Цивилизация Древней Греции
Шрифт:
Глава 1 АЛЕКСАНДР И МИРОВАЯ МОНАРХИЯ
Александру, третьему в македонской династии Аргеадов имевшему это имя, едва исполнилось двадцать лет, когда убийство его отца Филиппа летом 336 года до н. э. неожиданно позволило ему получить верховную власть. Отношения между отцом и сыном в последнее время были напряженные, Филипп оставил царицу Олимпиаду, мать Александра, ради нового брака с юной македонянкой Клеопатрой, которая родила ему дочь. Но после смерти царя решительность молодого царевича, которому помогал советами и которого поддерживал один из ближайших друзей его отца, Антипатр, обеспечила ему бесспорное право наследования. Представленный Антипатром собранию македонского народа, он был провозглашен и признан царем. При этом были устранены обвиненные в государственных преступлениях реальные или потенциальные претенденты и противники: двоюродный брат Александра, которого в свое время изгнал Филипп, чтобы тот не занял его место, ребенок Филиппа от Клеопатры, сама Клеопатра, ее дядя Аттал. Эта неблаговидная борьба за наследство, это кровавое сведение счетов продолжалось в течение всей истории эллинистических царских династий. Новый правитель Македонии вскоре заслужит у греков такой же авторитет, который приобрел в их глазах Филипп после своих побед: совет амфиктионии и совет Коринфского союза признают его выдающиеся способности
Несмотря на юный возраст, он был психологически и теоретически к этому готов. Мог ли не верить в свое предназначение наследник рода Аргеадов, возводимого к Гераклу, сыну Зевса? Филипп, стремясь напомнить об этом выдающемся происхождении, выбил в год рождения Александра, в 356 году до н. э., монету с изображением Геракла. По линии своей матери Олимпиады, дочери царя Эпира Неоптолема, Александр был в родстве с древней династией Эакидов, которая восходила к Ахиллесу. Постоянно памятуя как о герое, совершившем двенадцать подвигов, так и о юном герое «Илиады», молодой царь мечтал совершить достойные их деяния. В этом блестящем родстве греки видели источник эллинского духа у македонского царя, который в свою очередь мог рассчитывать на преданность народа, с которым был связан происхождением. Греческие полисы не чувствовали, что объединяются с варваром, потому что уже на протяжении нескольких поколений македонская династия допускалась к участию в Олимпийских играх, как эллины, и одерживала там победы. Согласно преданию, образование юного царевича было поручено греческим учителям, среди которых, возможно, был Анаксимен Лампсакский. Позже Александра с тринадцати до шестнадцати лет, три года, обучал величайший мыслитель того времени Аристотель из Стагира, философский и энциклопедический ум которого глубоко повлиял на его воспитанника. Впоследствии царь любил говорить, что если жизнью он обязан своему отцу Филиппу, то своему учителю Аристотелю он обязан тем, что научился жить благородно. Воспитанный на греческой литературе, он все время перечитывал поэмы Гомера и трагедии Еврипида, которые помнил наизусть целиком. Интерес, который он проявлял во время долгого похода в Азию к экзотическим странам, местным народам, их верованиям и нравам, — это отражение географо-этнографического любопытства, свойственного эллинам со времен Гекатея Милетского и его продолжателя Геродота, которое поддерживалось потом историками вроде Ксенофонта и усиленно развивалось в эпоху Александра благодаря деятельности Аристотеля и его школы. Естественно, Александр в совершенстве владел двумя языками: если к своим подданным и своим верным солдатам он обращался на македонском, то со своими ближайшими соратниками и чужеземцами он общался на аттическом греческом — диалекте, уже широко распространенном в эллинистическом мире вследствие политического, экономического и интеллектуального расцвета Афин.
Эта вера в величие своего рода и в свою собственную судьбу, эти присущие ему черты характера проявились у юного царевича еще при жизни его отца. В возрасте шестнадцати лет, в 340–339 годах до н. э., в то время как Филипп находился в военном походе против Византия, Александр, управлявший делами в отсутствии царя, основал первый город, названный его именем, — Александрополь Фракийский, который называется так до сих пор. Это был показательный акт, и впоследствии он будет повторен неоднократно. Два года спустя, в битве при Херонее, в 338 году до н. э., Филипп не усомнится доверить сыну командование тяжелой конницей, атака которой с левого фланга македонской армии принесет победу. Юношеский пыл, энергичность, боевой дух Александра, увлекающего собственным примером войска, всегда будут присущи ему как полководцу и не раз склонят судьбу в пользу его армии.
