Циклопы
Шрифт:
Растерянный, потный и красный Косолапов терзал вопросами стилиста:
— Завянь, ты чо молчишь?! Что происходит?! Райка — сумасшедшая, да?!
Даже стоя на самом краю, вплотную наблюдая за предательством, влюбленный мужик надеется на чудо! Его не обманули — помешались! Пусть страшно, пусть жестоко…, но может быть все-таки — временно?
Ведь было так чудесно! Еще полчаса назад: его целовали, в глаза заглядывали, лепетали нежности…
Косолапов реально — клочками! — рвал на себе волосы!
Борису было жаль приятеля — невероятно! Но пожалеть, сказать
А Константиныч центрами воспользовался:
— Иннокентий, — вращая в пальцах шпильку, обратился к Капустину, — о чем говорили Миранда и Платон?
Кеша не успел ответить, взревел Косой:
— Какие на хрен «Миранда» и «Платон»?!?! Завянь, почему этот хрыч тебя-то «Иннокентием» зовет?!
— Уф, — громко выдохнул Потапов. Твердо зафиксировал в скважине заколку и шпильку, встал прямо и, пальцами одной руки схватив Косого за кадык, впечатал его в шкаф: — Заткнись, Коля. Все вопросы — позже. — Отпустил байкерское горло, вновь присел перед замком. — Иннокентий. Говори по-чесноку. Косолапов уже в теме. Все равно твои циклоны в его мозгах поковыряются.
Стилист кивнул согласно, послушно забубнил:
— Они говорили о том, как Платон очутился в теле Рае…
— Об этом после, — перебил Лев Константинович. — Платон сказал что-нибудь о месте, куда они предположительно поехали?
— Нет.
— Паршиво. Что там за закон такой — Шустова-Макмануса? Почему он вдруг туфтовый? В двух словах.
— В двух слова, — тягуче сглотнув, послушался Иннокентий: — Закон гласит: «В процессе разъединения, лишенное носителя тело и интеллект погибают практически одновременно».
«Ты что-нибудь понял, Боря?» — пробурчал Потапов, плавно вращая шпильку по часовой стрелке. Для старательности закусив кончик языка.
«Мы как разговаривали с Кешей… О том, что будет, если будущее измениться и он там вовсе не родиться… Иннокентий мне сказал, что тело, лишенное носителя интеллекта протянет в вегетативном состоянии какое-то время…, потом умрет. Я потом спросил, что в происходит в обратном случае с интеллектом, куда он девается — умирает-исчезает или продолжает жить в другом носителе? Капустин сказал, что гибель тела и интеллекта происходит практически одновременно, типа, это как-то связано».
«Понятно, — кивнул Лев Константинович. — Платон нам намекнул, что готов продолжить жизнь в чужом теле до конца его времен. Даже после изменения будущего, его интеллект не испариться сам собой из тела Раи». Замок негромко чавкнул, генерал потянул на себя дверную ручку:
— Порядок. Выдвигаемся.
В хорошо освещенном фонарями дворе шумели под ветром деревья. Завьялов, Иннокентий и разъяренный байкер разделились, минут десять побегали по территории. Заглянули в каждый темный угол, обшарили все детские качели-карусели, кустами пошуршали…
Террористы испарились как их и не было.
Мужики собрались у подъезда. Иннокентий держал на руках трясущуюся
«Что будем делать, Константиныч?»
«Ума не приложу, — признался контрразведчик. — Они могли уйти из двора в любую сторону. Поймать такси на проспекте или вызвать машину по адресу… Райка здесь давно вокруг Косого трется… Наверняка узнала, где расположены аптеки-магазины, так что по адресу определиться легко… Эх! Нам бы только отправную точку их отъезда разыскать!»
«А может быть пойдем по следу?»
«В смысле?»
«В смысле — Жюли».
Генерал направил взгляд на собачонку в старом рукаве (шикарный прикид для светских вечеринок рачительные беглецы припрятали вместе с англицким костюмом). Мадам Капустина выглядела неважно. Недавний испуг — можно представить, что испытало крошечное существо, когда к нему потянулись кошмарно агромадные руки настроенного на убийство диверсанта! — еще продолжал потряхивать тщедушное тельце. Потапов жалостливо сморщился:
«Ты думаешь, она — потянет?»
«А ты спроси. У нее и нюха-то может не оказаться. — Вздохнул: — Какая из Жози собака…»
Виктор Николаевич Полуянов вышел на балкон перекурить.
Жена по обыкновению утащила пепельницу. Унесла на кухню — вытряхнуть и вымыть. А вернуть на место позабыла.
Но время позднее, ночное и возвращаться на кухню уже лень. Виктор Николаевич стыдливо стряхивал пепел с четвертого этажа. Когда прикончил сигарету до окурка, опустил голову вниз, поглядеть: не опозориться ли перед аккуратными соседями, соря окурком на газон?
Внизу разыгрывалась уморительное зрелище. По узкой пешеходной дорожке, водя носом по асфальту, быстро перебирала паучьими лапками смехотворная собачка. Полуянов ее вначале даже за оборзевшую по ночному времени крысу принял!
За собачкой, как привязанные топали три мужика. При чем — по росту. Вначале шел невысокий пожилой субъект в костюме и матово поблескивающих штиблетах. За ним — бугай пузатый в черной кожанке. Замыкал шествие амбал в коротких вислых трениках.
Шеи у троицы напряженные. З н а ч и т е л ь н ы е.
Умора. Три конкретных мужика выгуливают шавку-паучка.
Или — шавка их выгуливает? подумал Полуянов. Вон как крадутся, шеи вытянув…
Жюли не подвела. Не взирая на негодующее Кешино фырканье в ответ на предложение «взять след» — попробовала: повела. И с каждым метром все уверенней.
Завянь переговаривался с генералом, уже невероятно заинтригованный Колян на пятки наступал. (Едва конотопский дядя Миша — в натуре! — заговорил с собакой, у Косого мозги повернулись так, что приключение с Раисой показалось хилым бредом на фоне остальных событий!) Немного разобиженный за жену, вынужденную нюхать оплеванный московский асфальт, Иннокентий потерянно брел следом. Маленько поражался непритязательности своей мадам. Корил себя за взявшиеся непонятно откуда фанаберии.