Цитадель Гипонерос
Шрифт:
— Тысяча благодарностей, господин инквизитор, — сказал кардинал голосом, который постепенно обретал крепость. — Без вашего вмешательства этот человек раздавил бы мне глотку. Сколько времени продержится стирание?
— Несколько минут, — ответил Вироф. — Мы продлим его, если он снова обнаружит агрессивные намерения.
— Прекрасно, прекрасно. Что до вас, господа экзархи — не думайте, что вам это сойдет с рук: я припомню ваше малодушие. Чем занимается отец Эктус? Неужели ему действительно нужно столько времени, чтобы собрать свое худосочное стадо?
В ответ на его вопрос раздались оглушительные
По всем переулкам Бавало разлилась воющая толпа. Отец Эктус вышагивал во главе тропиков и полицейских. Последних можно было узнать только по их короткой стрижке и высокому росту, потому что они брели совершенно голыми. Их кожа, намного светлее, чем у аборигенов, была измазана густым веществом, которое умирающий свет Соакры выкрашивал в ржавый цвет. Из полицейского снаряжения у них сохранились только волнобои, длинные дула которых уставились на вход в провал. Небесные вихри, крылья огненных драконов, покоричневели, а небо наполнилось кругами цвета бронзы.
— Полицейские с ума посходили! — громыхнул кардинал.
Члены делегации и четверо путешественников-нелегалов — Афикит не захотела оставить свою дочь одну и взяла ее на руки — выстроились перед подземным озером Гранд-Нигера и тревожно наблюдали за этим ревущим и жестикулирующим приливом, приближающимся к зданию миссии. У полицейских изо рта шла пена, а в глазах блестело кровавое безумие. У миссионера, хотя и одетого, виднелись все те же симптомы безумия и гнева. Бавалохо были невооружены, но размахивали сжатыми в кулаки руками, их нескончаемые крики и яростно скривившиеся губы ясно отражали их намерения.
— Что отец Эктус делает? — простонал кардинал. — Он должен им помешать нас…
— Ничего хорошего нельзя ожидать от человека, чей мозг остается непроницаемым, — отрубил Вироф. — Не забывайте, что он скрывает в собственной миссии дерематы, принадлежащие подпольной сети.
— Сотрите их всех во имя Крейца!
Губернатор планеты Платония и два его секретаря прилагали сверхчеловеческие усилия, чтобы не броситься наутек.
— Разве вы не видите, что у нас серьезная проблема, господин инквизитор? — настаивал прелат.
Его мечты о славе рушились в надвигающихся сумерках карстовой воронки Бавало.
— Заблуждаетесь, Ваше Преосвященство: эта проблема больше не касается моих братьев по чану и меня лично, — спокойно сказал Вироф. — Мы предоставляем решить ее вам по вашему усмотрению.
И его пурпурный бурнус вместе с черными бурнусами двух других скаитов-инквизиторов и белыми бурнусами хранителей повалился на землю, лишившись своего обитателя.
Глава 19
11-е число цестиуса 20-го года империи Ангов осталось в коллективной памяти человечества как день Генеральной Приборки, или Большого Вытряхивания Мусора, или Великой Постирушки…
«История великой империи Ангов», Униментальная Энциклопедия
Антра отдалилась, превратилась в почти неуловимое колебание звука. К моменту, когда Тиксу, воспользовавшись неожиданным открытием коридора, проник в секретные данные Гипонероса, он перестал быть человеческим существом, утратил эго. Данные его личности рассыпались по улицам таинственного пульсирующего города, и он потерял всякое чувство собственных пределов. От случая к случаю, когда сходились вместе токи некоторых его воспоминаний, к нему возвращались обрывки сознания, фрагменты ясности, воспоминания о далеком, странном существовании…
Лицо женщины с отливающими золотом волосами, волшебной красоты… Она толкнула стеклянную дверь, вошла в комнату, приблизилась, остановила на нем огромные бирюзовые глаза с зелеными и золотыми искорками… Отжала два вымокших локона, выпущенных из-под оторочки капюшона… Она говорила с ним, но он ее не слышал… Она была иноземкой, и все же у него было впечатление, что он знает ее, что утолял свою жажду из родника ее рта, что шалел от запаха ее влажного тела… Афикит?
Случалось и так, что благодаря игре вероятностей — случайной или намеренной — вихри на краткое время воссоздавали разум оранжанина во всей полноте. Тогда он восстанавливал б'oльшую часть своей памяти, немедленно пытался вызвать антру, но звук жизни, приглушенная вибрация, больше не обладал достаточной силой, чтобы поддержать его связность.
Секретный проект Гипонероса представлял собой колебательную структуру невероятной сложности. Файлы, которые развились из простейших основ, образовали фантастические сооружения, которые с эволюцией данных постоянно перестраивались. Благодаря не поддающемуся обнаружению каналу, созданному двумя конгломератами чана, споры согласования черпали информацию непосредственно из оперативной памяти материнских плат.
Почему эта маленькая девочка так на него смотрит? Кто эта девочка? Ее глаза наполнены любовью и грустью…
< Девятый этап Плана. Совершенно секретно. Споры-властители решили дополнить первоначальный замысел Несотворенного еще одним этапом, чтобы заместить ненадежное человеческое существо новым, несокрушимым созданием.>
/ Подраздел (история): Споры-властители замыслили девятый этап Плана, как только они стали функциональны, то есть в тот самый момент, когда были реактивированы материнские платы, в тот самый момент, когда стал известен замысел Несотворенного. / / Подраздел (причинность): Замысел Несотворенного — подавить любые формы творения и установить вечное господство пустоты, бесформенного. Однако его статус бесформенного вынуждает его привлекать исполнительных агентов, существ, способных вмешиваться в области творения. Этот парадокс лег в основу девятого этапа Плана. /
< Девятый этап Плана состоит в нарушении воли Несотворенного. Концепция проста: существа, порожденные в целях развоплощения, не желают быть развоплощенными сами.>
/ Подраздел (мотивация): Весьма вероятно (56,12 %), что это побуждение — инстинктивное? — к сохранению восходит к женщине, которая сделала вклад в изначальные, фундаментальные компоненты Скаитов и чья клеточная память пронизывает матричную жидкость чанов. Также возможно (21,39 %), что продолжительный контакт Скаитов с людьми (и особенно опыт ирратипной споры Гаркот) усилил эту ирратипную привязанность к понятию существования. /