По примеру отца Александр не устремится вглубь Азии, не укрепив своих позиций в Европе. Прежде чем присоединиться за Черноморскими проливами к частям македонского военачальника Пармениона, необходимо было устранить угрозу, которую постоянно создавали на северных и западных границах его царства одолевающие их варварские племена. Это стало целью стремительных и победоносных походов весной 335 года до н. э. на север, чтобы покорить некоторые фракийские племена, дойти до Дуная и по ту сторону реки разбить кочевников-гетов, неоднократно осмеливавшихся перейти ее; усмиренные греческие колонии на западном побережье Черного моря: Аполлония Понтийская, Одесс, Истрия — были присоединены к Македонии. На западе, в балканских горах, следовало подчинить иллирийцев. Пока Александр расправлялся с этими варварами и укреплял свой авторитет в македонской армии во внутренних военных походах, правление в столице Пеле осуществлял опытный политик Антипатр, доказавший свою безусловную преданность.
Тем не менее в Элладе оставались люди, которые, подобно Демосфену, не переставали ненавидеть Македонию. Они не бездействовали: новый персидский царь Дарий III Кодоман, правивший с мая 336 года до н. э. и пытавшийся избежать опасности македонского вторжения, не жалел средств на подкупы и военные расходы. Когда из далекой Албании пришли ложные вести о том, что Александр погиб в сражении с иллирийцами, антимакедонским силам показалось, что это сотрет саму память о Херонее. Фивы, потерпевшие жестокое поражение в этой битве, восстали против демократов полиса, которые содержали македонский гарнизон, оставленный Филиппом в акрополе Кадмее. Афиняне, подстрекаемые Демосфеном, пытались присоединиться к мятежу. В Пелопоннесе Аркадия и Элида проявили себя не столь решительно. Македонская гегемония была поставлена под сомнение.
Ответный ход был сокрушительным. Осенью 335 года до н. э. Александр за тринадцать дней вернулся из Иллирии горными тропами, собрал вокруг себя отряды беотийских полисов, соперничавших с Фивами, и с помощью фокидийцев разбил фиванские войска и занял город. Уважающий институты, учрежденные отцом, он расчетливо предоставил совету Коринфского союза, объединяющего греческие полисы, вынести приговор виновным, нарушившим присягу Филиппу. Наказание было ужасным: Фивы надлежало срыть до основания, а все население города обратить в рабов. Александр следил за приведением в исполнение этого сурового приговора, который не противоречил принятому у греков военному праву, но который редко применялся в отношении столь крупных и прославленных полисов. Этим примером он хотел устрашить противников и, безусловно, достиг своей цели. В полностью разрушенном городе царь пощадил только одно здание — дом, в котором жил в свое время поэт Пиндар, в знак преклонения перед культурой, которую ему привили его греческие учителя. Афиняне, пошедшие за Александром, как когда-то за Филиппом после Херонеи, проявили в отношении его предупредительную услужливость. Всякая опасность мятежа против македонской власти отныне была исключена, и, действительно, до конца его царствования не произошло ни одного серьезного выступления.
Спокойствие в Греции, таким образом, было восстановлено, и Коринфский союз по договору с царем Македонии, которого он признал главой военной кампании, принял решение начать войну против Ахеменидской империи следующей весной (334). Контингенты греческих полисов собирались в Амфиподе; численно они были невелики, всего не более 7 тыс. пехотинцев и 6 тыс. всадников — ничтожно мало по сравнению с более чем 50-тысячной армией Великого царя [1] . Афины, наиболее густонаселенный из греческих полисов, предоставили только 700 солдат и 20 военных кораблей. При этом флоту предстояло сыграть в будущих операциях всего лишь вспомогательную роль. Главную часть армии Александра составляли македоняне, фессалийская конница и варвары, набранные во Фракии и Иллирии. В большей степени, чем гоплиты Коринфского союза, эти разнородные войска, лично привязанные к царю, станут завоевателями Азии. Ибо таково было намерение Александра: ступив впервые на азиатский берег Дарданелл, он вонзил в землю копье, как бы завоевывая ее оружием. Тем самым он повторил жест, который эпическая традиция в Chants cypriensприписывает герою Протесилаю — первому греку, высадившемуся на побережье Трои. Эпитет doriklutos,«завоеванный копьем», с тех пор стал обозначать в эллинистическую эпоху территории, занятые по праву завоевателя и управляемые на основании этого права. Александр, пускаясь в эти великие походы, которые закончатся только с его смертью, исподволь заложил основы нового узаконенного права силы исключительного человека, любимого богами, помогающими ему одерживать победы. Последствия этого будут ощутимы еще очень долго.
1
Великий царь — титул правителей Ахеменидской империи. (Здесь и далее примеч. перев.)
