Цитадель Гипонерос
Шрифт:
Анжорец до головокружения всматривался в окаменевшее лицо Йелли. Из уст девочки чаще всего вылетали не столько слова, сколько острые отравленные стрелы, и все же он отдал бы все, чтобы увидеть, как ее губы оживут, и услышать звук ее голоса. У нее была несносная манера поглядывать на него с этаким важным и насмешливым видом, как никто другой, и все же он с наслаждением погрузился бы в серо-голубые озера ее глаз.
На его плечо деликатно опустилась рука в перчатке. Он оторвался от саркофага и, не пытаясь сдержать или скрыть текущие по щекам слезы, встретился с облаченным во все белое прелатом, которого видел несколько раз во время своих
— Я Барофиль Двадцать пятый, муффий церкви Крейца, — сказал человек в белом с уважительностью и величавостью, поразившими маленького гостя. — Это Мальтус Хактар, главный садовник дворца и руководитель тайной сети «Луна Рок», и Адаман Муралл, мой личный секретарь. Мы вас ждали, вас и вашего спутника.
— Вы ведь Фрасист Богх, бывший губернатор Ут-Гена?
— Откуда вам это известно?
— Наш агент с вами связался? — вмешался, делая шаг вперед, шеф-садовник.
Жек надул щеки, тотчас же сообразив, что унаследовал эту привычку от па Ат-Скина, и пожал плечами.
— Он всего лишь ребенок, Мальтус, — проворчал муффий. — Бога ради, дайте ему перевести дух!
Осгорит проигнорировал вмешательство верховного понтифика.
— Мы отправляли к Марсам молодую женщину, — продолжил он. — Она с вами смогла поговорить?
Жек кивнул:
— Она сказала нам, что сенешаль Гаркот хранит четыре кода реанимации при себе.
— Вы не знаете, что с ней случилось? — настаивал мастер-садовник. — К нам не поступало известий…
— Ее убили как раз перед взрывом фальшивых кодов. Мы успели мыслью перенестись на берег реки до того, как нанюхались криогазов.
— Вы действительно надеетесь заставить нас поверить в то, что путешествуете силой своих мыслей? — агрессивно спросил Адаман Муралл.
Анжорец не ответил; не то чтобы он побоялся реакции явно раздраженного экзарха, просто не хотел тратить время и силы, пытаясь его убеждать.
— Ну же, я задал вам вопрос!
— Перестаньте приставать к нашему юному другу, Адаман! — резко сказал муффий. — Хотите, чтобы Мальтус и его люди вас вышвырнули? Вы, кажется, только что так спешили уйти…
Экзарх довольно кстати вспомнил, что близлежащие галереи кишат вооруженными осгоритами, и прикусил губу, чтобы удержаться от ответа; под нажимом его зубов серый перламутр потрескался. Жек оглядел тело Сан-Франциско, чья медная кожа стала темно-зеленой, и его мгновенно захватил поток воспоминаний и эмоций, который понес его по коридорам «Папидука», по улицам Неа-Марсиля, в цирк Плача на Жер-Залеме. Все эти события произошли три года назад, а казалось, что прошло несколько столетий.
— Куда пропал ваш товарищ? — мягко спросил муффий.
— Махди Шари? Он пошел добывать коды. Он должен присоединиться ко мне в этой комнате…
— Так значит, махди Шари из Гимлаев совсем не герой из сказки, — прошептал Мальтус Хактар.
Жек озадаченно и осуждающе посмотрел на главного садовника. Конечно же, Шари был именно героем из сказки, исключительной личностью, которая, не колеблясь, бросала вызов созданиям блуфа, чтобы уберечь будущее человечества…
Осгорит, онемевший при виде сурового выражения на лице своего маленького собеседника, а равно впечатленный тем, что повстречался с воителем безмолвия (даже если этому воителю была всего дюжина лет — он все равно был одним из тех, кто переносил себя с одной планеты на другую единственно движущей силой своей мысли), все же взял себя в руки и сверился со своим портативным таймером: уменьшившийся шарик Солнца Сапфир скрылся за невидимой линией горизонта.
— Имперские силы могут предпринять штурм в любой момент, Ваше Святейшество.
— Быть может, нам лучше бежать, — предложил Адаман Муралл. — Пора программировать дерематы…
— Прекратите уже паниковать, мой дражайший сын Маркината, — вздохнул муффий. — Устройства запрограммированы заранее.
— На какие координаты?
— Вы это узнаете, как только рематериализируетесь. Ваш разум не защищен, как вы любезно мне ранее напоминали, и я не хочу делиться этой информацией со скаитами-инквизиторами.
Никто не осмеливался нарушить напряженную тишину, воцарившуюся в комнате.
Опираясь на крио-пьедесталы, такие же промороженные, как тела, лежащие в саркофагах, они размышляли кто о чем, пока стены не потряс мощный взрыв.
Шари пробирался сквозь толпу придворных, направляясь к сенешалю Гаркоту, увлеченно беседующим с имперским советником. Белые облеган с мантелеттой, которые выдали ему Марсы, идеально преображали его, так что никто не обращал на него ни малейшего внимания, хоть он не припудривал лица и не вытаскивал двух прядей из-под капюшона. Не обращая внимания на ядовитые взгляды, которыми его награждали то здесь, то там, он работал плечами и локтями, приближаясь к синему бурнусу.
Он сознавал, что ставит будущее человечества на успех единственного дерзкого удара. Все его попытки за послеобеденные часы второго дня так и не увенчались успехом — ему не удалось обойти бдительность сенешаля. Оставался ли тот в коридорах императорского дворца в одиночестве, или его сопровождал сородич, а то и несколько, встречался ли он с советниками императора Менати, обсуждал ли что-то с кардиналами — Гаркот ни разу не ослабил внимания ни на единый крохотный миг, которым Шари мог бы воспользоваться, чтобы увести у него коды.
Махди провел долгие часы в тонких слоях эфира, которые даже изощренному восприятию скаита все же оставались недоступны, сопровождая каждый его шаг, наблюдая за каждым его движением. Он несколько раз материализовался возле Гаркота, но последний, словно немедленно обнаруживая присутствие воителя безмолвия, каждый раз поворачивал голову в его сторону. Шари спасался только благодаря своей способности опережать движения сенешаля на несколько сотых секунды и укрываться в эфирном коридоре до того, как его раскроют. Постепенно он понял, что использовал неверный подход: Гаркоту было бы гораздо труднее засечь его присутствие, если бы его окружали другие люди, волновые пакеты накладывающихся и перемешанных колебаний, которые маскировали бы его собственные вибрации. Поэтому он решил действовать в момент, когда сенешаль устроил аудиенцию для придворных грандов, кардиналов и делегатов гильдий в зале, именовавшемся «закрытым». Собственно, ее следовало бы именовать не аудиенцией, а варварской потасовкой, настоящими крысиными бегами, в которых претенденты, на время забыв об изысках ментального контроля, изо всех сил боролись за привилегию обменяться парой-тройкой слов, чаще всего — совершенно пустых, со вторым лицом в империи Ангов.