Цветущий бизнес
Шрифт:
— Говорила. В ту ночь ты многое говорила. Это была ночь откровений.
— Хорошо, что же я говорила?
— “И даже у Павла, угодившего под самосвал, в руке были две герани,” — говорила ты, хотя перед этим я сообщила, что герани у него были в руках. Понятно? Я сказала “в руках”, ты сказала “в руке”. Ты очень конкретный человек и не могла случайно оговориться. Что помнила, то и говорила.
— А как говорил Виктор?
— Виктор не так конкретен. Он с маниакальным упорством называл самосвал грузовиком, сколько я его об этом не спрашивала, хотя Павел действительно погиб под самосвалом. Однако Виктор все время говорил обще: грузовик и все, и ни разу
— Почему? — нехотя поинтересовалась Иванова.
— Да потому, что герани погибли под колесами самосвала. Я была на месте происшествия и узнала: герани погибли под колесами самосвала. Трудно было определить вообще, что они когда-то были, не то чтобы узнать их цвет.
Иванова задумалась. Задумалась серьезно, выдавая себя сразу всеми признаками. Она теребила мочку уха, мяла пачку из-под “Кента” и злобно пыхала сигаретой, выпуская клубы дыма, которыми мог бы гордиться даже Везувий.
— Думаешь, мне не отвертеться? — с похвальной откровенностью спросила она.
— Думаю нет, если ты, конечно, не Штирлиц.
Она усмехнулась.
— А вот я так не думаю. У тебя, кроме твоих слов и гераней, против меня ничего нет. Это доказательно лишь в приватной беседе, но ты же понимаешь, что там, где надо, я буду все отрицать.
— Да, ты будешь отрицать, но есть Сергей. Он возил тебя к Верочке, к Власовой и к Моргуну. Все это происходило ночью за несколько минут до их гибели… … Что ты ржешь?
Иванова перебила меня таким громким смехом, что я опешила и даже немного струхнула. “Уж не поехала ли у нее крыша?” — подумала я. Но тут же выяснилось, что крыша у нее не поехала, зато не ясно как обстоят дела с моей.
— А ты уверена, что Сергей жив? — спросила она, после чего я поняла: и моя жизнь не в слишком большой безопасности.
— Ты что и его успела угрохать? — переполняясь ужасом прошептала я.
“А не дура ли я, так открыто выдвигая ей все свои аргументы? Она сидит тут, спокойненько выпытывает, слушает и узнает, что в общем-то я безвредна. Нет у меня против нее ничего. Ничего, что могло бы плохо отразиться на ее жизни после моей смерти. А раз я безвредна, значит можно убить и меня. Я, конечно, сильней, но на ее стороне дерзость и решительность. И потом, кто знает как она это проделывает. Выстрелит сейчас в меня каким-нибудь укольчиком, и остановка сердца обеспечена. А на что я гожая после остановки сердца? Надо блефовать.”
— Зря смеешься, Иванова, смерть Сергея тебя не спасет. Ты знаешь где я провела эту ночь?
— Понятия не имею, — ответила она, изображая безразличие, но от меня не скрылась тревога, мелькнувшая в ее глазах.
— Эту ночь я посвятила исследованию подвалов Мазика.
— Какого Мазика?
— Да мужа Власовой. У его брата Владимира ты не так давно подписывала документы. Кстати что было в них не скажешь?
— Не твое собачье дело, — огрызнулась Иванова, но вид приобрела неважный.
— И ладно, не мое так не мое, да дело и не в этом. Дело в том, что дом, где ты подписывала документы, очень странный. Там творится страшное. Там убивают людей, пропускают их через мясорубку, а одежду и волосы сжигают в печи. И ко всему этому ты имеешь самое прямое отношение.
Что сделалось с моей Ивановой. Такой я не видела
— В том доме у меня была деловая встреча с человеком, который понятия не имеет о твоих подвалах, — закричала она.
— Успокойся, я тебе верю. Владимир действительно не подозревает об их существовании, но речь-то идет о тебе. Ты прекрасно знаешь что происходит в том доме, знаешь какие страшные творятся там дела.
— Почему ты решила, что я знаю?
— Потому что иначе трудно подумать. Ты солгала мне, и не было никакой попутки.
— О чем ты? — удивилась Иванова.
— О той ночи, когда я напилась. Пьяная я позвонила тебе. Просто так позвонила, приспичило пообщаться. Ты переполошилась, захотела знать где я нахожусь. Когда услышала о доме, тут же решила меня забрать, пока я не проспалась и не вывела вас всех на чистую воду. В ту ночь я просто помешана была на чистой воде. Видимо и тебе сообщила о своем решительном настроении. Ты запаниковала и отправилась к Сергею. Он привез тебя на дачу Власовой, и сам разговаривал с Владимиром. Ты боялась быть узнанной, пряталась в машине Сергея и не выходила из нее все то время, пока он с Владимиром транспортировали меня в “Хонду”. Ужас! В каком свете ты выставила меня! Впрочем, спасибо, что не собрала весь Ростов.
— Это единственная твоя претензия? — грустно усмехнулась Иванова.
— Не глумись! Ты знаешь как серьезно я отношусь к своей репутации.
— Хорошо, за это прошу прощения. В таких случаях больше не буду прибегать к услугам твоих читателей. Обойдусь другими силами. Продолжай.
— А что там продолжать? Видимо из моего пьяного бреда ты поняла, что я толком не знаю где нахожусь. Было бы странно, если бы я (в том веселом состоянии) проявила скрытность и не рассказала о своем путешествии с тросом. Этот трос я не забуду до смерти и всегда буду охотно о нем говорить. Выяснив, что дороги к дому я по-прежнему не смогу найти, ты воспряла духом и помчалась меня забирать и сделала все, чтобы я не узнала адреса того дома. Владимира в ту ночь ты не видела, встречи у кафе “Загородное” не было. Ты врала, чтобы скрыть правду. В этом случае возникает вопрос: зачем тебе понадобилось скрывать от меня этот дом? Ответ: ты участник событий и боялась моего длинного носа.
Иванова рассмеялась. Кто бы знал как меня бесит ее ржание! Все что угодно, только не это!
— Иванова, опять ржешь? Тебе плакать надо.
— А по-моему плакать надо тебе. Считаешь себя очень умной?
— Считаю и не без оснований, — горделиво подтвердила я.
— Впрочем, зря на тебя напустилась, — снисходительно продолжила Иванова. — Глупость никогда не знает, что она глупость.
— Прекрати глумиться, а лучше чистосердечно признай мою правоту.
— Признаю, если ответишь на один вопрос. Ответишь?
— Отвечу, если это в моих силах.
— Очень жаль, что их немного. Так вот вопрос: если я тетю Мару, Павла и Власову убила из-за тебя, что же помешало мне расправиться с тобой? Одного человека убить всегда легче. Где причина, которая заставила меня устраивать себе такие сложности, городить кучу трупов, рисковать? Всего лишь надо было убить тебя, с твоим длинным носом.
Я опешила. Она права. Почему она не убила меня? Сразу же, еще до смерти Верочки.
— На этот вопрос я ответить не могу, — честно призналась я, со мной иногда бывает такое.