Цветок Америки
Шрифт:
Быть может, она находилась в раю, но здешние ангелы обладали всеми половыми признаками.
– Что ж! – сказала она.
И с улыбкой села.
– Ты видел эту… девушку?
Франц Эккарт покачал головой.
– Скоро я обзаведусь дядюшкой или тетушкой, которые будут моложе меня, – сказал Жозеф.
Жанна задумчиво выпила кокосовое молоко и съела сваренное вкрутую яйцо. Снесенное испанской курицей. Не было даже сливочного масла, чтобы сделать яичницу. Потом она принялась за сладкий картофель. Ей не хватало настоящего молока, но корова на Эспаньоле выглядела
Франц Эккарт начертил в центре сада круг, разделил его на двенадцать частей, а в середину воткнул колышек, острие которого прокалил на огне. Если колышек не отбрасывал тени, было около полудня. Эти солнечные часы выглядели довольно примитивными, с чем соглашался и сам Франц Эккарт, который предпочел бы иметь дело с астролябией, но все же днем они показывали довольно точное время.
Около десяти часов появился Жоашен. Со спутницей. И с улыбкой на лице.
Его подруга походила на античную нимфу, какими их описывали латинские поэты, но только с бронзовой кожей.
Жанна была потрясена.
Франц Эккарт и Жозеф – тоже.
Женщины-рабыни смотрели на новобрачных так, словно те спустились с неба. Жанна встала, чтобы приветствовать их.
– Ну, Жоашен, – сказала она, – к завтраку вы опоздали. Присаживайтесь вместе с вашей… супругой.
Он смотрел на них всех – на своих родных и на взволнованных рабов – с неуловимой усмешкой. Потом сел за стол.
Служанки, не помнившие себя от счастья, летали как на крыльях.
Когда с завтраком было покончено, Жоашен направился в спальню Жанны. Она последовала за ним. Он взял чернила, бумагу, перо.
Она никогда не видела, чтобы он писал.
Записка гласила следующее:
Жанна, Франц Эккарт, Жозеф, не ждите меня вечером к ужину. Я буду иногда заходить к вам, потому что люблю вас, но жить отныне буду в горах. С Эстефанией.
Жоашен и в самом деле иногда появлялся в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе: чаще всего приходил к ужину вместе со своей женой. Он играл в шахматы с Жозефом и Францем Эккартом.
Взгляд его блуждал далеко.
Так гораздо лучше, подумала Жанна. Христианское общество, созданное пятнадцать веков назад еврейским мятежником, отнюдь не благоволило ни к бунтовщикам, ни к провидцам. В Европе Жоашен, скорее всего, кончил бы жизнь на костре.
В испанской колонии на Эспаньоле много судачили об этом. Но осторожно, ибо губернатор и интендант почитали за честь отужинать в Каса-Нуэва.
Сверх того, было известно, что кухня там отличается невероятной изысканностью, и гурманы сладострастно обсуждали кулинарные достоинства какого-нибудь фрикасе из утки в хересе с дикими ягодами.
Епископ выказывал Жанне холодность: она покровительствовала колдуну, совершающему такие чудеса, на которые сам он не был способен. Но губернатор не известил его о переходе в дикое состояние одного из обитателей Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе. Ибо Феррандо вернулся на «Стелле Матутине» с тысячью саженцев сахарного тростника. И руководил установкой мельницы. Шестеро рабов под присмотром
В конце 1507 года Жоашен пришел с ребенком на руках – своим сыном от Эстефании. Этот мальчик приходился сводным братом Францу Эккарту и дядей Жозефу.
Наследник Яноша Хуньяди и волшебницы Мары пустил корень. Как черенки сахарного тростника.
Жозеф взял младенца на руки, стал укачивать его, поцеловал, и новорожденный протянул ручку к щеке того, кто, вообще-то говоря, был его племянником. Задумчивый Франц Эккарт безмолвно наблюдал за этой сценой. В душе своей Жозеф уже стал отцом.
В 1508 году в Кадикс отправилось первое судно с двумя тысячами фунтов рыжего сахарного песка, произведенного на плантациях губернатора и Морской компании Нового Света. Затем год испарился, словно вода в печке.
За ним последовал 1509-й. Шесть тысяч фунтов сахара в плетеных мешках, сделанных руками карибов.
Епископ громогласно обличал христиан, которых тропическая жара вновь превратила в язычников. Тщетно: все знали, что сам он живет с карибской женщиной. И поскольку лошади у него не было, передвигался он пешком, осыпаемый насмешками на протяжении всего пути.
Жанна попросила Феррандо привезти еще пятьсот экю. Почти все деньги она потратила на предметы роскоши: серебряную посуду, безделушки и прочие маленькие радости.
В 1510-м случилось неизбежное: Жозеф не устоял перед чарами карибской девушки-ровесницы: Валерии едва минуло пятнадцать лет. В Каса-Нуэва его теперь почти не видели: разве что иногда он заезжал на Пегасе, чтобы поцеловать отца и Жанну. На плече у него красовался попугай, на лошади за его спиной сидела Валерия.
Чтобы удержать его, Жанна предоставила ему в доме две комнаты. В одной из них Валерия родила девочку, которую, естественно, назвали Хуанитой.
В том же году на Эспаньолу приехал Деодат с Ивонной и детьми. Однажды вечером все со смехом попытались установить степень родства между Хуанитой и Жоржем, младшим сыном Деодата. Выяснилось, что он ей двоюродный дедушка – при четырех годах разницы в возрасте.
Жанна видела, что у них голова идет кругом от этого нового мира. Они рисковали раствориться в нем.
Ей хотелось пристроить еще одно крыло к Каса-Нуэва. Но она долго колебалась и, увы, знала причину. Семьдесят пять лет. Слабеющее зрение. И тело. И желание. Слишком много она уделяла времени другим – и отчасти принесла в жертву свою личность.
Однажды ночью ей приснился сон. Огромная неторопливая река стекала с небес. Река душ. Ее душа тоже была там – и медленно плыла к земле. В этой реке находились дорогие существа – родители, Дени, Франсуа Вийон, Матьё, Бартелеми, Жак, Жозеф, Об… Она сближалась с ними, потом удалялась от них, потом вновь с ними соединялась. Они и тысячи других были частью этой реки.
В конце концов, и она полностью слилась с ней.
В то утро Жоашен пришел позавтракать с ними. Он привел с собой Эстефанию и сына Яноша. Эстефания считала, что они его назвали так в честь Жанны.