Цветная масть - элита преступного мира

Разинкин Вячеслав

"Воры в законе", их ближайшее окружение, как показывают наблюдения, всегда превозносили себя, бравировали своими «подвигами», поэтому, по их мнению, вор, соблюдающий правила и традиции преступного мира, конечно, должен быть «честнягой», самым справедливым в мире человеком. Такая точка зрения, в частности, отражена в повествовании Г. Беркальцева "Ночь жизни Леньки Гурова".

В 1946–1948 годах, когда в Советский Союз стали возвращаться "воры в законе" — фронтовики из штрафбатов и просто из войск, а за ними потянулись в родные края преступники-профессионалы, эмигрировавшие в Западную Европу, в основном Польшу и Германию, еще во времена гражданской войны, "воры честняги" не признали их за своих. Первые взяли оружие от властей, что по «воровскому» закону категорически запрещается и в настоящее время. Потому они были

объявлены «суками». Вторые, проживая в Западной и Восточной Европе, занимались коммерческой деятельностью, а это тоже является нарушением «воровского» закона. Их стали именовать "польскими ворами". Позже они тоже попали в категорию "ссучившихся воров".

Следует отметить, что до середины 40-х годов термином "вор в законе" обозначался более широкий круг преступников, в том числе и те из них, которые придерживались "воровских понятий" и «правил», но не всегда их соблюдали. С началом «воровской» войны (1947–1951 гг.) в местах лишения свободы роль «воровского» закона среди элитарного слоя преступников возросла. Криминальное звание "вора честняги" как бы приняло в себя основное — "вор в законе", остальные были объявлены «ворами» "ссучившимися". Таким образом, в конце 40-х — начале 50-х годов в результате внутренних процессов, проходивших в преступном мире, осуществилось жесткое расслоение «воровской» среды, и криминальное звание "вор в законе" стали носить только те преступники, которые не только признавали, но и бескомпромиссно соблюдали "воровские правила" и традиции, так называемый кодекс чести «вора»

В 30-е — 40-е и в начале 50-х годов должностные лица ГУЛАГа, учитывая широкое влияние лидеров криминальной среды, бывших "в законе", на большие группы и слои осужденных, активно использовали их в подавлении идеологических противников большевизма в Советском Союзе. Матерые преступники не преминули воспользоваться этим. Они стали досрочно выходить на свободу и там продолжать криминальную деятельность. Такая "государственная поддержка" значительно усилила «воровское» движение, что незамедлительно проявилось в уголовном терроре, развязанном против населения. Послевоенные и пятидесятые годы, как указывает Г.А. Беркальцев, "были ярким расцветом воровского мира".

Активизация уголовных лидеров в 40-50-е годы, массовые бандитские проявления, а также резкое противоборство «воровских» группировок в местах лишения свободы, потребовали применения к недавним союзникам активных карательных мер со стороны государства. В результате к началу 60-х годов большинство «воров» и их сообщников отреклось от преступных обычаев, оказавшись в колониях и тюрьмах, изолированных от основной массы осужденных. Остававшаяся на воле часть особо опасных преступников не отказалась от «воровских» убеждений и образа жизни.

По экспертным оценкам, в тот период "воров в законе" было около 3–5 процентов от численности преступников. После активной чистки их стало еще меньше. Однако последствия уголовно-правовых и социально-профилактических мероприятий закреплены не были. Кроме того, их полностью перечеркнули дальнейшие общественно-политические события. Например, внедрение в деятельность правоохранительных органов в 60–80 годах политико-волюнтаристского лозунга "о возможности полного искоренения преступности в СССР" и якобы достижении ликвидации профессиональной и организованной преступности в стране принизили роль правоохранительных органов в борьбе с правонарушениями. Все сводилось к блистательным бумажным отчетам, к планированию падения преступности.

На самом деле набирало силу падение нравов. Служебную деятельность оперативных аппаратов МВД низвели до простейших форм и методов работы. Из ведомственных документов были исключены такие понятия, как "вор в законе", "уголовно-бандитствующий элемент", «бандформирование» и т. п.

