Цугцванг
Шрифт:
Хавьер бросил на Самуэля вопросительный взгляд и скомандовал:
— Посадите его к противникам «глобальной дегуманизации». И скажите им, что он один из основателей идеи.
Солдаты повели Иффриджа под руки, он, извиваясь и сопротивляясь, кричал:
— Я вам ничего плохого не сделал! Доставьте меня в посольство! Доставьте меня…
Его увели. Самуэль и Хавьер остались наедине, и руководитель научной станции стал делиться предположениями:
— Наверняка здесь проделки этих фанатиков, отправили его сюда разнюхивать о «Морфее».
— Наверняка ты, как и в прошлый раз, бредишь!
— Я тебе точно говорю! Увидишь!
—
— Эстебан и Тициан? — Самуэль расхохотался. — Это те ещё идиоты! Они ничего не заметят, даже когда там будут миллионы людей.
— Надеюсь. Всё, мне пора идти, много работы.
— Удачи! — сказал Самуэль, пожал руку Хавьеру и ушёл.
Решение проблемы энергетического дефицита не ладилось. Вестей от всемирной экспедиции не было. Поэтому главы правительств ведущих стран разработали вопиюще не гуманный план по «глобальной дегуманизации». Заключался он в использовании крионики для «консервации» девяноста процентов населения. Остальные десять процентов — богатые и медийные личности, политики высших рангов, но в основном врачи и учёные.
Процедуру планировалось проводить в добровольно-обязательном формате. Причём никто не давал никаких гарантий, что через несколько лет, когда учёные придумают новый вид энергии, всех благополучно оживят. В опытах на животных примерно в восьми случаях из десяти результат оказывался положительным. Но на людях методику не опробовали, поэтому результат мог быть весьма непредсказуемым.
С животными решили не возиться. Им можно было спасти жизнь только одним способом: заплатив кругленькую сумму за место в криокамере, а заодно добровольно лечь рядом. Причём условия были жёсткими. Один человек — одно животное.
Естественно, мало кто шёл на такой риск добровольно. Большинство считали, что это билет в один конец. Так как оживить мышь или кролика, чьи умственные способности оставляют желать лучшего, и человека — разные вещи. Все опасались, что мозг после пробуждения не восстановится в полном объёме. Что часть отделов отомрёт, и Земля будет заселена полчищами слепых, глухих или заторможенных людей.
Правительства и учёный совет пошли на ещё более отвратительный поступок. Они обманом отправляли людей в криокамеры. Тех, кто обращался за врачебной помощью, тех, кто прививался от очередной вирусной волны, кто проходил очередной профосмотр, просто усыпляли снотворным, и они уже никогда не возвращались домой. Уснувших людей на вертолётах отправляли в хранилища, расположенные на нейтральных землях за полярным кругом, где для поддержания условий крионики практически не требовалось энергии.
Многочисленные пропажи людей быстро начали вызывать подозрения. А вскоре стали замечать участившиеся полёты в заполярье. Жители ближайших населённых пунктов разносили домыслы один страшнее другого. Но среди них был и верный: что мир начал принудительную «криозачистку», которую пафосно называли «глобальной дегуманизацией».
Миллионы людей начали активно выражать свой протест. Не имея ни одного неопровержимого доказательства, толпы людей собирались на демонстрации и требовали немедленно прекратить преступления и наказать виновных. Многие несогласные переходили от требований к действиям. В основном те, у которых ничего не осталось. Возможность под видом протеста устроить дебош многим подарила смысл жизни. Под удар попадали исследовательские институты, лаборатории, медицинские центры и аналогичные заведения южных побережий.
В ответ мародёров группами на какое-то время сажали в изолятор, после чего отпускали. Морозить их в этот момент было удобно, но недопустимо. Пропажа бунтующих лишний раз подтвердила бы домыслы остального населения.
Как раз к одной из таких групп и попал несчастный Иффридж. Человек и в то же время пришелец, который ничего не понимал, но пытался спасти не только свой мир, но и мир землян, которые его так неприветливо встретили.
У Саши не было ничего, что помогло бы ему сориентироваться во времени. Только собственные ощущения. А они, учитывая неподдельный интерес к одной неземной женщине, были настолько выведены из строя, что ему казалось, будто прошёл год. А то и два. Поэтому, когда перед ним вновь оказался силуэт в чёрном, он едва сдерживался, чтобы не запрыгать от счастья.
Желание броситься к ней в объятия сдерживалось с огромным трудом. И, естественно, Ли-а это чувствовала, она подарила ему в ответ очаровательную улыбку и сказала:
— Я тоже рада тебя видеть. Пойдём. Я покажу тебе кое-что интересное.
Саша так был увлечён, что даже не заметил отсутствия стен вокруг себя. Он огляделся, какое-то время робея и не выходя за пределы своей «камеры». Ли-а протянула ему руку. Пластик, покрывающий её кожу, стал мгновенно уползать к предплечью. Сомнения бывшего лесоруба мгновенно растаяли. Он трепетно взял её руку, сердце бешено забилось. Будто вернувшись в школьные годы, когда первые чувства ставят тебя в неловкое положение, Саша, с одной стороны, хотел, чтобы всё поскорее закончилось, с другой, чтобы это не кончалось никогда.
Они шли в неизвестном для него направлении. Ли-а не переставала улыбаться, видимо, ощущая состояние землянина. Шаг за шагом они отдалялись от остальных узников, постепенно теряя их из вида. Саша, увлечённый и очарованный, даже не заметил, как вокруг них не осталось ничего. В темноте он видел только её игривый взгляд и лучезарную улыбку.
Ли-а не давала повода её бояться. И всё же Саша начал волноваться. Что если это ловушка и, исчезнув под чёрным панцирем, она бросит его одного среди этого мрака? Но зачем ей это? Ведь можно было усыпить, как в первый раз, или дать приказ светлячкам.
Пока он рассуждал, она крепко держала его за руку и смеялась, а спустя некоторое время остановилась, и заявила:
— Мы пришли. Здесь я тебя убью.
Саша побледнел, его накрыла волна страха, сменяемая разочарованием. Он отпустил её руку и отпрял. В голове хаотично замелькали мысли: «Вся эта кокетливость была лишь издёвкой? Приманкой? Вот же я наивный дурак». В этот момент Ли-а не выдержала. Смех вулканом вырвался наружу, звонкий хохот сбил цепь размышлений Саши, и он смущённо заулыбался.
— Прикрой глаза, сейчас будет ярко, — предупредила она и сделала странный жест рукой.
В тот же миг из темноты стал появляться целый мир. Не было не малейших сомнений, что этот мир был не настоящим. Весь в золоте осеннего листопада, украшенный разноцветными фонарями, состоящий из невиданных форм жизни.
Через прищуренные глаза Саша едва различал очертания грибов. Грибов исполинских размеров. Что-то сновало туда-сюда и издавало гул, напоминающий звук пчелиного улья. В слезящихся глазах бликовали разноцветные огоньки. Ли-а повела его за руку. Чернота за спиной схлопнулась, повеяв холодным ветром и открыв прекрасный вид на закат.