Цифровой призрак
Шрифт:
От этого желание вскочить с места и дать Вовке по роже только усилилось. Я сам не заметил, как сжались кулаки, но сразу почувствовал, как Настя (не та, что в видении, а сидящая рядом), дернула меня за рукав. Я не успел перевести на нее взгляд, как все исчезло. Никакой двойственности, все вернулось в нормальный вид.
И до меня вдруг дошло: я сижу в психиатрической клинике, с перекошенной от злости рожей, и пялюсь в одну точку — туда, куда только что веером было выброшено разорванное фото, которое сейчас обрывками валяется на полу.
Наверное, из нас троих в этой комнате, только я сейчас выглядел сумасшедшим.
Дед,
Настя опять дернула меня за руку, в этот раз, разворачивая к себе и ловя мой взгляд.
— Это он сделал с тобой? — спросил я тихо, словно говорил с хрупкой птичкой, сидящей на ветке. — Из–за него ты не говоришь? Из–за него попала сюда?
Настя отрывисто кивнула.
— Он… — меня вдруг осенило, — он может больше, чем остальные люди?
Она недоверчиво прищурилась, пытаясь понять, стоит ли отвечать. Понурилась, начала неуверенным привычным движением тереть безымянный палец без кольца.
— Он умеет делать что–то, что другие не могут, да? — уцепился я за догадку, боясь, что Настя замкнется.
Она кивнула, не поднимая взгляда.
Не знаю, почему я это спросил. Не знаю, как такое пришло мне на ум, но когда я увидел ухмыляющегося Вовку, все как будто встало на свои места. Его взгляд, ее страх, вибрации в воздухе. Я просто понял, что он такой же. Не знаю, почему не заметил этого раньше, когда мы были лицом к лицу.
— Он… — я хотел спросить, но слова давались тяжело, как будто ее немота перекинулась на меня. Пришлось себя пересилить, чтобы вопрос все–таки прозвучал: — Это он виноват в том, что случилось с твоими родителями?
Она вдруг вскинула голову, убрала пряди с лица и покивала, спокойно и размеренно, как будто тоже пережевывала эту мысль вместе со мной.
Мне больше нечего было сказать. И нечего было спросить. Если бы у меня было время, а она могла говорить, возможно, мы бы многое обсудили. Но все сложилось так, как сложилось, и поэтому я произнес единственное, что казалось действительно нужным:
— Я тебя вытащу, слышишь? Я все исправлю, обещаю тебе.
И словно в подтверждение моим словам заорала сирена — подытожила, провела грань под сказанным. Настя красноречиво толкнула меня в плечо в сторону двери.
«Проваливай!»
Это было понятно без слов.
Настя догадалась, что сейчас придут по мою душу. Вряд ли ее каждый день посещают гости со странными вопросами, а потом врубается сигналка.
Я еще раз посмотрел на нее, чтобы как следует запомнить, в кого Вовка превратил ее. Чтобы, когда я до него доберусь, ее лицо всплыло перед глазами. И одобрило то, что я собираюсь с ним сделать.
— Попался, голубчик! — прогремел Василий, вынырнув из дверного проема. — А ну иди–ка сюда, сейчас воспитывать тебя будем.
— Мм-м, — испуганно прохрипела Настя позади меня.
— Не грусти, красавица, — я подмигнул ей, обернувшись, — встретимся на свободе! — Отсалютовал и проверил шкалу кредитов:
22 кредита доступно для использования.
Ну, берегись…
Я еще толком не знал, что буду делать. Василий уверенным шагом Тирана[1] обходил столы, которые преграждали ему путь ко мне, а я судорожно пытался
— Вася!.. — вдруг подал голос дед, с которым Василий почти поравнялся. — Сзади! — проорал он, и начал махать костылем, указывая куда–то в сторону. — У него напарник!
Верзила на секунду замешкался, недоверчиво обернулся, и этого мгновения хватило, чтобы дед со всей дури орел его костылем по башке.
Вася как–то глухо крякнул, замер и через секунду, начал медленно оседать. Сказать, что я офигел — ничего не сказать.
— Да не стой ты как статуя, — проворчал дед, поправляя заношенную рубаху и торчащие во все стороны седые патлы, — беги давай!
Я только и мог сделать, что кивнуть. И в этот кивок я вложил и согласие, и благодарность, и даже чуть–чуть восхищения. Не знаю, прочувствовал ли это дед… Скорее да, чем нет, потому что усмехнулся еще шире.
— И придуркам тем офисным передай… — поднял костыль вверх, словно это был легендарный магический посох и хриплым ехидным голосом прогрохотал: — Побежден, но не сломлен!
Какой бы завораживающей не была картина, оставаться тут дольше я не мог. Метнулся к двери, и уже позади себя услышал раскатистый громоподобный хохот и лязг рассыпающихся по полу кусочков пазла. Мне казалось, вслед мне хохочет сам Тор, спустившийся с неба и решивший скоротать старость в комфортабельной психушке, собирая пазлы с лошадками.
И какой бы глупой ни была мысль, она казалась не такой абсурдной, как то, что сказал мне дед напоследок.
Каких офисных придурков он имел в виду? Мне приходили на ум только «костюмы», но разве он мог их знать? Он же просто чокнутый! Или это я чокнутый, потому что ищу логику в его словах?
— Аркадий Петрович! — пропищал возмущенный женский голос, и я услышал звук опрокидываемого стола и новые раскаты зловещего дедовского хохота. Следом очередной писк: — Да что ж вы творите?!
Дальше подслушивать не стал, рванул по коридору, игнорируя любые вопли. Если б не замешкался у разросшегося фикуса в широком горшке, сбил бы с ног, молоденькую медсестричку. Я и так налетел на нее со всей дури, но хотя бы смог удержаться на ногах и удержать ее. Девушка ошалело уставилась мне в глаза, губы дрогнули, и я понял — еще мгновение, и заорала бы что есть мочи. Пришлось действовать грубо и по–дикарски: закрыл ей рот ладонью и прижал к стене, очень вовремя навалившись на нее тушей, потому что милашка уже готовилась двинуть мне коленом по самому уязвимому и дорогому. Не вышло, я был проворней.
— Я только ключик заберу и отпущу тебя, честное пионерское, — бормотал я и свободной рукой обыскивал халатик на предмет небольшого пластикового прямоугольника, на подобие того, что использовала рыжекудрая Мила, когда меня конвоировали из служебных помещений в комфортабельную палату на втором этаже.
Пока не нащупал пропуск, нащупал много другого интересного. Не специально! Мамой, которую не помнил, был готов поклясться, хотя медсестричка вряд ли бы мне поверила. Гамма выражений на ее лице сменялась, будто летнее питерское небо. То гром и молнии, то озорные искры, то возмущенные грозовые тучи, то ясное солнышко в глазах, сопровождаемое облегченным вздохом, когда я наконец ее отпустил, вытащив кусок пластика из внутреннего кармана.