"Чужой"
Шрифт:
Краснов досадливо поморщился. Коля Николаша, которого в одно время лечили в местной дурке, от которого отказались все, кроме "мамки", - он приходится ей двоюродным братом - способен был нести еще и не такую "пургу". И если его "заклинит", то хрен потом до него достучишься - это ватная стена, а не человек.
– Коля, потом... потом споешь и спляшешь! Ты говорил, что Аня меня искала? Дочь тетки Вари, да?
– он показал на соседский участок, где из за живой изгороди и фруктовых деревьев выглядывала оцинкованная крыша недавно перестроенного двухэтажного кирпичного дома.
–
Коля Николаша переступил босыми ногами, как будто собирался прямо сейчас пуститься в пляс, но сдержал свой порыв...
Он хитро сощурился, спрятал "бумажку" в карман, затем показал два пальца.
– Два дня назад? В воскресенье приходила, так?
– Так. И денежку мне дала на конфеты...
– Про меня спрашивала?
– Мама ей сказала, что ты уехал...
– Блин...
– процедил Краснов.
– О от бабье... Ну не насовсем же уехал?!
– А я Ганке сказал, што ты поехал к Федору... Я всегда правду говорю! Зачем врать? Ганка меня часто про тебя спрашивала.... Как там, говорит, наш солдат? Что пишет, какие новости? Она умная, в Москве учится, понял?! Мы с ней песни пели... она - добрая! А этот... этот...
– Коля Николаша вдруг оскалил зубы и протопнул ногой.
– Он плохой... плохой... чужой! Он ее обидит, обманет!
Краснов опешил.
– Кто? Ты про кого это говоришь, Коля?
– Бандит он... плохой человек!
– Кто? Как выглядит?
– Тахир его зовут...
– А а... вон оно что, - задумчиво произнес Краснов.
– А он что... этот Тахир... Приезжал сюда, к нам, на Вагонную?
Коля Николаша вновь показал два пальца.
– Два раза здесь был? То есть у нее, у Анны? Так?
Тот энергично закивал: сначала вверх вниз, потом - слева направо.
– У него хорошая машина. Коля все марки знает, Коля сам машины чинил...
– Да знаю, знаю...
– Хорошая машина, красивая. Джип. Цвета "мокрый асфальт". "Тойота"! А сам он - нехороший, злой. Тетка Варя его в дом не пустила. Два дня назад он опять приезжал...
– Вон оно как...
– Ганка к нему вышла... но не надолго! Он хотел, чтобы Ганка с ним куда то поехала... Звал ее сесть в свою машину!
– А что она?
– Сказала - не хочу! не поеду! Коля стоял рядом, все слышал. Я ему сказал: "Ты злой, нехороший! Она тебя не любит! Вернется наш солдат, побьет тебя! А нет, я тебя своей палкой сам излуплю!!" - Коля Николаша вновь притопнул заскорузлой пяткой и погрозился кому то своей сучковатой крепкой палицей.
– Потом вышла тетка Варя и увела Ганку в дом... А этот... этот... разозлился! Перед тем, как сесть в машину... красивая... джип... "Тойота"... знаешь, да?.. Он... этот Тахир... что то сказал на не нашем языке! Как будто выругался! А потом... потом сделал так...
Коля Николаша чуть попятился, переложил палку в левую руку, а большим пальцем правой чиркнул себя по горлу, чуть ниже спутанной бороденки...
Краснов прошел в дом. Переоделся в джинсы, надел свежую майку. Включил мобилу на подзарядку. Тот эпизод, когда в ночь с пятницы на субботу Аня влепила ему пощечину, тревожил его все последние дни. Бередил, беспокоил, как заноза, которая выбаливала, "дергала", но которую никак не получалось извлечь. Щека, кажется, горит и по сию пору. Надо сказать, что били его не раз и не два: все детство, всю юность, почитай, не вылезал из драк и разборок. Сам легко пускал в ход кулаки, но и получать доводилось, не один он мастак "махаться". Да и в армии всякого довелось хлебнуть: бывало, что и ногами пинали, даже ребро в учебке сломали...
Но это то понятно, объяснимо. А тут за что получил то?
За то, что вмешался? Что не позволил каким то приезжим зверушкам выеб...ся на глазах у всех, как они это любят? За то, что ответил за "русскую свинью"?
Эххх...
Он вдруг вспомнил, что Аня дала ему номер своего мобильного (который он - по даденной ею бумажке - забил в память своей трубки). Позвонить, что ли? Или сходить к ним без звонка: эдак по соседски, типа "у меня тут соль закончилась, не выручите?"...
Пока он размышлял, как ему поступить в данной ситуации, ожил его сотовый. Дмитрий посмотрел на экранчик: ага, Супрун объявился...
– Леха, привет!
– Здорово, Димон!
– Краснов уловил в голосе приятеля какие то незнакомые прежде нотки.
– Ты где сейчас? Я тебе весь день трезвоню на мобилу! Есть срочное дело!
– Я у себя, Леха... то есть - на Вагонной! А что за дело то?.. Ммм... извини, это был дурацкий вопрос! Где и когда?!
– А атлично! Узнаю старого карифана! Вот что, братишка! Тут надо кое какие вопросы порешать... И я очень надеюсь на твою помощь! Слушай сюда, друг...
– Я слушаю!
– Значит так... Прикид - беспалевый! Джинсы или спортивные брюки, майка, кроссовки, куртец или свитер на случай холодной ночи! Документы и мобилу с собой не бери! Не мешкай, Димон... выходи на перекресток возле "стекляшки"! Я тебя подберу там минут через двадцать, лады?!
Краснов сунул ноги в кроссовки, нахлобучил на голову бейсболку, сдернул с крючка серую легкую куртку плащевку. Так... сигареты надо захватить... лучше взять не одну, а две пачки! Зажигалка... Налички децал взять... Кажись, ничего не забыл!
Он погасил свет на кухне и в коридоре, запер дверь, ключ сунул в рукавичку, висевшую на гвоздике в веранде. Саму веранду запирать не стал: у Коли Николаши здесь стоит топчан, на котором он обычно спит до самых зимних холодов...
До перекрестка рукой подать: через три дома, на пересечении двух окраинных улиц, стоит "стекляшка", а в ней затрапезная кафешка... Шашлыки башлыки, кебабы лаваши...
Раньше, в годы юности, кафе называлось "Волна". А с недавних пор, когда сменились хозяева, на вывеске красуется другое название - "Терек".
– Дима! Дима... постой!
Краснов притормозил... обернулся. Из калитки соседского дома вышла... Аня! На ней короткие шортики и голубенькая майка топ... Даже в сумерках было видно, какая она ладненькая, как она хорошо сложена, как из нее брызжет молодая энергия... Эх, глаз бы не отводил... так и смотрел бы на нее, - такую!
– так и пил бы ее, как чистейшую родниковую воду...
– Привет, - сказал он сухо.
– Я спешу.
– Да?
– она как будто споткнулась... но затем, приноравливаясь под его длинный упругий шаг, догнала и засеменила рядом.
– Дим!