Чужой. Чужие. Чужой-3
Шрифт:
Рипли намылила лысую голову. От возникшего странного ощущения ей стало холодно, несмотря на горячую воду. Конечно, здесь многого не хватало, но вода была всегда. Огромный завод по опреснению воды был построен специально для обеспечения водой всех функционировавших сооружений и их персонала. Даже самые минимальные оперативные уровни снабжались водой с избытком.
Она прикрыла глаза и отступила назад под струю воды. По ее мнению, за прошедшие десять тысяч лет цивилизации человечество изобрело три важных вещи: речь, письмо и водоснабжение.
За пределами душевой
После всего пережитого, перспектива провести несколько недель в обществе отъявленных уголовников пугала ее так же, как прогулка по парку.
Заключенные принимали пищу в помещении, являвшемся столовой для надсмотрщиков во время работы рудника. Помещение превосходило их скромные требования. И, хотя оборудование производило впечатление, несмотря на то, что наиболее дорогостоящая часть обстановки была вывезена, пища представляла собой нечто другое. Правда, здесь редко жаловались. Пусть еда не отличалась особым качеством, зато ее было много. Компания не баловала сторожей своего имущества, но и не позволяла им голодать.
В пределах определенных и хорошо известных временных границ люди могли есть, когда хотели. Из-за того, что помещение было чересчур просторным, они стремились собираться маленькими группами. Некоторые предпочитали питаться в одиночестве. С их желанием считались. В суровых условиях Фиорины вынужденная беседа могла принять угрожающий характер.
Диллон поднял поднос с предварительно подогретой едой и пристально оглядел комнату. Люди болтали, поглощая пищу, делая вид, что они полны жизни. Старший офицер и его помощник всегда ели в одном зале с заключенными, но чуть в стороне. Ни слова не говоря, Диллон пристроился за столом, где уже сидело три человека, на лицах которых было сосредоточенное выражение. Нет, их лица были просто угрюмыми, мысленно поправил себя Диллон.
Это было не таким уж редким явлением на Фиорине. Тем не менее, он заинтересовался.
Голик поднял глаза на нового соседа, но быстро отвел их в сторону и переглянулся со своими друзьями Боггзом и Рейнзом. Все трое тут же с преувеличенным усердием занялись едой, а Диллон занял пустующее место. Они не возражали против его присутствия, но никто из них не проявил гостеприимства.
Все четверо ели молча. Диллон пристально наблюдал за ними, и они чувствовали это, но никто не проронил ни слова.
В конце концов огромный мужчина не выдержал и, не донеся ложку до рта, обратился к Боггзу:
— Ну, ладно. Сейчас обеденное время, когда можно пообщаться, а не семинар для размышлений. Что-то у нас тут не так. Может быть, кто-нибудь из вас, парни, объяснит, в чем дело.
Боггз отвел глаза в сторону. Голик уткнулся в свое пюре. Диллон не повышал голоса, но его нетерпение было очевидно.
— Поделитесь со мной, братья. Вы все меня отлично знаете, так что вам известно, что я могу быть настойчивым. Я чувствую, что у вас что-то случилось, и хочу помочь.
Он мягко положил
— Облегчите свои души. Расскажите, что случилось.
Рейнз, немного поколебавшись, положил вилку и отодвинул свой поднос на середину стола.
— Ладно, вы хотите знать, в чем дело? Я расскажу, что произошло. Я уже понял, как надо жить здесь. Никогда не думал, что придется, но понял. Я ничего не имею против мрака, я ничего не имею против вшей, я не против изоляции и этих призраков машин. Я возражаю против Голика.
Он сделал кивок в сторону того, о ком он говорил, но тот продолжал блаженно поглощать свою пищу.
Диллон повернулся к Боггзу.
— Что ты обо всем этом думаешь?
Боггз нервно помешивал свою пищу, но в конце концов поднял глаза.
— Я не хочу быть в чем-то замешанным. Я хочу просто отбыть свой срок, как и все остальные.
Огромный человек слегка наклонился вперед так, что стол заскрипел под его тяжестью.
— Я всего лишь поинтересовался, как ты ко всему этому относишься.
— Ладно. Я считаю, что этот человек сошел с ума. Меня не волнует, что там говорят Клеменз или «официальные» донесения. Но он — псих. Если он даже не был им до прибытия сюда, то теперь точно. От него воняет. Я больше с ним никуда не выйду. И никто не заставит меня это сделать, — воинственно закончил он. — Я знаю свои права.
— Свои права? — Диллон ядовито улыбнулся. — Да, разумеется. Твои права.
Он посмотрел налево.
— А ты ничего не хочешь сказать в свою защиту?
Голик поднял глаза. На его губах висели остатки пищи. Он как-то по-идиотски оскалился. Потом безразлично пожал плечами и вернулся к своему занятию.
Тогда Диллон обратился к остальным.
— То, что Голик не желает говорить, еще не означает, что он — сумасшедший. Он просто немногословный человек. Честно говоря, судя по тому, что я видел, ему удается выражать свои чувства так же хорошо, как и всем остальным. Ведь мы не ораторы.
— Именно так, — нерадостно пробормотал Боггз.
— Дело в том, что он по-прежнему будет работать с тобой. Он член твоей бригады и, пока не совершит чего-либо более опасного, чем молчание, все останется как есть. У вас у всех одно дело. Поверьте мне, вы научитесь не обращать внимания на Голика и на его некоторые особенности. Он всего-навсего такой же несчастный страдающий сукин сын, как и мы с вами. Что означает, что он не более безумен, чем остальные.
— За исключением того, что от него дурно пахнет, — с отвращением фыркнул Рейнз.
— И он псих, — добавил Боггз.
Диллон выпрямился.
— Послушайте, вы раздуваете из мухи слова. Я сталкивался с подобными случаями. Причиной всему является безделье. Люди начинают заниматься сначала едой, потом вшами, а потом друг другом. Да, Голик чем-то отличается от вас. Но он не хуже и не лучше остальных.
— Он смердит, — пробормотал Рейнз.
Диллон предупреждающе посмотрел на него.
— Никто из нас не представляет собой ароматный букет. Бросьте эту ерунду. У вас есть работа, которую надо выполнять. Втроем Это хорошая работа.