Цикл оборотня (сборник рассказов и повестей)

Кинг Стивен

– Класс, – сказала она. – Ла-ба-ду-ба-да!

– Что? – переспроси Кларк, но она покачала головой.

Подошла молодая официантка, доставая блокнот из ацетатного кормашка. Она одарила их улыбкой – вымученной, как показалось Мэри; женщина выглядела усталой и нездоровой. На верхней губе у нее было засохшее пятно от лихорадки, а слегка налитые кровью глаза беспрерывно бегали. Они останавливались, казалось, на всем, кроме клиентов.

– Что вам?

Кларк взял меню у Мэри. Она отобрала его назад и произнесла:

– Большую «пепси» и большое имбирное пиво. И пожалуйста, побыстрее.

– Вы обязательно должны попробовать вишневый пирог! – хриплым голосом вскричала

рыжая. Молодая официантка вздрогнула при звуке этого голоса. – Рик только что испек! Вы почувствуете, что умерли и вознеслись на небо! – Она с ухмылкой подбоченилась. – Но вы и так в Раю, ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

– Спасибо, – сказала Мэри, – но мы действительно спешим и…

– Конечно, а почему бы и нет? – раздумчиво произнес Кларк. – Два кусочка вишневого пирога.

Мэри лягнула его в лодыжку – больно, – но он, – казалось, не заметил этого. Он снова уставился на рыжую официантку, до боли стиснув зубы. Рыжая, несомненно, заметила это, но не подала виду. Она лениво взбила одной рукой свои немыслимые волосы.

– Две бутылки с собой, два пирога здесь, – повторила молодая официантка. Она опять нервно улыбнулась им, пока ее глаза изучали обручальное кольцо Мэри, сахарницу, вентилятор под потолком. – Пирог вам прямо сюда? – Она нагнулась и положила на стойку две салфетки и две вилки. – В-вы… – начал Кларк, но Мэри твердо и быстро перебила его:

– Нет.

Хромированный поднос находился на дальнем конце стойки. Как только официантка направилась туда, Мэри прошипела:

– Зачем ты это делаешь, Кларк? Ты же знаешь, я хочу поскорее убраться отсюда!

– Эта официантка. Рыжая. Это же…

– Да перестань глазеть на нее! – злобно прошептала Мэри. – Ты как пацан, заглядывающий девочкам под юбки!

Он отвел взгляд… но с немалым усилием.

– Это же вылитая Джанис Джоплин, или я сумасшедший!

Пораженная, Мэри сова посмотрела на официантку. Та слегка повернулась в профиль, разговаривая с поваром на кухне, но Мэри видны были две трети ее лица, и этого оказалось достаточно. У нее как будто щелкнуло в голове, и лицо рыжей совместилось с лицом на пластинках, которые у нее хранились до сих пор. Это были пластинки в виниловых конвертах, выпущенные в том году, когда еще ни у кого не было переносных магнитофонов «сони», а компакт-диски воспринимались как чистая фантастика; пластинки, которые теперь уложены в картонный ящик из-под виски и пылятся где-то в углу чердака; пластинки с такими названиями, как «Большой брат и акционерная компания», «Дешевая дрожь» и «Жемчужина». И лицо Джанис Джопин – доброе, некрасивое лицо, которое очень быстро сделалось старым, огрубевшим и измученным. Кларк прав: лицо этой женщины – точная копия лица на тех старых пластинках.

Но было не только лицо: и Мэри ощутила, как в ее душу заползает ужас и сердце колотится в предчувствии опасности.

Был еще голос.

В памяти у нее всплыл леденящий душу, взмывающий вверх звук – почти вой – в начале песни «Кусочек моего сердца». Она наложила этот мрачный, пропитой выкрик на голос рыжей официантки, от которого несло виски и «Мальборо», как только что накладывала друг на друга лица, и поняла, что если официантка запоет эту песню, она запоет ее голосом умершей знаменитости из Техаса.

