Curriculum vitae

Васильев Сергей

20. Lewis Katz, 76, businessman, lawyer and insider in the banking world, America

21. Andrew Jarzyk, 27 лет, банкир, PNC Bank, New York

22. Kenneth Ballando, 28 лет, банкир, инвестирование, Capital Levy, New York

23. Valtz Nicholas, 39, Managing Director, Goldman Sachs, New York, America

24. David Bird, 55, Wall Street Journal, и новостная служба Dow Jones

25. … Lydia, 52 лет, банкир Bred Banque Populaire, Paris

26. Juergen Frick, 48 лет, президент Bank Frick & Co. AG, Liechtenstein

27. Tim Dickenson, директор по коммуникациям Swiss Re AG

28. Trouser William Smith, 58, старший менеджер Deutsche Bank

29. Calogero Gambino, 41, управляющий директор Deutsche Bank

30. Jan Peter Schmittmann, 57 лет, высокопоставленный администратор ANB/AMRO, Netherlands

31. Thieu Leenen, 64, Relationship Manager ABN/AMRO, Eindhoven, Netherlands

32. Jan Winkelhuijzen, 75, and Commissioner Fiscalist (former Deloitte), Netherlands

33. Benoit Philippens, 37 лет, директор BNP Paribas Fortis Bank, Ans, Belgium.

34. Carlos Six, 61, Head Tax and member CREDAF, Belgium

35. Therese Brewer, 50, Managing Director ING Netherlands

36. Geert Tack, 52, Private Banker ING Haaltert, Belgium

Глава 29. Париж 2018

Париж и весна. Весенний Париж… Как не переставляй местами эти два прекрасных романтических слова, в этом году они совершенно не сочетались в своей обычной лирической композиции. Апрель решил отыграться за тёплую зиму и поливал всё косыми дождями, холодил пронзительными ветрами и вёл себя, как распущенный мальчишка. Но стереотип “Париж-весна-романтика” брал своё, и влюблённые парочки попадались во всех уголках чудесного города. Они бродили по улицам и аллеям, задорно смеялись, обнимались-целовались под дождём, под зонтиками, под деревьями, в глубинах кафе. Любовь, словно знаменитые парижские каштаны, распускалась красными, белыми и розовыми соцветиями, вопреки погодным выкрутасам.

Влюбленные начала ХХI века внешне мало походили на романтичные зарисовки художников, оккупировавших календари и открытки. Стройная девичья фигурка в лёгком плаще под красным зонтом рядом с широкоплечей мужской, а-ля Джеймс Бонд, ушла в историю. Париж утонул в «шоке эпох»: черные ажурные чулки и какие-нибудь крестьянские чоботы, длинный грубо вязаный свитер вместо платья и берцы десантника, мягкий льющийся плащ и драные расклешенные джинсы. Авангардный стиль, пришедший не просто из Нью-Йорка, а из Гарлема, оккупировал законодателя моды. Волочащиеся по земле не то брюки, не то джинсы, а именно штаны, баскетбольные трусы и майки на 5 размеров больше, бейсболки с километровыми козырьками и брюки с сотней накладных карманов, служившие когда-то рабочими комбинезонами… Всё это, в сочетании со льющейся откуда-то из кафе мелодией оркестра Поля Мориа возле Эйфелевой башни, создавало непередаваемую эклектику и откровенно мешало произнести, лениво глядя на окружающий пейзаж, простые слова – “обычное парижское утро”.

Двое немолодых, но ещё статных и подтянутых мужчин, неторопливо прогуливающихся по набережной Сены, на этом празднике жизни чувствовали себя чужими по возрасту и по одежде.

– Мне прожужжали все уши, что воздух Парижа особенный, – пожаловался один из них, остановившись и вдохнув полной грудью, – но именно этого я и не чувствую.

– Я бы даже сказал, что воздух Парижа неприятен, ибо несет в себе вонь поп-корна и всякой прочей дряни, напоминая дешевые районы азиатских стран, – отшутился собеседник, провожая скучающим взглядом стайку галдящих темнокожих подростков. – Раньше, когда мостовые мыли шампунем… Я еще застал это время. Да, что-то в этом было. Сейчас парижских ароматов не осталось даже в индустрии моды. Каждый день во Франции продается двести тысячи флаконов духов и одеколона, но почти вся стоимость «Герлена» или «Шанель» уходит не на алхимию создания, а на рекламу.

– Что же тогда здесь осталось неизменным?

– Чревоугодие. На каждом шагу в Париже встретишь кафе или ресторан. Нескончаемый ряд ресторанов! Хочется задать вопрос: когда же вы, наконец, нажрётесь?!

– Жаль. Париж имеет такую романтичную историю! – искренне вздохнул первый.

– Свою историю французы знают плохо или очень плохо, – улыбнулся второй. – Конечно же, я говорю о белых, настоящих французах, а не о мигрантах. Об истории Франции времен династий французских королей французы имеют более чем смутное представление. Капетинги, Каролинги, Меровинги – эти слова практически ничего не скажут рядовому французу!

Первый собеседник ухмыльнулся и покачал головой. Оба мужчины синхронно, с левой ноги возобновили свою прогулку.

– Да что там династии королей! – продолжал второй собеседник. – Задав простой вопрос, где здесь дворец Тюильри, ты заведешь француза в полный тупик! Он не сможет ответить, где этот дворец, даже находясь в 50 метрах от него!

– Знаешь, – резюмировал первый, – у меня складывается впечатление, что Европа всем своим естеством просто кричит России: “Смотрите на меня и запоминайте, как не надо делать!”

– Уже не кричит. Всё, что мы видим, это бессознательные конвульсии фактически умершего организма. Только единицы понимали весь трагизм ситуации, и Дальберг был одним из них. Несмотря на всю натуру профессионального вурдалака, надо отдать должное его здравомыслию и политической прозорливости. О желании англосаксов схарчить Старый Свет и использовать мигрантов в качестве оружия он предупреждал еще в середине девяностых, но так ничего и не смог сделать, несмотря на все свои закулисные связи.

– Может быть его поэтому и убрали? Как там было дело? Из некролога ничего не понятно.

– 23 марта он был на деловой встрече в городе Каркасон… Это на юге Франции. Когда садился в машину, на него напал 26-летний марроканец Редуан Лакдим… Официально – с целью угнать автомобиль. Дальберга убил на месте одним ударом ножа, водителя – ранил. Машину так и не угнал… Потом, уходя от преследования, захватил заложников в местном супермаркете и был ликвидирован в ходе штурма магазина. Так что все концы в воду…