Цвет боли: черный
Шрифт:
– Не смей закрывать глаза!
– Что? – Оглушенная страстью, я почти ничего не слышу, а соображаю и того меньше.
– Смотри на меня, когда кончаешь.
– Зачем? – я действительно не понимаю.
– Смотри мне в глаза! – почти рычит он, и я послушно таращусь в его стальные омуты. Нет, я тону в них, ничего не видя вокруг, отдавая тело на волю сумасшедшему желанию, а душу этим серым глазам.
Кажется, кричу, но мне все равно, даже если начнут ломать дверь привлеченные моими воплями бабушка или Бритт. Ничто вокруг не существует, кроме стальных глаз и этого тела. Моего собственного не осталось, оно растворилось,
У Ларса на плече следы от моих пальцев, но это небольшие травмы, если бы он не заставил смотреть в глаза, я, пожалуй, умудрилась бы вообще его покусать.
– За… зачем ты заставляешь меня смотреть в глаза?
– Я? – кажется, он удивился вопросу. – Не знаю, просто хочу, чтобы ты принадлежала мне вся – телом и душой.
– Я и так принадлежу.
– Помолчи…
Мы стоим под потоками воды, приходя в себя. Немного погодя я чувствую, как у Ларса снова пробуждается желание. Безумно устала, но одна мысль о возможном повторении заставляет ходить ходуном все внутри, я прекрасно понимаю, что, стоит ему начать снова, я с восторгом поддержу это начинание.
Так и есть.
– На ковре!
– Угу, – я вовсе не против ковра и пола…
– Ты сверху.
– Ларс…
– Трусишь?
Ах так?! Ну держись, я не потеряла навыков с рождественской ночи, когда выполнила желание Ларса получить в качестве подарка «под елочку»… изнасилование. Хочешь еще одно? Я вполне способна его изнасиловать, если он не против, конечно.
Ларс «за» обеими руками и… еще много чем.
– Не смей закрывать глаза!
– Мне так легче… – почти жалобно пищу я, мне действительно так легче.
– Хочу видеть твой безумный взгляд, когда ты кончаешь. Ты так хороша в этот момент!
Мелькает мысль, что он умудряется еще что-то замечать, но ее тут же вытесняет новая бешеная волна желания, думать я уже не способна. Сверху так сверху, и пусть смотрит сколько влезет! Сам же научил за закрытой дверью спальни слушать свое тело, а не пуританские правила приличия. С тех пор как Ларс безжалостно разрушил мой собственный плотный кокон из всевозможных моральных запретов и ложной скромности, каждый наш секс стал просто чумовым, это взрыв, сносящий крышу пару раз в день. Мне больше не требуется бегать, чтобы похудеть.
И снова мой взгляд прикован к его стальным омутам, но теперь я вижу и в его глазах такое же безумие. На сей раз следы, кажется, останутся у меня на талии, потому что руки Ларса держат крепко, очень крепко, помогая двигаться в одном ритме с ним самим. Я не ору на весь замок только потому, что прикусила губу, до крови прикусила…
Выясняется это, когда все заканчивается и я просто падаю на ковер, не в силах двигаться вообще. Мне все равно, как это выглядит, что происходит вне комнаты, что вообще творится в мире. Некоторое время мы лежим, совершенно обессиленные, потом Ларс переворачивает меня на спину, наклоняется к лицу:
– Эй, ты жива?
– Не уверена.
– Губу прокусила.
Он слизывает кровь, чуть покусывает пострадавшую губу, но не больше, мы устали, требуется отдых. Или просто передых?..
Скажи мне кто еще пару месяцев назад,
* * *
– Эй, эй! А ну, пошел вон! Это наше место!
Йен мог себе это позволить: вот так орать на рослого, крепкого парня, потому что они с Якобом стояли на мосту, в то время как парень что-то искал на берегу у самой кромки воды. Была надежда удрать, если тот, кому пригрозил Йен, решит погнаться за нахалом.
Конечно, чисто одетый парень, чья очень приличная машина осталась на дороге у моста, не мог быть конкурентом двух бомжей, обычно промышлявших на берегу. Эти два пенсионера вовсе не были бездомными, у каждого имелось жилье, но, оставшись без работы, они решили вспомнить молодость и немного пожить как хиппи, что летом получилось довольно просто. Почувствовали вкус вольной жизни, втянулись и вот теперь, сами не зная почему, практически бомжевали, ночуя где попало и питаясь благотворительными обедами. Оправдание нашли очень простое:
– Йен, ты представляешь, как вырастет наш счет в банке, пока мы живем на природе и не тратим пенсию!
Глупость, конечно, но что им делать в одиночестве дома? А так вспомнили буйную молодость шестидесятых.
В бездомной жизни прошло лето, потом осень, началась зима…
Сначала парень погрозил кулаком, заметив, как разглядывают его машину старики, потом вдруг замахал им руками:
– Идите сюда!
– Не ходи, – посоветовал приятелю Якоб, на всякий случай прячась за его спиной. Но Йен не из пугливых, во всяком случае, так он сам о себе думал.
Старик смело шагнул к парню:
– Ну, чего тебе?
– Вы часто здесь бываете?
– Нет…
– Ты же сказал, что это ваше место?
– Ну, бываем, а что? – несмотря на воинственный настрой, Йен на всякий случай сделал шаг назад. Мало ли что придет в голову этому накачанному…
– Не находили чего-то необычного?
– Чего это?
Вообще-то, необычное, даже страшное, было – они нашли труп девушки, который сбросили с моста в воду. Сначала увидели какую-то ткань, зацепившуюся за опору моста, решили, что это плед, и даже рассердились на тех, кто разбрасывается такими вещами. Но когда Йену удалось подхватить находку крюком, который у приятелей был припрятан на случай, если посреди реки попадется что-нибудь стоящее, стало ясно, что в ткань что-то завернуто. Содрогаясь от собственной храбрости, они подтащили это нечто ближе к берегу и… Лучше бы оставили там, где было, пусть бы, отцепившись, пошло ко дну, потому что завернутой в большой плед оказалась утопленница. Ни Йен, ни Якоб даже разглядеть женский труп не смогли, но в полицию позвонили, они же законопослушные шведы…
А потом были полицейские с их расспросами: что, да как, да почему? Больше месяца приятели обходили то место стороной, но как преступников тянет к месту преступления, так и их тянуло к мосту.
Теперь вот этот… Он сильный, очень сильный, такой мог одной рукой справиться с Йеном, а второй с Якобом, причем одновременно. Приятели не стали проверять эти возможности и его способность быстро бегать тоже, но и рассказывать о трупе почему-то не стали.
– Так было что?
– Ничего… А ты чего ищешь-то? Что потерял?