Цивилизации Сахары. Десять тысячелетий истории, культуры и торговли
Шрифт:
Кажется, что его оживляет небо. Поражает контраст между высокими оголенными склонами гор и зеленым, благоухающим ковром, расстилающимся у подножия Джебель-Сарго, на котором тут и там высятся укрепленные поселения аит-атта. Здесь природа возвращает все то, в чем она отказала другим местам: пение птиц, прохладу вод, травы и пальмы, успокаивающую тень миндальных, фиговых и абрикосовых деревьев.
Западная цивилизация совершенно не проникла в жизнь аит-атта. Она не вступала на караванные тропы, ведущие в Джебель-Сарго, не открывала массивных ворот ксуров. Почти не изменились освященные традицией обычаи и украшения женщин, приковывающие к себе взгляд. Берберская архитектура Марокко — живая история очень древнего и простого общества. Каждая касба, укрепленный поселок, ксур с гордостью демонстрируют высокие стены и башни из высушенного кирпича. Чувствуется, что они представляют
В пальмовой роще у подножия Джебель-Сарго работают только бывшие рабы. У аит-атта все еще, много чернокожих крепостных. В районе Туруга они живут в отведенном для них ксуре в нескольких километрах от города, который населяют их хозяева-берберы. Ни один чернокожий ребенок, ни одна харратинка из этого подобия «гетто» не осмелились бы пройти внутрь крепостной стены Туруга. Их место в поселке либо в пальмовой роще, где они, главным образом женщины, занимаются сельским хозяйством.
В экономическом плане положение черного крепостного мало чем отличается от положения любого сельскохозяйственного рабочего. Он получает такое же вознаграждение, т. е. пятую часть урожая. Он может оставить своего хозяина и ксур, когда это ему заблагорассудится, и отправиться на поиски работы в большие города на севере страны или даже во Францию. Большинство, однако, предпочитает свою участь неизвестности, ожидавшей бы их в подобного рода предприятии. Состояние крайнего невежества, в котором они пребывают, и безденежье также способствуют тому, что они боятся остаться без надежной крыши над головой и пропитания, боятся покинуть свой мирок, единственно известный им с самого рождения, с его традициями, праздниками, друзьями и покровителями.
Большой общий праздник для них — тот день, когда они отправляются к аит-атта за своей долей ячменя и фиников. Мужчины и женщины поют и танцуют всю ночь. Их самый любимый танец — тауна: женщины в темно-синей одежде становятся в круг и играют на тамбуринах и цимбалах. А мужчины под этот аккомпанемент прыгают внутри круга.
Все, кому приходилось путешествовать по югу Марокко, хранят незабываемое воспоминание о Загоре и о долине уэда Дра в ее нижнем течении. Действительно, от Агдзы до Мхамиды, между почти девственными отрогами Джебель-Сарго и подступающими к Сахаре скалами Джебель-Бани современный турист открывает для себя то же волшебное и таинственное Марокко, которое очаровывало путешественника с давних времен, несмотря на то, что в Загоре оборудована взлетная площадка, а большой отель Марокканской национальной службы туризма распахнул перед приезжими двери… Однако Загора — это еще не вся область, а ведь очень часто плохо осведомленный или не располагающий временем путешественник пользуется только этим основным маршрутом. Тем самым он теряет возможность познакомиться с прекрасными берберскими городами, подобно драгоценным камням вставленным в оправу из пальмовых рощ — Тамгрутом и Несратом.
В свой первый приезд в Тамгрут я увидел, как среди восхитительной пальмовой рощи подобно миражу внезапно возник прекрасный город, окруженный мощными зубчатыми стенами, внутри которых сверкали и переливались белоснежные минареты и покрытые синими изразцами крыши дворцов и мечетей. Вид этого города и его архитектура не имели ничего общего ни с суровыми берберскими касбами, ни с глинобитными деревнями в областях Дра и Тафилалет.
Дети, купавшиеся в уэде, журчавшем среди пальм, со смехом и криками проводили меня в город. По обеим сторонам длинных и узких улиц стояли высокие строения с богато отделанными входами. По улицам проходили женщины с янтарными ожерельями и серебряными браслетами. Они оживляли площадь, где прибывшие с караванами торговцы раскладывали на земле ковры, покрывала из разноцветной шерсти и шелковые ткани из Марракеша.
Дети подвели мою лошадь к дому каида, который приветствовал меня словами:
— Добро пожаловать в мой дом.
Вскоре, вытянувшись на бархатных подушках, я наслаждался традиционным чаем, заваренным с мятой.
