Цветущий сад
Шрифт:
Это будет его последний сезон. Он женится на Марии, но им потребуется много денег, чтобы начать совместную жизнь уже без того приработка, к которому он привык. В следующие несколько недель он постарается вытянуть все что можно из графини Змитской и миссис Пеквин-Пик.
Он подарит Марии колечко в знак помолвки и пообещает жениться. Она станет более сговорчивой. Он оставит свои попытки соблазнить ее. Невозможно представить, чтобы невеста Луиса Чавеза не была девственницей, стоя перед алтарем.
Довольный своими планами на будущее, Луис взбил подушку и уснул.
Мария всю ночь не могла заснуть. Она вернулась в свою комнату
Противнее всех была чешка — старая, толстая и ужасно непристойная. Мария неподвижно смотрела в потолок. Она. должна положить конец проделкам Луиса Чавеза и начнет с чешки. Слабая улыбка тронула ее губы. Графиня Змитская долго не продержится в «Санфорде», искушая Луиса, даже если предложит ему драгоценности английской короны. И вместо того чтобы закрыть глаза и уснуть, Мария оделась и приготовилась к выполнению задуманного плана.
Небо уже светлело. В саду не было ни души, только одинокая женская фигура понуро сидела на скамейке. По ее щекам безмолвно текли слезы. По утрам на Мадейре бывает довольно прохладно, а на маленькой графине Запари поверх ночной шелковой рубашки был только легкий халатик. Графиня плакала и плакала, но холод, который она ощущала, был ничто по сравнению со льдом, лежащим у нее на сердце и не желающим таять.
Вир рано ушел с бала, но никак не мог заснуть. Он все время думал о Клариссе и о своем незавидном будущем. Он попытался читать, но в отчаянии бросил Хемингуэя, не в силах сосредоточиться на тексте. В его голове постоянно крутились слова Нэнси и их здравый смысл. Вир беспокойно встал и, закурив сигарету, открыл двери на балкон. Вдали на темном фоне белели стоящие на якоре «Кезия» и «Аквитания». Гладкий силуэт «Аквитании» казался более красивым в тишине уходящей ночи. На сады легла роса. Осторожно прозвучали первые голоса птиц. Еще минут десять, и серая предрассветная мгла рассеется с первыми лучами восходящего на горизонте солнца. Вир замер, поднося сигарету к губам.
Она была одна. На ней был палевый халатик, слишком легкий для такого прохладного утра.
Вир смотрел на нее в нерешительности. Если она сидела здесь, в саду, в такой час, очевидно, ей захотелось побыть одной. В очертаниях худенькой фигурки чувствовалось уныние. Виру стало неловко от того, что он стал невольным свидетелем чужих переживаний. Порядочному человеку в таких случаях следовало бы незаметно уйти и забыть о том, что он видел. Он так и сделал, но не для того, чтобы обо всем забыть. Вир быстро надел брюки и рубашку, натянул поверх белый свитер. Затем взял с полки еще один. Графиня, должно быть, замерзла. Это была типично британская, может быть, не столь романтическая, но весьма практичная предусмотрительность.
— О! — воскликнула графиня, глядя на него глазами испуганного олененка.
Вир ободряюще улыбнулся.
— Прохладно, — сказал он и осторожно накинул ей на плечи кашемировый свитер.
— Я… Благодарю вас.
Вир сел рядом, и графиня сделала движение, намереваясь уйти. Он сдержанно коснулся ее руки:
— Пожалуйста, не уходите из-за меня.
Под его ладонью ее рука казалась совсем детской. Вир почувствовал желание защитить ее. Она испуганно огляделась.
— Нас никто не увидит, — сказал он. — Сюда выходят окна только моих комнат. Никто не посягнет на ваше уединение еще несколько часов. Даже я, если вы не хотите видеть меня.
— О, я рада видеть вас. — Она покраснела. — То есть я хотела сказать, что вы очень любезны. Спасибо вам за свитер.
Она снова расслабилась и, казалось, не замечала, что ее рука все еще лежит под ладонью Вира. Они долго молчали. Жемчужное небо окрасилось первыми лучами зари. Над их головами в густой кроне деревьев защебетали птицы, порхая среди ветвей.
Наконец Вир заговорил, все еще глядя туда, где медленно поднималось солнце, освещая горы вдали:
— Брак — отвратительная штука, не так ли?
Маленькая графиня кивнула, опустив глаза.
С трудом преодолевая свою британскую застенчивость, Вир продолжал:
— Иногда чем больше стараешься угодить, тем хуже.
Графиня посмотрела на него с серьезным выражением лица.
— Да, — сказала она удивленно. — Все именно так, как вы говорите. Откуда вы знаете так много о браке?
Вир печально усмехнулся:
— Я женат уже десять лет.
— И ваш брак тоже несчастливый?
— Мой брак подошел к концу, — сказал Вир, впервые объявив об этом как о свершившемся факте.
— Извините.
— Я тоже прошу прощения, но иногда приходится сталкиваться с ситуацией, в которой ничего нельзя изменить, если один из супругов не сделает решительного шага.
— Вы хотите… развестись? — Графиня с трудом произнесла последнее слово.
— Да, я собираюсь развестись, — твердо сказал Вир. — Это будет первый развод в нашем роду, уходящем корнями к Вильгельму Завоевателю, но не первый расторгнутый брак. Это происходило почти в каждом поколении.
— А неизбежный скандал?
— Скандал будет занимать публику всего несколько дней, и вскоре о нем забудут.
Графиня несмело улыбнулась:
— Вам легко говорить. Вы мужчина.
Наступила долгая тишина. Солнце уже поднялось над горизонтом, окрасив море в теплые нефритовые и аквамариновые тона. Вир Уинтертон успел о многом поразмыслить.
До тех пор пока он безрассудно не признался Нэнси в любви, Вир никогда не действовал импульсивно. Он был хладнокровен, рассудителен и практичен. Оглядываясь назад, он ясно понял, что слепое увлечение Нэнси было всего лишь следствием той страсти, той мечты, которая преследовала его в юношеские годы. Нэнси поняла это первой, как и многое другое. Бессонными ночами Вир думал о Клариссе. Когда она сказала ему в тот день в Молсворсе, что не может больше выполнять свои супружеские обязанности, единственным его желанием было как-то защитить ее. Во-первых, потому что он все еще любил ее, а во-вторых, потому что был верен ей, хотя любовь, если ее не пестовать, в конце концов сходит на нет и исчезает.
Так и случилось. Со временем его чувства притупились и пропали. Вир был слишком брезглив, чтобы продолжать бессмысленную связь, и, как герцог Мелдон, не мог позволить себе искать удовлетворения на стороне, по-прежнему оставаясь в браке. Нэнси, сама того не подозревая, разбудила в нем дремлющие чувства.
Нэнси была права относительно Клариссы. Развод освободит ее. В финансовом отношении она тоже не пострадает, и ей не надо будет даже ради приличия появляться дважды в год в Молсворсе и публично сопровождать его в поездках в Аскот или Каус.