«Потому что она и есть умершая знаменитость из Техаса. Поздравляю, Мэри, тебе пришлось ждать до тридцати двух лет, но ты своего добилась – увидела наконец свое первое привидение».

Она попробовала спорить с собой, пыталась убедить себя, что совпадение разных факторов, среди которых не последнее место занимал стресс от того, что они

заблудились, заставило ее придавать слишком большое значение случайному сходству, но все эти рациональные соображения не могли состязаться с уверенностью, засевшей глубоко внутри: она видит призрак.

В ее теле происходили какие-то странные глубинные изменения. Биение сердца достигло уже галопа, и оно готово было взорваться, как марафонец на олимпийской жаре. От прилива адреналина мышцы живота напряглись, а в диафрагме сделалось тепло, как после глотка виски. Подмышки и виски увлажнились потом. Самым удивительным был свет, заливавший все – неон на циферблате часов, отделанный нержавеющей сталью проход на кухню, вращающиеся круги на лицевой панели музыкального автомата – так, что все казалось и призрачным и в то же время чересчур реальным. До нее доносилось жужжание вентилятора, рассекавшего лопастями воздух, слабый ритмичный звук, будто кто-то выбивал шелковую занавеску, запах мяса, жарящегося на невидимом вертеле в соседнем помещении. И в то же время было ощущение, что она вот-вот свалится с вертящегося стула на пол в глубоком обмороке. «Возьми себя в руки, женщина! – строго приказала она себе. – У тебе приступ страха, вот и все, – никаких призраков, никаких гоблинов, никаких демонов. Просто старомодный приступ всеохватывающего ужаса, такое с тобой и раньше случалось перед экзаменами, в первый день работы в школе и когда ты первый раз выступала на родительском собрании. Ты знаешь, что это такое, и можешь с ним справиться. Никто тут не собирается падать в обморок, так что возьми себя в руки, слышишь?»

Она изо всех сил сжала пальцы на ногах, сосредоточившись на этом ощущении, пытаясь тем самым вернуться в реальным мир, подальше от ослепительного порога, за которым маячила потеря сознания.

«Дорогая, – голос Кларка откуда-то издалека, – с тобой все в порядке?»

– Да, конечно. – Ее собственный голос тоже слышался из далекой дали… но все равно, понимала она, ближе, чем если бы она попыталась заговорить еще пятнадцать секунд назад. Все еще сжимая пальцы ног, она взяла оставленную официанткой салфетку, чтобы рассмотреть ткань, – еще один способ вернуться в мир и справиться с панически, иррациональным (действительно иррациональным, правда же? – ясное дело!) чувством, которое с такой силой охватило ее. Она поднесла салфетку к лицу, чтобы вытереть пот, и увидела, что на обороте что-то написано прыгающим карандашом, который рвал бумагу в клочья. Мэри прочла написанное большими печатными буквами:

«УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА, ПОКА ЕЩЕ МОЖЕТЕ».

– Мэри, что это?

Официантка с лихорадкой на губе и бегающими, испуганными глазами возвращалась с пирогом. Мэри уронила салфетку на колени.

– Ничего, – спокойно произнесла она. Когда официантка расставляла тарелки, Мэри заставила себя заглянуть девушке в глаза.

– Спасибо, – сказала она.

– Не за что, – пробормотала та, лишь на краткий миг встретившись глазами Мэри, после чего снова бесцельно заскользила взглядом по залу.

– Решила все-таки попробовать пирог, я вижу, – говорил ее муж своим доводящим до бешенства тоном – мол, де, Кларку лучше знать. «Женщины! – возглашал этот тон. – Господи, они же ничто. Их мало подвести к колодцу – надо еще ткнуть носом, чтобы они начали пить. Такая работа. Трудно быть мужчиной, но я стараюсь изо всех сил.

– С виду ничего, – произнесла она, удивляясь своему ровному тону. Она широко улыбнулась ему, уверенная, что рыжая, похожая как две капли воды на Джанис Джоплин, бдительно следит за ними.