Хозяин поведал мне, что Тамгруту удалось сохранить неизменным свой облик только благодаря тому, что ни один чужеземец никогда не правил им и не жил
Даже французы, которые в течение 20 лет сохраняли контроль над этой областью, не имели своего наместника в этом городе. После получения независимости ни освободительная армия, ни королевская марокканская армия не держали в Тамгруте гарнизона. Гражданская власть, которой официально облечен главный каид в Загоре, фактически осуществляется лицами, избираемыми местным населением в соответствии с берберскими обычаями и традициями. Одна из основных причин духовной и политической неприкосновенности, которой пользуется этот город, заключается в том, что здесь находится большая завийя (высшая мусульманская школа, основанная одним из религиозных братств).
После того как были разрушены Семара и Сахарский университет, основанный Ма ал-Айнином, она стала самой известной в Марокканской Сахаре. Сюда направляются ученики из самых отдаленных областей Атласа и Южного Марокка, чтобы слушать знаменитых учителей литературного арабского языка, теологии, истории ислама, морали и коранического права.
Во время увлекательной прогулки по городу каид представил меня этим учителям. Каждый мулла находился в окружении нескольких десятков студентов, одетых в коричневую джеллабу, которые, сидя вокруг него на циновках, благоговейно слушали наставления своего учителя или хором повторяли отрывки из лежащих у них на коленях книг.
Декан медресе, который сам был учеником и последователем Ма ал-Айнина, согласился показать мне сокровища школы. Перед нами раскрылась тяжелая дверь, и ученый старец провел нас в большую библиотеку, где, покрытые пылью веков, казалось, спали горы рукописей, пергаментных свитков, посланий, книг в богатых кожаных переплетах. Свыше 40 тыс. сочинений было собраны в зале, которого еще не касался взгляд неверного.
На каждой странице Корана огромных размеров золотом запечатлены священные стихи. Юридические трактаты, относящиеся к первым векам хиджры, и берберские тексты по обычному праву — гордость этого религиозного братства, спасшего их от жажды разрушения, владеющей человечеством, — были заботливо перевязаны ремнями, отделанными серебром.
Каид прервал мое молчание, предложив войти в куббу, где покоится прах святого, покровителя города.
Этот небольшой мавзолей — чудо магрибинского искусства: мозаичный пол, стены, завешанные полотнищами и коврами, вытканными и окрашенными вручную; покрытые резьбой и золотыми украшениями сводчатые потолки покоятся на колоннах, обшитых красным деревом с резными арабесками. Каждый год здесь собираются паломники всех берберских племен юга.
На маленькой улочке, где пахло древесными опилками и жареным барашком, каид показал мне мастерские горшечников. Ремесленники, сидя на земле, на том самом месте, где, вероятно, сидели еще их отцы и деды, мнут глину, придавая ей форму, и раскрашивают изделия, делая все это вручную. Затем изготовленные подсвечники, амфоры, масляные лампы и безделушки — верблюды в миниатюре — они обжигают на костре из пальмовых ветвей.
Мы приближались к большой мечети, когда из крытого прохода с пением появилась толпа молодых мужчин и женщин, размахивающих пальмовыми ветками.
— Они празднуют окончание учебы одного из учеников медресе, который только что получил титул муллы — объяснил мне каид и пригласил последовать за толпой.
В центре кортежа на белой лошади ехал молодой человек, чье лицо было скрыто под белым покрывалом. Лошадь вел под уздцы его друг, раскачивавший в правой руке курильницу, из которой распространялся пряный дым ароматических снадобий, окутавший всадника и наполнивший благоуханием всю улицу. Впереди, смешавшись с девушками, одетыми в лучшие наряды голубого и белого цвета и увешанными украшениями, направляли картеж два бывших ученика, размахивавших высоко поднятым — выше пальм — марокканским национальным флагом. Все остановились перед могилой марабута; молодой человек сошел с лошади и, откинув покрывало, поцеловал надгробный камень.
«Да благословит тебя и твоих детей милосердный Аллах и наш святой Мулаи Афиз, покровитель Тамгрута, и да ведет тебя по правильному пути свет всемогущего до самой твоей смерти», — пожелали юноше его соотечественники на берберском языке; тем самым они приветствовали в его лице преемственность духовной традиции, которой на протяжении многих веков славился их город.
Мусульманское гостеприимство известно всем, и хотя всего несколько часов назад я был для всех чужим и незнакомым, меня пригласили за праздничный стол в дом получившего диплом юноши, как если бы я был одним из его близких. Когда вместе с каидом я вошел внутрь городского жилища, передо мной предстал скрытый от посторонних глаз образ жизни этого необычного города.