Цвет ярости — алый
Шрифт:
Мужчина, стоявший в центре, был одет в черный костюм строгого покроя с широкими, по современной моде, рукавами. За правым ухом пульсировал какой-то диод зеленого цвета (вероятно, заглушка шунтированного гнезда). Но внимание привлекало вовсе не это.
Оружейник был без очков. Глаза его, казалось, принадлежали совершенно разным людям — они не соответствовали друг другу ни по цвету, ни даже по размеру. Один был серый, словно штормящее море, другой — непроглядно черный. А еще они время от времени глядели в разные стороны, что совсем уж выходило за рамки. Создавалось впечатление, будто,
Но даже и эти странные глаза были признаком второстепенным. Хэнк не столько увидел, сколько почувствовал — от худого субъекта в черном костюме исходила столь интенсивная аура, что, казалось, ею был заполнен весь зал. Даже Курт, непобедимый “волчонок”, наверняка потерялся бы на этом фоне. Впрочем, его энергия была совсем иного свойства. От оружейника же исходила аура власти и зловещей силы, которая поступала из других источников, тогда как Волк вырабатывал силу сам по себе. Таран никогда не ощущал подобного и теперь ежился от ментального холода.
Вот оружейник повернул голову, и взгляд Тарана выхватил из полумрака два черных провода. Они начинались то ли на затылке бледного субъекта, то ли на шее, чтобы уйти куда-то за воротник. Хэнк решил, что, возможно, там находится какой-нибудь мощный передатчик. Благодаря ему оружейник, наверное, может не только общаться со своим “кукловодом” (вряд ли этот субъект, далеко не второстепенная, судя по всему, в Гильдии фигура, используется в качестве “батарейки”, это было бы чересчур расточительно), но и круглосуточно ощущать себя в качестве автономной частички Сети. Это было трудновыполнимо, однако вполне возможно — как правило, в лабораторных условиях, потому что стоило баснословных денег. Хэнк со злостью представил себе, как оружейник черпает информацию из киберпространства в этот самый момент, пребывая в обоих реальностях одновременно.
Кошмар экзаменатора.
Хозяин Подворья сам не заметил, как начал именовать этого субъекта про себя Хамелеоном. В Клоповнике его, без сомнения, наградили бы прозвищем поплоше.
Будто прочитав мысли гостя, Оружейник открыл рот:
— Приветствуем вас, господа. — Голос оказался на редкость противным, густым, липким и шипящим, точь-в-точь смазанные маслом шестеренки. Казалось, в горле Хамелеона обустроилась очередная машинка. — Надеемся, путешествие было комфортным?
Таран нахмурился, затем косо взглянул на помощников.
Те пожали плечами: мол, мы же тебя, шеф, предупреждали… Теперь расхлебывай сам.
— Разумеется, — кивнул Хэнк. — А у вас тут… любопытно.
— Верно. Так все говорят, когда в первый раз попадают в эту скромную обитель. — Оружейник не слишком убедительно изобразил улыбку. — Мы очень рады, что вам она пришлась по вкусу.
Хэнк хотел было брякнуть, что был бы рад вовек ее не видеть, но в самый последний момент передумал. Особенно его насторожила фраза про “первый раз”, подразумевавшая, как ни крути, последующие разы. Но упоминать об этом тоже не стоило. Таран успел решить, что с радостью предпочтет забыть о своей идее, вместо того, чтобы посетить “скромную обитель” еще хотя бы раз. И наплевать на все остальное.
Однако
— Может, покончим с любезностями и перейдем непосредственно к делу? — раздраженно ответил он вопросом на вопрос. — У нас, знаете ли, еще немало дел. Каково ваше слово? Согласны?
Хамелеон вновь скривил губы. Глаза прищурились. Серый — с небольшим опозданием. Оружейнику не требовалось ни глядеть на свою свиту, ни что-либо произносить. Его мысли были понятны без слов: хамье из Клоповника, ожидать чего-то иного попросту глупо. Впрочем, кто-то, скрывавшийся за кулисами сцены, наверняка получил это послание. О контрагентах аборигены были не особо высокого мнения.
Но Таран на это плевал.
Он всегда был патриотом Клоповника.
— Как пожелаете. Наше имя — гильд-мастер Фэннингтон. Вас зовут Хэнком по прозвищу Таран. Ваши товарищи представились в свой предыдущий визит как Нож и Топор. Все правильно?
Хэнк кивнул. Гильд-мастер говорил о себе во множественном числе, будто о королевском величестве. Это, с другой стороны, лишь подтверждало некоторые догадки Тарана.
— Мы изучили ваше предложение. — Оружейник пожал тощими плечами. — Не сомневайтесь, оно нас сразу же заинтересовало. Только сначала мы хотели бы уточнить пару моментов. — Хамелеон помолчал, Хэнк достойно выдержал паузу. — Насколько мы все поняли, вы желаете использовать одно из наших… изделий в каких-то соревнованиях, не санкционированных властями и потому проводимых подпольно?
— Гладиаторские бои, — озадаченно брякнул Таран.
— Как в Древнем Риме? — Гильд-мастер повел головой. — В таком случае, не поймите нас превратно, эти бои должны иметь в качестве основы оружие и физическую силу. Верно?
— Разумеется, тресни моя селезенка, — проворчал Хэнк. — Это не шахматный клуб — парни делают друг другу больно. Они погружаются в Яму, как в Колизей, и пытаются вытрясти друг из друга душу.
— Иными словами, — медленно продолжил Фэннингтон, — хотя мы, конечно, можем ошибаться, эти бои заканчиваются смертью одного из бойцов? Советуем как следует обдумать ответ.
Таран мгновение помедлил. Что здесь думать?! Врать, как бы там ни было, все же не стоило.
— Практически всегда, — кивнул он. — Однако, по согласованию сторон, бой может прекращаться с первой кровью. Это, разумеется, в нашем с вами случае абсолютно неприемлемо. Поединок окончится только в тот момент, когда один из бойцов получит столь серьезные раны, что будет не в состоянии продолжать, или… выйдет из строя. Если вы не согласны, скажите, и мы не станем отнимать ваше время.
Хамелеон хранил молчание.
Зеленый диод за ухом не прекращал назойливо пульсировать. Тире, тире, тире, точка.
— Почему же, именно это нас и устраивает, — сказал наконец Фэннингтон. — Мы принимаем все перечисленные условия. Поединок должен окончиться фактической гибелью одного из противников и ничем другим. Мы готовы представить наше… изделие.
Хамелеон не произнес ни единого слова, не обернулся и даже не щелкнул пальцами. Но огромная дверь в противоположном конце зала медленно отъехала в сторону.
Челюсть у Тарана безвольно отвисла.