Cталин после войны. 1945 -1953 годы
Шрифт:
А в том, что всего через три года, в 1956 г., на XX съезде КПСС по недоразумению избежавший справедливо суровой кары Хрущев спровоцировал вакханалию оголтело подлой клеветы на Сталина, в том числе и прежде всего из-за постигшей СССР трагедии 1941 г., - ничего удивительного нет. Как, впрочем, и в том, что первым из военных к этому делу подключился именно Г.К. Жуков, посмевший обвинить Иосифа Виссарионовича в том, что он якобы не дал привести войска в боевую готовность!
Однако Сталин не зря всех их называл никчемными котятами, которые ничему не хотят учиться. Так оно и случилось: прямо на XX съезде Хрущев, Жуков и К° оправдали Тухачевского и К°! А коли они реабилитированные «невинные жертвы сталинизма», следовательно, и их наследники, то есть Жуков, Тимошенко, Хрущев - между прочим, все намертво повязанные как с Тухачевским, так и с его подельниками прежде
Однако давно известно, что сколько веревочке ни виться, конец-то все равно найдется. И даже сквозь дремучие джунгли хрущевско-жуковской лжи в конце концов пробился свет Правды! И ее суть в том, что, всерьез опасаясь заслуженной суровой кары за нанесение Советскому Союзу беспрецедентного демографического и материального ущерба, наиболее влиятельная часть высшего офицерского корпуса СССР во главе с Жуковым вступила в тайный сговор с Хрущевым и К°, совершив в итоге государственный переворот. А начало переворота было положено подлым убийством Сталина!
Так вот и вопрос: кто же в таком случае был жесток и коварен? Надеюсь, что после прочтения всех пяти книг настоящего проекта не составит труда сделать правильный вывод.
Миф № 176.
Сталин незаконно и жестоко расправился с ни в чем не повинными руководителями ленинградской парторганизации («Ленинградское дело»).
Для начала предлагаю ознакомиться с содержанием любезно предоставленной коллегой по перу, известной питерской исследовательницей Еленой Прудниковой еще не опубликованной статьи, написанной в жанре аналитической версии, по меньшей мере для того, чтобы хотя бы чуточку, но освободить собственное сознание от тяжелого давления намертво укоренившихся стереотипов. Поверьте, статья того стоит.
Детский стишок
Кто не слышал о знаменитом «деле врачей». Деле нелепом, непрофессионально слепленном полуграмотными эмгебистами, а при ближайшем рассмотрении и вовсе бессмысленном. И очень и очень странном. По общепринятой версии, началось оно с письма врача-кардиолога Лидии Тимашук.
Сперва была склока
Советская верхушка и вообще-то здоровьем не блистала, поскольку жизни свои эти люди жгли, не задумываясь о последствиях. Но Жданов, второй после Сталина человек в партии, был одним из самых больных. Летом 1948 года он почувствовал себя совсем плохо и поехал отдыхать на Валдай. Дальше, по общепринятой версии, у него случился сердечный приступ. Из Москвы, из Лечебно-санитарного управления Кремля, приехали врачи: профессора Егоров и Василенко и академик Виноградов. И с ними врач-кардиолог Лидия Тимашук, вместе с аппаратурой для ЭКГ. Дальше произошла вещь для медицины в общем-то абсолютно типичная: медики не согласились между собой в диагнозе. Тимашук считала, что у больного инфаркт, профессор Егоров и лечащий врач Жданова Майоров с ней не согласились, заявив, что это некое «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни» и предложили ей переписать заключение. Исходя из каких соображений они это сделали, пока обсуждать не будем. Доктора Ти-машук отправили обратно в Москву, а больному позволили вставать с постели.
На следующий день приступ у Жданова повторился. Тимашук снова вызвали из Москвы, назначили кардиограмму на 30 августа, а ей опять предложили переписать заключение. Причем, понимая, что дело нешуточное, предложили настолько настоятельно, что она, не в силах выстоять против таких светил, повиновалась. Сделать повторную кардиограмму не успели, потому что 30-го числа Жданов умер.
