Цитадель
Шрифт:
— А-а, из Овражья. Со мной поедешь?
Он попытался улыбнуться помягче, но его суровое обветренное лицо давно уже забыло, что такое улыбка. Тем более что на самом деле барона мало волновали чувства и желания девушки. Он спрашивал по привычке.
Девушка кивнула, но барон уже искал глазами оруженосца.
— Приведите ее в порядок, а на ночь — ко мне, — бросил барон и, не удостоив девушку больше ни единым взглядом, пустил коня в галоп.
Поздно вечером, закончив разбираться с делами, накопившимися за две недели, барон приказал позвать «ту девушку» — имени ее он не знал, да
Девушка, вымытая, одетая в полупрозрачную тунику и благоухающая духами, робко переступила порог спальни. Впившись в нее взглядом, барон ощутил, как забурлила в жилах кровь. Еще минуту назад, устав от нудных докладов управляющего, Росбах отчаянно зевал, клевал носом и уже не был уверен, что ему нужно что-то еще помимо сна.
Но стоило вдохнуть возбуждающий запах духов, стоило пробежать глазами по этому молодому, мягкому и податливому телу… Барон и думать забыл про сон.
Росбах ущипнул ее за грудь, хлопнул по упругим ягодицам и подтолкнул в сторону постели. Стоявшие на входе воины довольно осклабились, и барон зыркнул на них исподлобья.
— Чего пялитесь-то, обормоты? Бабу не видели? — Барон усмехнулся, заметив, что глаза кнехтов не отрываются от девушки. — Ладно, уймитесь, утром будет ваша.
Воины судорожно кивнули, хотя вряд ли слышали барона.
— Эй, так и будете стоять? Дверь-то закройте, олухи!
Кнехты вновь кивнули и с видимой неохотой захлопнули двери. Барон нахмурился. Дорога выдалась тяжелая, конечно, но чтоб вот так повестись на бабу? Вроде бы и не сильно пьяные…
Он обернулся и напрочь забыл о странностях поведения кнехтов. Девушка была не в постели, но и на это барон уже не обратил никакого внимания. Она стояла у окна, облокотившись на подоконник, и короткая туника уже ничего не могла скрыть.
Барон облизнулся и двинулся к ней, на ходу распуская пояс. Он больше ни о чем не думал. Он видел только одно. Ее круглые и такие аппетитные ягодицы. Утробно рыча, барон навалился на нее сзади и взревел от нетерпения.
В голове еще роились обрывки мыслей, подозрений и сомнений, но он уже не принадлежал себе. От разумного существа по имени барон Росбах, от хозяина замка и города Везель остался лишь комок плоти, трепещущей от необузданной страсти.
Поэтому, когда эту плоть пронзила острейшая боль, барон даже не сразу ощутил это как боль. А когда ощутил, исполненный страсти рык превратился в истошный вопль, эхом прокатившийся по коридорам замка.
Тут только, сквозь пелену нестерпимой боли, заполнившей, казалось, каждую его клеточку, он разглядел ту, что стояла теперь уже лицом к нему. Разорвав тунику, тело девушки бугрилось толстыми жгутами мышц, длинные и стройные ноги напоминали звериные лапы, а ее жилистые руки заканчивались длинными и острыми когтями. Заглянуть в лицо Росбах не успел, его скрутил новый приступ боли, и барон, двумя руками зажимая кровоточащую рану, с воем рухнул на колени.
— Ко мне! Стража! — прохрипел он, превозмогая боль. — На помощь!
Девушка или та, кого он считал девушкой, мягко переступила на звериных лапах. Барон попытался попятиться, но она запустила в его волосы пятерню, разодрав когтями лоб, и заставила заглянуть себе в лицо. Росбах содрогнулся от ужаса.
Он увидел перед собой лицо демона. Или скорее демоницы. Горящие глаза-угли и нечеловечески острые зубы.
— Я бы могла убить тебя быстро и без шума, — сдавленно пророкотала демоница, — но тогда ты бы так не мучился.
Она швырнула на залитые кровью колени барона его оторванную плоть. Но тот уже мало что понимал. Смерть почти коснулась его своей костлявой дланью, оставалось лишь молиться, чтобы она забрала его как можно быстрее. И чтобы эта страшная боль наконец прекратилась.
— Ты вряд ли вспомнишь меня, барон, — донеслось до него как сквозь вату. — Но это и неважно. Главное — я вкусила твою боль, и мне хорошо…
В этот миг сознание покинуло Росбаха, больше он ничего не видел и не слышал. Не слышал, как двор заполнился истошными воплями, лязгом оружия и командами сержантов, пытающихся навести порядок. Не видел, как дверь в спальню с грохотом открылась, и через порог ввалились несколько полуодетых рыцарей. И тотчас же застыли с выпученными глазами…
Перешагнув окровавленное тело барона, демоница шагнула вперед. Она оскалилась, демонстрируя ряды острейших зубов, и раскинула руки с длинными звериными когтями.
Однако ворвавшиеся в спальню рыцари оказались бывалыми воинами. Если не с демонами, то хотя бы с диким зверьем им уже приходилось иметь дело, и они знали, чего стоит холодная сталь против голых лап. Когда же за их спинами загремели сапоги все новых и новых воинов, рыцари двинулись в атаку.
Демоница зашипела с такой силой и яростью, что воины на мгновение отступили, но вскоре снова ринулись в атаку. Затравленно оглянувшись, демоница одним прыжком оказалась на подоконнике, а затем спрыгнула во двор.
Прыжок с высоты третьего этажа оказался тяжеловат. Удар о мостовую оказался так силен, что хруст ее костей не услышал только глухой. Демоница с воем прокатилась по брусчатке, вскочила, вновь взвыла и, припадая на лапу, бросилась к лестнице на крепостную стену.
Ей повезло. Большинство рыцарей и кнехтов уже втянулись в донжон, так что дорогу ей преградили лишь слуги и несколько припоздавших воинов. Рыча от боли и ярости, она разбросала заслон и взобралась на стену.
Присев на корточки меж каменных зубцов, она замерла. Прорыв через двор и падение из донжона обошлись недешево. При таких ранах прыгать в заполненный кольями ров замка…
Чтобы залечить раны, нужно было всего несколько минут. Но ей не дали и этого. Из донжона с ревом вылетели разъяренные рыцари и, звеня железом, бросились на стену. Зарычав от бессильной злобы, она прыгнула.
Удар о землю был страшен. В ногах хрустнуло, демоница закувыркалась по земле, ощущая, как трещат ребра и лопаются связки. Изнутри рванулся вопль боли, но грудь сдавило так, что донесся лишь хрип.
С минуту она лежала недвижимо, пытаясь подлечиться хоть чуточку, но тут загремели засовы на воротах, залаяли собаки. Впившись зубами в нижнюю губу и споро перебирая руками, демоница поползла прочь, оставляя широкий кровавый след. На ходу регенерация резко замедлилась, но времени на лечение уже не было — громыхнул опустившийся мост.