Constanta
Шрифт:
К одиннадцати все учащиеся и преподаватели разбрелись по своим секциям. Я должна была выступать четвертой, и что странно, меня даже не трясло. Стало безразлично на то, как я прочту доклад, будут ли мне задавать вопросы, завалят ли меня… Одна мысль была в голове, один человек. Остальное перестало иметь значение. Когда-то совсем недавно.
И вот я уже поднимаюсь с места под общие аплодисменты, которые слышу будто через слой ваты, где-то далеко, словно из другого мира; и иду к кафедре, держа в руках синопсис собственной курсовой. Когда ободряющие аплодисменты стихли, я только открыла рот, чтобы представиться, как дверь раздалась стуком и приоткрылась. Одна из ответственных за проведение мероприятия преподавателей прошла к двери и впустила запоздалого гостя с таким удивленным лицом, будто вошел… Повернув голову, я и сама не смогла не уронить челюсть.
Константин Сергеевич спешно извинился и стал пробираться в глубины маленькой аудитории, плотно забитой выступающими, членами и жюри и просто слушателями.
«Какого хера вы здесь делаете?» – спросила я его глазами, но он, найдя себе место среди ошеломленно здоровающихся студенток, лишь улыбнулся мне, тоже глазами. Что он делает не на своей кафедре? Нет, я понимаю, что послушать интересующие доклады может любой желающий, но уж как-то слишком далеки друг от друга русская литература и латынь.
– Вот видите, наша секция настолько интересна, что даже преподаватели с другой кафедры приходят послушать, – не без удовольствия сказала председатель. – Константин Сергеевич, мы рады Вас видеть. Яна, пожалуйста, продолжайте.
У меня комок застрял в горле, но теперь-то уж я никак не могла ударить в грязь лицом. В сущности, все вышло как раз наоборот: я круто опозорилась.
Не поднимая глаз от страниц доклада, я вычитала все так быстро и сухо, как только могла. К концу выступления у меня даже сел голос, но аплодисменты все равно слышались, пусть и скудные. Выслушав вопросы и пожелания жюри, и заняла свое место и схватила сотовый телефон, собираясь высказать ему все, что о нем думаю, но наткнулась на два входящих сообщения: «Прикинь, Довлатов позвонил нашей главной из жюри и сказал, что его не будет:( Обидно!» – от Ольги; и еще одно: «Яна, на какой кафедре Вы выступаете?» – с незнакомого номера. По времени они пришли мне как раз в тот момент, когда я уже поднялась с места и шла выступать. Бедняга, так и не дождался ответа, пришлось самому искать мою аудиторию. И вот вопрос: зачем ему это?
Отвечать ничего ему я не стала, да и он больше ничего не писал. Едва досидев до окончания заседания, выслушав еще шесть докладов после своего, я вырвалась из аудитории на свежий воздух, слыша за спиной возглас:
– Яна! Подождите.
Но я и не думала реагировать на этот красивый мужской голос, обладатель которого не стеснялся звать меня при всех по имени, а потом и гнаться за мной по коридору. Я взбежала по лестнице на этаж выше – пустующий. Кажется, здесь никто не выступал сегодня. Тем лучше, можно переждать. Но шаги на лестнице задробили, отражаясь эхом от стен. Он следовал за мной.
– Яна, стойте!
Довлатов показался на лестничном пролете – запыхавшийся от бега, волосы торчат в разные стороны, рубашка сбилась и расстегнулась больше, чем требует приличие, в вырезе болтается деревянный крестик на веревочке и серебряная цепочка. Я рванула по коридору, пока он не поднялся на этаж, но не пробежала и десяти метров, как почувствовала, что меня тянут за джинсовую жилетку, пытаясь остановить. И как этот пузан так быстро догнал меня? Спортом занимается, что ли?
Перед лицом мелькнула его борода, руки с кучей грубых мужских колец и фенечек на запястьях, рубашка в клетку. Стоило мне остановиться, как он тут же отпрянул, отпуская мою жилетку.
– Без рук! – отстраняя его от себя, предупредила я.
– А как еще Вас остановить? Почему Вы меня избегаете?
В голове тут же зароились тучи ответов, словно стаи саранчи, один обиднее другого. Обиднее для него, разоблачительнее для меня.
– Как Вы можете при всех гоняться за мной по коридорам, как маленький? Что скажут люди? Они уже сейчас сидят и обсуждают нас, я уверена! – с кислым лицом отчитывала я его, пока он переводил дыхание, стоя от меня на расстоянии вытянутой руки. Моей вытянутой руки.
– У меня к Вам деловой разговор, Яна. И не переводите стрелки: я бы не побежал, если бы Вы не побежали. Ведите себя соответствующе приличной студентке.
Я засмеялась ему в лицо.
–Если бы я была приличной студенткой, мы бы никогда не познакомились. Видно же, что не хочу с Вами говорить, зачем догонять? Дурдом.
Игнорируя его замечание, я развернулась и собралась идти, но он положил руку мне на плечо, и в голове вспыхнули неприятные ощущения, связанные с той частью моего прошлого, которую хотелось бы стереть.
Те времена научили меня многие вещам: не доверять людям – они в большинстве своем подонки; подпускать к себе только достойных; не позволять никому подходить со спины и прикасаться к тебе без твоего разрешения.
Я и без этого ненавидела, когда меня трогают, а особенно вот так – бесцеремонно кладут руку на плечо. Такие жуткие картины всплывали в подсознании, что любого, кто нарушал мое личное пространство, хотелось ударить со всей силы. А Довлатов еще и сделал это со спины – он не знал о моем бзике, а у меня даже мурашки от ужаса по спине побежали.
Мне уже было все равно, кто стоит позади – рефлексы сделали свое дело, заставляя в развороте перехватывать руку, которая меня коснулась, сделать захват в области большого пальца (довольно болезненная вещь), из которого невозможно высвободить кисть, а другой рукой замахнуться для удара по шее ребром ладони.
В последний момент я осознала, кто передо мной, наткнувшись на расширившиеся глаза Довлатова. Он был немножко шокирован и даже не пытался остановить мою зависшую для удара руку. Я отпустила его кисть, спрятала ладони за спину.
– Никогда так больше не делайте.
Он молчал, все еще ошарашенно глядя на меня и не находя слов.
– Вы слышите? Не подходите ко мне со спины, не кладите руку на плечо. У меня рефлексы.
Сомнительно, что ему стало бы очень больно, но все же нужный эффект обещал быть достигнутым: он бы отступил на пару шагов. А этого хватит, чтобы принять позу для самообороны. Но это был всего лишь Довлатов, и моя паранойя прекратила бушевать. Хотя ударить его все равно хотелось. Так, для острастки.