Исключение из нормативных документов вышеназванных и других подобных терминов и понятий, а также проведение реформы уголовного законодательства предопределили аморфность служебной деятельности правоохранительной системы в отношении "воров в законе" и других лидеров преступной среды. Авторы Уголовного кодекса 1960 года термины и определения старого УК РСФСР, относившиеся к отдельным формам организованной преступности, свели в основном к понятиям «банда» и "преступная группировка осужденных". Пропали на бумаге, хотя в жизни продолжали существовать,

такие формы организованной преступности, как «шайка», "преступная организация" и др. Отныне они подразумевались в «универсальном» понятии "по предварительному сговору группой лиц". В Уголовном кодексе содержался термин "организованная преступная группа", но он в законе никак не раскрывался. Поэтому его использование практически было затруднено. В основном, оперативные работники, следователи и судьи отождествляли его с названным уже понятием "по предварительному сговору группой лиц". Это не требовало процессуально доказывать признаки организованной преступной группы или преступной организации, что, естественно, облегчало проведение судебных процессов по такой категории уголовных дел.

Таким образом, механизм борьбы с организованной преступностью был неопределенным и неясным, разработчики УК РСФСР "вместе с водой выплеснули и ребенка". В свою очередь правоохранительные органы крайне редко применяли статьи 77 и 77-1 УК РСФСР, которые предусматривали уголовную ответственность за бандитизм и организацию преступных группировок осужденных с целью терроризирования осужденных и представителей администрации мест лишения свободы (так называемый лагерный бандитизм). При любых вариантах возбуждения уголовных дел по этим статьям требовалось информировать центральные правоохранительные органы специальными сообщениями. В каждом случае МВД или Генеральная Прокуратура проводили служебные расследования и по их результатам привлекали руководителей органов внутренних дел, "допустивших подобное", к дисциплинарной ответственности, вплоть до снятия с должностей или увольнения со службы. Чтобы избежать таких расследований, работники милиции возбуждали уголовные дела по статьям уголовного кодекса, предусматривавшим ответственность за менее тяжкие преступления, например, грабеж, разбой и другие. В местах лишения свободы преступников наказывали в дисциплинарном порядке, в основном помещали в штрафной изолятор, а наиболее злостных; нарушителей водворяли в помещение камерного типа.

Конечно, такая борьба с преступностью способствовала возрождению «воровского» движения. Можно задаться вопросом, почему авторы на первое место поставили неудовлетворительную уголовно-правовую борьбу с организованными формами преступности, а не неблагоприятные социально-экономические, социально-политические условия, в так называемый застойный период, который сложился в СССР в 70-80-е годы? Отвечая на этот вопрос следует отметить стойкую антиобщественную установку и высокую приспособляемость к внешним условиям как "воров в законе", так и других лидеров преступной среды. Поэтому даже при благополучной экономической и политической ситуации криминальные силы будут настойчиво продолжать преступную деятельность, которую можно пресечь только целенаправленными уголовно-правовыми и уголовно-исполнительными методами.

Недобросовестная оценка особо опасных лидеров преступной среды, неблагоприятная социально-экономическая и социально-политическая ситуация в стране в 70-80-х годах и, как следствие, отсутствие наступательности в борьбе с "ворами в законе" со стороны государства оказались для них своеобразной социальной передышкой, которая привела к реанимации и самому широкому распространению "криминальнонегативной" идеологии и стимулировала рост «воровского» движения.

Часть 1

ИСТОКИ. МОНГОЛ И ЕГО НАСЛЕДНИКИ

"КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ"

В преклонном возрасте он умер в одной из престижных столичных клиник. На похороны собрался весь цвет не только московской, но и российской преступности. Еще бы, ведь в последний путь провожали "крестного отца" бандитской мафии — Монгола, а в миру — Геннадия Александровича Карькова, 1930 года рождения.

В Москве Карьков появился в 1969 году после отсидки трех лет в зоне. Свой первый срок он получил за кражу. Произошло это в Калужской области, в городке Боровск. Здесь, в межколхозной строительной организации, Карьков зарабатывал себе на жизнь. По его меркам получал мало, только на хлеб. Очень хотелось иметь еще и на масло. Но законными способами это не получалось. Вот и осенило: зачем гнуть спину там, где можно просто взять. Страна жила большим колхозом, где все вокруг было наше и мое. Небольшую часть моего, общего Карьков решил сделать своим, личным, а по сегодняшним меркам — частным. За это и поплатился. Частная собственность тогда еще не вошла в моду.