Цветы абсолютного зла
Шрифт:
Он вообще не понимал, чем жили эти парни, его ученики, чего хотели, кроме денег. Особенно его раздражал некий Аш. Виктор Аш. Но, слава богу, он уже два года как окончил школу, а потому в последнее время Сергея Ивановича и доставать-то особо некому. Этот Аш был из состоятельной семьи. Явный лидер, он очень дерзко вел себя на занятиях не только Сергея Ивановича. Он мог курить на глазах преподавателя, слушать плеер, полностью отключившись от всех и вся, хамить и унижать любого, кто чем-то не угодил ему. Виктор Аш наводил ужас практически на всех преподавателей школы, и никто не понимал, почему богатые родители не переведут его в какой-нибудь престижный лицей или колледж. С другой стороны, его внешняя жизнь являла собой как бы многосерийный фильм из жизни современного подростка, за событиями которого следила вся школа. «Аш сказал, что изнасилует ту учительницу, которая поставит ему двойку»… Подобного рода шутки произносились в учительской уже в конце пребывания Аша в школе, в одиннадцатом классе, чуть ли не с улыбкой на лице. Особенно бурно обсуждали эту угрозу молоденькие учительницы, которые тайно восхищались красавчиком Ашем и в глубине души наверняка мечтали прокатиться
Школа, таким образом, постепенно вытравила из души Сергея Ивановича все то светлое, победное, преисполненное приятного чувства превосходства и даже немного власти, что, в сущности, и составляло его скромную учительскую радость. Да, безусловно, он с самого начала своей преподавательской карьеры стремился к тому, чтобы прилежно и аккуратно вкладывать в буйные детские головы все то, что знал сам. Но, прямо скажем, не больше и не меньше. Особенного творчества он в свои занятия никогда не вносил, не считал нужным и, главное, не чувствовал в этом потребности, как это случалось у его коллег по работе, людей, по-настоящему одержимых, увлеченных и преданных своему делу. Как педагог он был слабым и осознавал это. По всей вероятности, это происходило потому, что он и сам по большей части не верил во все то, в чем должен, даже обязан был убедить своих учеников, – в какие-то там идеалы, дутые идеи, правила поведения… Часто он бунтовал внутри себя и гордился этим, но все эти бури бушевали глубоко в душе и были совершенно незаметны для окружающих – Сергей Иванович Ивлентьев не считал возможным выразить любой свой протест даже одним-единственным словом! Ну не верил он, что найдет среди окружающих его людей единомышленников, с кем можно будет и в дальнейшем делиться своими истинными мыслями и принципами. А потому жил сам в себе, изредка позволяя высказываться лишь в присутствии вечно задумчивой, апатичной, но на редкость вежливой и внешне очень чуткой супруги. «Да что ты говоришь?! Ну надо же?» или «Да-да, я тоже так считаю…». Он, собственно, и не ждал от нее ничего большего.
…После школы Сергей Иванович так же пешком возвращался домой. Заходил в гастроном, где покупал хлеб или то необходимое, что наказывала ему утром жена. В магазине, куда он ходил уже несколько лет, в кондитерском отделе работала очень милая хрупкая женщина с бледным лицом, но яркими, пунцовыми губами. Когда она, не спуская с него глаз, взвешивала ему жирный, тяжелый, в крупных изюминах, кекс, он представлял себе ее без одежды, с белыми, упругими на вид острыми грудями, и от этого сильно возбуждался. Сколько раз, когда вокруг них не было ни души, он пытался сделать ей хотя бы комплимент, но язык немел, словно от укола анестезии. Он чувствовал, что краснеет, но совладать со своей робостью не мог, не хватало уверенности в себе. Но главное, что сдерживало его, был страх перед тем, что его поймут именно так, как он хочет и не хочет одновременно, что эта милая кондитерша поднимет его на смех, и тогда ему в этот гастроном, находившийся в таком удобном для него месте, хода уже не будет.
С мыслями об этой недосягаемой для него женщине он возвращался домой. Порнокассеты, которыми он утолял свой сексуальный голод и которые он прятал на полке за книгами, были подобраны таким образом, чтобы женщины на экране телевизора хотя бы немного напоминали ему сладкую и вожделенную кондитершу…
Успокоенный и обманутый чужими эротическими переживаниями, он тщательно запрятывал кассеты обратно за книги, включал телевизионные новости или другую, серьезную передачу и спокойно дожидался возвращения домой жены. Стараясь не смотреть ей в глаза, он помогал ей приготовить ужин (мог почистить луковицу, нарезать хлеб), затем они практически молча ужинали и располагались на широком диване перед телевизором. Тихая, мирная, бездетная и наискучнейшая пара.
Уже в постели, перед самым сном, он задавал ей один и тот же бледный и ставший почти дежурным вопрос, на который, как правило, получал вежливый и немного извиняющийся отказ. С тем и засыпали…
Но однажды случилась беда. Сосед-ветеринар, Валентин, симпатичный мужчина, время от времени угощавший Сергея Ивановича наливкой собственного изготовления и довольно откровенно рассказывающий ему при встрече о своих похождениях налево, попросил у него посмотреть кассеты. «Сам знаешь, какие…» Сначала Сергей Иванович попытался было сказать ему, что у него таких кассет нет, что он женатый человек и все такое. Но сосед был настойчив. «Да знаю я все… чтобы у тебя да ничего не было? Такой здоровый мужик… Думаешь, я ничего не понимаю? Да я сам свою бабу не хочу. Не помню, когда был с ней…» И Сергей Иванович сдался, принес ему все три драгоценные кассеты. Договаривались на три дня, но все затянулось на месяцы… Валентин при встрече с соседом всегда извинялся, говорил, что дал кассеты приятелю («Видишь, я же не вру, каюсь, дал посмотреть Валерке, а он, гад, замылил»), и предлагал вместо тех другие, более забористые и жесткие. Сергей Иванович приносил их домой, просматривал, но удовольствие получал слабое, его даже тошнило при этом, а на душе становилось еще гаже, чем если бы он смотрел свои, родные, с «кондитершей».