И никто не знал, что еще 29 августа, когда больной был жив, Тимашук написала письмо на имя начальника главного управления охраны
В общем-то на самом деле это банальная медицинская склока. Не буду повторять доводы знакомого врача-патологоанатома, с которым мы обсуждали эту историю, но на самом-то деле все это обычно. А сердце Жданова было в таком состоянии, что умереть он мог в любую минуту. Да и вскрытие показало, что он на самом деле умер от инфаркта. На вскрытии присутствовал секретарь ЦК, начальник Управления по кадрам товарищ Кузнецов - потому что ему полагалось там быть, т а к было заведено. Но, что несколько более странно, туда же приехали председатель Госплана Вознесенский и первый секретарь Ленинградского обкома Попков. Все трое - будущие жертвы «Ленинградского дела», как считается, полностью сфальсифицированного. Но мы, чисто теоретически, примем иную точку зрения: что это дело не было фальсифицированным и эти товарищи на самом деле, как о том сказано в обвинительном заключении, если перевести его язык на современные термины, готовили государственный переворот. До сих пор «Ленинградское дело » ничем, кроме сталинской паранойи или сталинской кадровой политики, так и не объяснено. Но паранойи у Сталина не было, а кадровые вопросы он, обладая всей полнотой власти в государстве, решал более простым путем.
А мы предположим, что «братцы-ленинградцы» и на самом деле готовили государственный переворот. А также предположим, что к этому делу был причас-тен Жданов. Потому что по ходу «Ленинградского дела » как следователи, так и судьи получили строжайшее предупреждение: имени Жданова не касаться. Ну был у Сталина такой принцип: знаковые фигуры не трогать. (Поэтому, кстати, и маршал Жуков в 1948 году уцелел.) Зато после смерти о товарище Жданове практически забыли.
Как бы то ни было, сразу после смерти Жданова в санаторий приехали Кузнецов, Вознесенский и Попков. Может быть, отдать последний долг, не спорю. А может быть, не только на вскрытии присутствовать, но и в бумагах порыться. Предположим все это и посмотрим, что у нас получится.
Сколько было писем?
Итак, доктор Тимашук написала письмо Власику, что не удивительно: это был человек, которому по службе подчинялся Лечсанупр. Генерал передал его Сталину, а Сталин, по официальной версии, прочел и отправил в архив. А 7 сентября она написала еще одно письмо - секретарю ЦК товарищу Кузнецову. И вот тут интересно бы узнать, в каком качестве доктор Тимашук обращалась к нему. Дело в том, что Кузнецов был одновременно начальником Управления кадров ЦК и партийным куратором министерства госбезопасности. Если она рассматривала Кузнецова в первом качестве: мол, посмотрите, товарищ секретарь, какие у нас кадры!
– то писем могло быть два: ему и Власику. А вот если она рассматривала его во втором качестве, то их должно было быть три. Потому что совершенно непонятно, почему при этом раскладе она пропустила промежуточное звено между ними, а именно министра госбезопасности товарища Абакумова. Кстати, появление на сцене Абакумова объясняет один совершенно непонятный факт: почему Сталин отправил в архив то письмо, которое передал ему Власик? Посчитал его ерундой? Ага, это после весны 1938 года, когда на третьем «московском» процессе рассматривалось дело врачей Плетнева и Левина, обвинявшихся в аналогичных убийствах Менжинского, Куйбышева и Горького. Сейчас!
Произойти это могло только в одном из двух случаев.
А. Абакумов попросился на прием к Сталину.
– Товарищ Сталин, я получил тревожное письмо.
– Да, вижу. Мне передали такое же. Действуйте, товарищ Абакумов, как положено.
В.Сталин Абакумова, который письма не получал.
– Товарищ Абакумов, я тут получил интересное письмо. Возьмите и проверьте его.
Абакумов проверил самым естественным образом. Вы думаете, как - схватил врачей и потащил в кутузку? Нет, конечно. Была назначена врачебная экспертиза, после которой выяснилось, что это банальная медицинская склока. После чего дело сдали в архив и забыли о нем - на целых четыре года. Но суть в том, что товарищ Кузнецов, имевший свой экземпляр письма и знавший, что аналогичный получил Сталин, не мог быть уверен, что к этому делу не привлечено особое внимание вождя и что оно закрыто (а может быть, оно и вправду не было закрыто). И что тогда сделал товарищ Кузнецов, если предположить, что он заговорщик? Правильно. Он занервничал.