Как восстановить историю этого десятилетия, которое с 334 по 323 год до н. э. глубоко изменило судьбы западного мира? Невозможно представить, но ни одного свидетельства того времени, ни даже чуть более позднего об этих событиях до нас не дошло. Однако о них сообщали не только официальные истории, как, например, та, что писал до самой своей трагической смерти философ Каллисфен, племянник Аристотеля, или воспоминания, оставленные многими соратниками царя: военачальником Птолемеем — будущим правителем Египта, или флотоводцем Неархом, который вел корабли из Индии до Персидского залива, или инженером Аристобулом, чье произведение, написанное уже спустя какое-то время, получило большую известность. Царские дневники, или «эфемериды», бережно хранимые секретарем, греком Эвменом, представляют собой своего рода журнал, содержащий массу документов, а также официальную переписку царя — богатую (поскольку в текстах упоминается о семидесяти двух его письмах), но иногда вызывающую сомнения в своей подлинности. Эти документы вместе с рассказами непосредственных участников событий более или менее точно воспроизводились современниками, которые, не принимая участия в завоевательных походах, сохранили о них память: старым наставником Александра Анаксименом Лампакским и особенно историком Клитархом, близким к Птолемею и пытавшимся представить в выгодном свете действительно важную роль, которую сыграл этот наместник в судьбе царя. Наряду с этими серьезными произведениями существует памфлетная литература, как враждебно настроенная, так и одобряющая завоевания, в которой отразились взгляды на выдающуюся историческую личность. И ничего или почти ничего от этой богатейшей литературы до нас непосредственно не дошло. Она нам знакома только через переложения и компиляции, в основном поздние, самая древняя из которых принадлежит Диодору (2-я пол. I века до н. э.). Книга XVII его «Исторической библиотеки» представляет собой первое не фрагментарное повествование об истории Александра из того, что мы имеем. Оно основано на разных источниках, среди которых наибольшего внимания удостаивается Клитарх. Очень живое и информативное, он читается с удовольствием, будучи насыщено подробностями, призванными подчеркнуть героические заслуги и благородство царя. Квинта Курция, Юстина и в значительной мере Плутарха можно отнести к этой компилятивной традиции, в которой прежде всего выделяется Клитарх и которую называют вульгатой. Зато историк Арриан, который соединял широкую эрудицию с личным опытом общественной деятельности (он управлял Каппадокией при императоре Адриане во II веке н. э.), попытался представить критический взгляд на походы Александра в своем труде, названном «Анабазис», в котором он намеренно воспроизводит заголовок, выбранный в свое время Ксенофонтом для рассказа о походе 10-тысячного греческого войска через Ахеменидскую империю.
Другое произведение Арриана, «Индия», повествует о морском пути Неарха от устья Инда до Персидского залива. Арриан отдает предпочтение свидетельствам Птолемея и Аристобула, у которых расхождения с вульгатой иногда очень ощутимы. Если отбросить фантастические приукрашивания, из которых со временем родился «Роман об Александре», приписанный Каллисфену, и его многочисленные средневековые варианты на разных языках (в том числе и на французском), то наши сведения о завоеваниях и их последствиях основываются именно на этих двух традициях — вульгаты и Арриана. Некоторые любопытные надписи и нумизматические данные немногим могут дополнить эти тексты. Если последствия этих событий и их хронология восстанавливаются достаточно четко, то подробности зачастую остаются неясными и их интерпретация не всегда обоснованна. Однако одно лишь перечисление побед и географии походов, говорящее о территориальном размахе завоеваний и о трудностях, которые они представляли, само по себе достаточно красноречиво, как мы увидим ниже.
Армия, занявшая земли Азии в районе Абидоса, в проливе Дарданеллы, была не очень велика: приблизительно 30 тыс. пехотинцев и 5 тыс. всадников. Ей предстояло сразиться со значительно превосходящими силами персидского царя. Этот последний, Дарий III Кодоман, взошел на престол, как и Александр, в 336 году до н. э. благодаря дворцовому перевороту. Безусловно, у него не было лидерских качеств его предшественников; но его влияние на подданных, привыкших веками подчиняться, имевшиеся у него людские ресурсы и накопленные богатства, удачная организация его империи, одновременно гибкая и эффективная, делали его поистине опасным противником для иноземных захватчиков. Уверенный в своем превосходстве, которое казалось незыблемым, он не счел необходимым выступить самому и предоставил вести военные действия в Малой Азии своим военачальникам, то есть персидским сатрапам, которые управляли провинциями Анатолии, и Мемону Родосскому, возглавлявшему контингент греческих наемников на службе у Великого царя. Мемнон намеревался применить тактику опустошенной земли и позволил захватнической армии углубиться во внутренние регионы и оторваться от своих резервов, чтобы ее было легче разгромить.