам. Это так, на будущее.
Гареггин же стоял в неизменной позе все время, отведенное ему для охраны поста. Все, кто представлял, о чем идет речь, понимали, что простому человеку подобное не то что не под силу, а вообще невозможно, и потому…
Впрочем, подобно хозяину Снорку из подземного кабачка на окраине Горна, многие предпочитали не рассуждать. О гареггинах и вообще. Меньше говоришь — дольше живешь. Да. Это горожане выучили и усвоили накрепко. Уж очень убедительны и непререкаемы были учителя: Акил, Грендам, их ближний круг…
Собственно, и в процессе подготовки Большого гликко на площади Гнева, в преддверии увлекательного действа, горожанам было чем себя занять. По чести сказать, добрая половина жителей ганахидской столицы предпочитала сидеть дома и не высовываться, дожидаясь, пока кончатся уличные беспорядки. Время Первой большой крови, как именовали штурм сардонарами ганахидского Храма, уже миновало, трупы двадцати с лишним тысяч погибших в этой мясорубке бойцов частью гнили на улицах и на первом уровне городских катакомб, куда их сбросили поборники чистоты, частью же пошли в пищу. В самом деле, нельзя же в голодную и страшную годину пренебрегать ТАКИМ запасом относительно свежего мяса, правда? Вот так считали и жители Горна. Соправитель Грендам, этот мудрый и щедрый на широкие жесты (очерчивающие его огромную власть!) деятель, даже выпустил предписание, по которому каннибализм считался общественно полезным делом. Так что рыскавшие по улицам в составе дежурных патрулей сардонары были самыми сытыми людьми в Горне. Они безошибочно шли на ароматы жареного мяса, набредали на костры, разложенные прямо на перекрестках либо на первых этажах брошенных домов, и тотчас же забирали свою долю. За две седмицы, истекшие с момента падения Храма, многие патрульные отъели себе ряшки, а под дорогой тканью одеяний, явно выдернутых из кладовых эрмов [3] и Храма, круглились внушительные бока.
3
Э р м ы — сословие, к которому принадлежит личное и потомственное дворянство Ганахиды (Четвертый уровень) и Арламдора (Пятый уровень).
12 нуарма 1444 года Первосвященства — согласно храмовому календарю — или же в канун дня Иссока, в третью длинную седмицу, если пользоваться упрощенным народным времяисчислением, на городской площади Гнева затеялось большое и занимательное это действо. Площадь, дважды оцепленная по периметру и тщательно просматриваемая с нескольких точек гареггинами-наблюдателями, медленно заполнялась народом. Всего самое большое открытое пространство Горна вмещало до тридцати тысяч. В настоящий момент это составляло практически четверть населения столицы Ганахиды, существенно прореженного. Хотя последняя перепись, проведенная в недалеком, казалось бы, 1442 году Первосвященства волонтерами Храма, давала круглую и приятную цифру двести тысяч. После Ланкарнака, столицы Нижней земли Арламдора, Горн считался крупнейшим городом ойкумены.
Гареггин на огромной пирамиде посреди площади уже не был одинок. Вдоль ребер ритуального сооружения на каждой ступеньке застыли жрицы: на плечи их наброшены сети с амулетами, головы непокрыты, а в распущенные волосы вплетены тяжелые металлические нити. Амулеты сработаны по старому канону, извлеченному из книг времен Большой ереси, обнаруженных в книгохранилищах Первого… Храм заботливо сохранил свою погибель. Сохранил и передал.
На огромный столб высотой восемь—десять анниев, обведенный спиральной лесенкой и оборудованный довольно широкой площадкой на самом навершии, вскарабкался Грендам в ядовито-желтой накидке. Свои жиденькие серые волосы соправитель сардонаров заправил под широкую темную повязку, перехватывающую голову. Выглядел сейчас Грендам, следует отдать ему должное, почти величественно.
При виде Грендама из толпы раздалось несколько приветственных криков, тотчас же поддержанных большинством вывалившего на площадь Гнева народа. Вскоре радость горнцев переросла в дикий рев, из которого сложно было вычленить какие-то отдельные голоса.
Грендам, признанный оратор из стана сардонаров, впрочем, как никто умел овладевать вниманием слушателей. Даже самых буйных. Он поднял руку, а потом зычным голосом проревел несколько слов, предваряющих речь. Слова толком никто не расслышал, но голосина у Грендама был такой, что наложился поверх шума людского моря.