В сентябре его бес попутал. Он, сам не понимая, что делает, содрал с заплеванной стенки лифтовой кабины клочок с телефоном «киски» и позвонил тотчас, едва войдя к себе в квартиру. Он знал, что дома никого нет.
Телефонная трубка ответила ему немного простуженным и, как ему показалось, детским голосом. «Сто рублей и у вас», – услышал он и почувствовал, как нижняя часть его туловища медленно наливается густой пьянящей кровью… Он по голосу понял, что говорит с несовершеннолетней. Об этом он даже и не мечтал. Понял он еще и то, что она, по-видимому, живет не одна, поэтому он сам должен придумать, куда ее привести. Его воображение почему-то тотчас нарисовало ему пышные кусты акации около тира, что позади городского парка. Это было очень тихое (не считая звуков выстрелов) и безопасное место. «Через полчаса на мостике в парке, что перед аттракционами. В руках у меня будет коричневый пиджак». Дрожащими руками он сдернул с вешалки толстый старый твидовый пиджак и почти выбежал из дома…
Вот с того самого дня жизнь его и изменилась. Он стал жить быстрее, какая-то ненасытность и жадность появились в его желаниях, он чувствовал, как сладостно-мучительно летит в страшную, бездонную пропасть, где ему суждено пропасть, сгинуть, но и остановиться уже не мог…
Девочку звали Оля. Увидев его на мосту, она улыбнулась, словно приободряя его. Такая маленькая, а словно бы взялась его поддержать в таком деле. Он, боясь к ней прикоснуться и даже взять за руку (его могли увидеть ученики его школы, просто знакомые), сухо сказал, чтобы она следовала за ним. Она согласилась и пошла. Они прошли городок аттракционов, где играла музыка, визжали дети, где все вертелось и кружилось, сверкало яркими огнями и словно напоминало о том, что люди рождены для вечного праздника… Потом свернули на узкую тропинку, вившуюся между древними дубами, вышли на берег заросшего пруда, затем углубились в заросли акации. Там, в полной тишине, Сергей Иванович, не глядя на свою юную спутницу, расстелил на траве под кустом пиджак…
Все произошло очень быстро. Девочка, получив сто рублей, кивнула, как если бы она только что продала букетик цветов. Он спросил, встретятся ли они еще, и она снова кивнула. Он шел теперь сзади нее, не веря своему счастью… Он был благодарен соседу ветеринару за то, что его приятель замылил кассеты… Кондитерша, наконец, оставила его навсегда. Теперь у него была Оля. С молочной-белой тонкой кожей, горячими, чуть подрагивающими от прикосновений, острыми коленками и влажным омутом между ног, способным утолить любую жажду… Ему бы не хватило всей жизни, чтобы описать то немыслимое наслаждение, которое она была способна дать пусть даже и за деньги… Теперь он встречался с ней все чаще и чаще, тратя на нее все свои деньги… Где бы он ни был, перед ним постоянно стояла, вернее лежала, Оля. Весь мир теперь раскачивался перед ним в определенном ритме полового акта, который он совершал беспрестанно, словно наверстывая упущенное… Главной же целью, помимо самой встречи с девочкой, было найти сто рублей. Найти во что бы то ни стало. Непременно. Он начал снимать деньги даже с общего супружеского банковского счета… Обратного хода все равно не было…
В середине сентября он, чтобы чаще видеть ее, взял себе еще несколько часов нагрузки, чтобы преподавать литературу в Олином классе. В школе она вела себя очень тихо и скромно. Училась неплохо, отличалась хорошей памятью, хотя и была немного рассеянной. Тогда же он узнал, что родители ее – пьющие, что девочка из неблагополучной семьи, а потому если сама не поступит в институт, то и помочь-то ей будет некому.
В конце сентября Сергей Иванович устроился ночным сторожем в маленькую теплицу, расположенную в конце все того же городского парка и построенную непонятно для кого и чего. Там, вдоль застекленного и ярко освещенного пространства, стояло всего несколько горшков с бегониями и фиалками, за которыми днем присматривали какие-то студентки. Ночью же Сергей Иванович встречался в комнатке для сторожей с Олей. Она жила, к его удивлению, в престижном доме рядом с парком. Он встречал и провожал ее, говорил ей о своей любви и бывал почти всегда раздосадован, если не слышал в ответ ни звука. Почти все деньги, заработанные в теплице, он отдавал Оле… «Мне надо три тысячи», – сказала она однажды. «Зачем тебе так много?» – «Если не найдешь, мы с тобой больше не увидимся…» – ответила она, тряхнула длинными светлыми волосами и, даже не взглянув на него, быстро пошла прочь. Вскоре ее фигурка скрылась за гигантскими дубами парка…
Глава 3
– Не представляю, о каких опытах может идти речь…
Игорь Шубин вместе с Земцовой поджидали в агентстве приезда Корнилова. Женя Жукова отправилась на Бахметьевскую улицу, выяснить, какое отношение имеет написанный на листке бумаги адрес к личности убитой Оли Неустроевой. Как Юля и предполагала, визит Камелиной не мог не произвести на Шубина впечатления, особенно его удивил текст на листке, обнаруженном в кармане куртки Неустроевой.
– Да уж… Все тут странно… И сама клиентка, которая почему-то решила найти убийцу соседки, как будто ей не на что больше деньги тратить…