Чужой
Шрифт:
Мы грустно замолчали…
"Ребята, знаете, что я подумала…" - вдруг раздался голос Даны.
До этого она в разговор не вмешивалась, хотя и слушала, - я отчетливо чувствовал ее внимательное присутствие. Дана сидела и бросала камешки в реку, а теперь перестала. И посмотрела на нас. Мы повернулись.
"Чтобы желать манганолу, надо сначала о ней узнать, а потом увидеть. И даже если плод висит так высоко, что не допрыгнуть, все равно его надо увидеть, прежде чем попытаться сорвать… Твоя Лина не способна попробовать человеческую любовь, но пусть она на нее хотя бы посмотрит… А, любимый, как думаешь?… Если она придет на наше озеро? Все равно у нас пока толком не получается, так хоть она посмотрит…"
"Я не против, пусть приходит, конечно".
– Уэд пожал плечами, немного погрустнев от слов-напоминаний о неудачах.
"Даже не знаю… - я задумался.
– Кажется, что это неправильно - показывать что-то ценное и важное кому-то, кто все равно не сможет это попробовать… Словно дразнимся…"
"Может быть, - согласилась Дана.
– Но мое женское чутье говорит, что в данном случае это будет правильно. Смотри сам. Как бы ни получилось, хуже не будет. По крайней мере, у нас темы для общения появятся интереснее, а не одна твоя однообразная тоска, от которой скоро и нам тошно станет…"
Дана, как и все женщины, бывала острой на язык… В такие моменты я иногда думал: "Может и хорошо, что моя любимая не умеет разговаривать?…"
"…А вообще, Дана очень добрая и хорошая, - думал я вечером, готовясь смерцать к любимой.
– И она даже больше беспокоится о наших с Линой отношениях, чем Уэд. Вернее, не больше, а по-другому, по-женски. Я даже не очень улавливаю, как именно она беспокоится, от чего кажется, что "просто больше".
Она видит, что у нас не все в порядке, и раздражается, что ничего нельзя сделать. Ну, людица, что с нее возьмешь. Они чувствительнее переживают. Иногда так сильно, что внешне им приходится маскироваться, скрывая одно за другим. Вон, как утром, она сказала обидные слова, но лишь для того, чтобы заслонить свою боль от того, что мы с Линой никогда не сможем закружиться в любовном танце над зеркальной гладью озера. Я успел уловить этот образ у нее внутри, прежде чем она закрылась, а потому почти не обиделся…
Впрочем, пора оставить утренние впечатления! Теперь все мысли - моей любимой!…
Я сосредоточился и смерцал к Лине домой. Я уже привык к замкнутым пространствам, а потому немного задержался в своем углу. Лина опять что-то изменила, и я обязательно должен был это заметить…
Когда я стал каждый вечер приходить к ней домой, любимая устроила мне "телепортатор", как она говорила. Сначала просто расчистила угол в комнате, чтобы я не появлялся где попало и не ушибся о мебель.
Потом в этом углу появился ковер, потом цветы на стенах - сначала не настоящие, как и все в городе, но Лина заметила мой ужас при их прикосновении. Я старался не показать, но она заметила… Обиделась, но ненастоящие цветы убрала, а через два дня на стенах появились живые цветы в странных глиняных емкостях. Я так обрадовался!…
А однажды я появился, когда у Лины были гости. По-моему все испугались, так что я сразу смерцал обратно в лес. После этого мой угол был отгорожен ширмой. Стало тесно, но зато теперь Лина каждый день что-то улучшала в моем углу. Похоже, она меня все-таки любит, хоть и по-своему…
Растений на стенах становилось все больше, а яркий ненастоящий свет вверху теперь сам собой смягчался, когда я появлялся. Как мне объяснила Лина, без него не росли растения. Странно, что настоящим растениям достаточно ненастоящего света. Для меня он был слишком резкий, так что раньше приходилось закрывать глаза. А теперь уже несколько дней можно было мерцать к Лине не боясь ослепнуть, так что я, оказавшись в своем углу, первым делом осмотрелся, чтобы не упустить чего-то нового.
Вроде ничего, но через мгновение я замер, отчетливо услышав журчание воды! Я подумал, что еще не полностью смерцал и слышу звуки леса, - такое бывает. Но тут же сообразил, что мерцал с очень удаленного от любой воды места, так что журчание явно где-то здесь. Причем, совсем не искусственное, как у Лины в ванне (место, где гордейцы играют с водой), а самое настоящее журчание лесного ручейка!
– О, мой Мяу пришел!
– раздался голос Лины.
– Как ты принесла в город ручеек?
– спросил я, выходя из-за ширмы.
– Нравится?… - довольно рассмеялась она.
– Потом расскажу, а сейчас иди ко мне. Я уже заждалась…
Лина лежала на кровати, готовая к гордейской любви.
Я сосредоточился, направил вниз кровь и начал воспроизводить сегодняшний сценарий, как обычно составленный на основе фильмов из энциклопедии Ауиниоана:
– О, любимая, ты так прекрасна сегодня! Твое тело, словно розовый коралл среди белой пены простыней… Я вижу острова твоих грудей, и мне хочется превратиться в маленького пушистого котенка, забраться тебе на грудь и шершавым языком прикоснуться к твердым соскам…
– Господи, ты чего опять начитался, дуралей?
– ласковым, хрипловатым от едва сдерживаемого волнения голосом, сказала Лина.
– Кончай трепаться, мне уже никаких прелюдий не надо, просто хочу тебя!…
Она вскочила, схватила меня и повалила на кровать.
"Ну, вот, - грустно подумал я.
– Опять весь сценарий насмарку…"
Мне нравились моменты, когда все мучения ритуала заканчивались. Лина становилась веселой и разговорчивой, и мы могли просто пообщаться. Через голос получалось медленно и недостоверно, но что поделать?…
– …Сначала я просто хотела купить колонки, поставить запись звуков леса, да и не париться. Но когда пришла в аудио-салон, мне объяснили, что качественный, неотличимый от настоящих явлений звук за пару сотен не купишь. И начали вешать лапшу на уши про какие-то усилители, декодеры, акустику за много штук денег… В общем, ушла я от них, решив, что ты со своим слухом фальшивку обнаружишь, будь она хоть за сто тысяч. Поступила проще, но зато эффективней!…
Я видел устройство для журчания. За ширмой стояла коробка, в которой по прерывистому желобку текла вода. Падая и перетекая, она журчала, как самый настоящий ручей. Вначале я поверить глазам не мог, потому что вода сама поднималась из коробки наверх, к началу желобка! Понятно, когда разумный человек летает, но чтобы вода!…