Цусимские хроники. Апперкот
Шрифт:
Однако до самого вечера осмотреть винто-рулевую группу не было возможности. При всплытии на поверхность, почти сразу после осмотра горизонта, приходилось снова нырять из-за появления дымов или чьих-то парусов. Хорошо, что успели мало-мальски проветрить внутренние помещения. Восстановить освещение удалось достаточно быстро. А когда наконец представилась возможность осмотреть винт, стало ясно, что в ближайшее время ход дать не удастся. На винт плотно намоталась рыбацкая сеть со множеством поплавков, один конец которой был явно обрезан. Похоже, по нему лодку и нашли катера.
Только когда уже совсем стемнело, наконец смогли дать отдышаться всему экипажу,
Хотя, из-за скудности коньячного запаса, на каждого не пришлось и полной стопки, настроение заметно улучшилось. Еще в темноте мотористы и другие добровольцы начали нырять с кормы для осмотра винта, работая под водой на ощупь, пока остальные следили за горизонтом. Однако толком начать освобождение винта и руля удалось только с рассветом. Сменяя друг друга, работали ножами и топорами, удаляя рыбацкие снасти.
Когда солнце уже довольно далеко оторвалось от горизонта, попытались дать ход, запустив бензомотор, но он сразу же вышел из строя и не проворачивался даже после разобщения с винтом. Осмотр с частичной разборкой показал, что его ремонт в походных условиях невозможен.
Вероятно, от сотрясения, вызванного достаточно близким взрывом, была нарушена герметичность выпускного тракта, из-за чего в цилиндры попала морская вода. Вследствие этого при запуске сломался один из поршней или шатунов, своими обломками совершенно заклинив двигатель.
Не имея возможности дозарядить аккумуляторную батарею, на остатках заряда пошли в надводном положении в направлении Окочи. По пути дважды уклонялись от японских дозорных судов. Погружаться более не могли, так как почти весь запас сжатого воздуха израсходовали, а его пополнение было невозможно без работы бензомотора. Заряд аккумуляторной батареи также подходил к концу. К счастью, идти было недалеко.
Уже к ночи достигли берега Цусимы севернее горы Сендамакуяма. Командир лодки Трубецкой фонарем сообщил на наш сигнальный пост свои позывные и запросил помощи, так как «Сом» не мог более идти своим ходом. На буксире у прибывшего парового катера и двух вельботов удалось продвинуться в устье одной из рек, где были рыбацкие хижины, и встать там на якорь, укрывшись от наблюдения со стороны моря.
Под утро совершенно небоеспособную лодку, даже не имевшую никакого внутреннего освещения, взял на буксир пароход обеспечения партии траления из Окочи и с рассветом повел в Озаки. Весь экипаж, кроме командира и рулевого, перешел на пароход. В таком плачевном состоянии «Сом» и вернулся из этого похода.
Сопоставив доклад Трубецкого, а также другие последние сведения и явно спонтанный отход японцев к югу, в походном штабе командующего единодушно пришли к выводу, что подрыв на минах одного или двух истребителей вызвал панику на японских кораблях, усилившуюся еще более с обнаружением «Сома» на фузанском фарватере.
Этой панике, вероятно, также способствовало то обстоятельство, что примерно в это время мимо Фузана к Цусиме продвигалась подлодка «Дельфин», из последнего пополнения. Она не имела торпед для облегчения перехода и была загружена под завязку бензином в бидонах, закрепленных прямо на палубе и на местах штатного вооружения.
Из доклада командира «Дельфина», пришедшего уже под утро 22-го, было известно, что субмарину, из-за свежей погоды подолгу шедшую в подводном положении и потому изрядно сбившуюся с курса и слишком сильно прижавшуюся к корейским берегам, обнаружили японские дозорные суда у входа на главный фарватер, ведущий в Мозампо.
Они выпустили сигнальные ракеты и двинулись на лодку, открыв неточный, хотя и частый огонь из малокалиберных пушек и угрозой тарана заставив ее погрузиться. Как позже выяснилось, при этом экстренном погружении были потеряны восемь бидонов бензина, закрепленных на кормовой части палубы, а еще три оказались пробиты снарядами и осколками, и вместо бензина их заполнила вода, выдавившая легкое топливо при погружениях.
Оторвавшись от преследования, «Дельфин» снова всплыл, но почти сразу обнаружил множество дымов, быстро приближавшихся с северных и западных румбов. Лейтенант Завойко, командир лодки, был весьма удивлен размахом предпринятой противником погони, чем, по его мнению, объяснялись эти дымы, закрывшие половину горизонта, и снова приказал погрузиться, так и не дозарядив батарею и не успев проветрить внутренние помещения как следует.
В течение завершающего этапа перехода почти все время передвигались под водой, совершенно не имея возможности для надводного хода. Держаться в позиционном положении не позволяло волнение, а полностью всплывать было слишком опасно. Группы японских кораблей, отдельные суда и миноносцы все время сновали вокруг, не позволяя приблизиться к цусимским берегам и отжимая лодку к западу. Только с темнотой удалось проскочить эту завесу.
К моменту всплытия у входных створов Цусима-зунда совершенно угоревший от бензиновых паров экипаж «Дельфина» действовал уже только на инстинктах и мышечной памяти и едва понимал, что происходит вокруг. Лишь командир лодки лейтенант Завойко, имевший возможность урвать хотя бы глоток воздуха с наружи корпуса при крайне редких всплытиях в ходе затяжного прорыва японских дозорных линий, еще сохранял способность адекватно реагировать на ситуацию.
Таким образом, получалось, что всего две уже не боеспособные по разным причинам подлодки смогли обратить в бегство целый флот, сами того не желая. По цусимскому гарнизону был распространен приказ Рожественского об объявлении благодарности командирам и наиболее отличившимся членам экипажей «Сома» и «Дельфина» за успешную атаку кораблей противника и прорыв блокады. Если этот приказ был спокойно принят на «Соме», то командир и матросы «Дельфина» его услышали с большим удивлением, ожидая, наоборот, нагоняя, за утерянное дефицитное горючее.
Подлодка «Налим», шедшая в паре с «Дельфином», потеряла его почти сразу после расставания с «Монгуаем». Не добившись успеха в поисках своей попутчицы, она держалась много восточнее и благополучно достигла цусимских берегов у Окочи к исходу того же дня. Под северным берегом островов волнение заметно меньше трепало лодку, и субмарина, обменявшись сигналами с береговым постом, спокойно вошла в бухту, а оттуда, в сопровождении пары катеров с тралом, к полуночи дошла до Озаки.
Там ее командир лейтенант Белкин передал Рожественскому запечатанный пакет со штабной почтой, шифрованной личным кодом наместника. Эти телеграммы были получены во Владивостоке на его имя в последние дни перед уходом лодок. Учитывая важность и срочность депеш, их тут же отправили с подводниками, так как других средств для прорыва блокады оккупированных островов во Владивостоке не имелось. Это и были те самые депеши, о которых пытался предупредить «Монгуай».