Цветы для первого свидания
Шрифт:
– В общем, так! Денег на новую сантехнику у меня сейчас нет, но... – Он резким жестом остановил Алену, которая собиралась очередной раз возмутиться. – Но я постараюсь не причинять вам неудобств. Таз под раковину подставлю или... еще что-нибудь придумаю...
– А в туалете? Там никакой таз не поможет!
– Я же сказал: что-нибудь придумаю, но не сию же минуту!
– А я, значит, живи среди грязных потеков на потолке, пока вы думать будете, да? – взвилась она.
– Ну... потерпите, пожалуйста. – Черная Майка сменил тон на просящий. – Согласитесь, что действительно бессмысленно белить потолок, пока текущие трубы будут на своем месте.
Алене очень не хотелось с этим соглашаться, но пришлось. Против логики не попрешь. Какого черта белить, если эти паршивые трубы будут продолжать
Вернувшись в свою квартиру, Алена с отвращением оглядела мокрый потолок над раковиной, потом подняла с пола батон, вытащила из целлофана горбушку и сунула себе в рот. Ну Зинка и стерва! Даже не сказала, что переезжает! Специально! Во-первых, чтобы не заморачиваться с Алениным туалетом. Кухню-то Алена сама себе побелила. Не ждать же эту змеищу! А вот туалет гражданка Короедова обещала покрасить: и потолок во встроенном шкафчике, где, собственно, и течет, и дверцы этого самого шкафчика. Вот тебе и покрасила! Во-вторых, буквально на прошлой неделе Зинка брала в долг двести рублей. Жди теперь – не дождешься! Вот ведь не хотела Алена давать, как в воду глядела! В-третьих, теперь сверху будет жить жалкая Черная Майка. Что в этом хорошего?! С Зинкой хоть иногда можно было посидеть на кухне, покурить, поболтать о том о сем... словом, о женском... А с этим что? Здрасте – до свидания... Когда трубы поменяете... Когда-когда... Да никогда...
Примерно через месяц Алена перестала замечать грязные разводы на потолке. Привыкла, что они всегда на месте. Они перестали ее раздражать. Иногда она даже развлекалась тем, что придумывала, с чем еще можно сравнить эти пятна. Иногда ей казалось, что самое большое пятно напоминает осьминога с четырьмя глазами, иногда ей в нем виделся мужчина с бородой и усами. А еще, разглядывая свои пятна, Алена каждый раз добром вспоминала Зинку. Перебранка с ней была не только постоянной составляющей Алениной жизни, но и, как она теперь отчетливо понимала, довольно приятным времяпрепровождением. Вечная грызня с ней держала Алену в тонусе. Каждый раз, возвращаясь домой, она первым делом мчалась в кухню, бросала взгляд на потолок, и если на его поверхности наблюдались хоть какие-то изменения, Алена бежала к Зинке и ругалась с ней, испытывая при этом чувство, близкое к настоящему сладострастию. С Черной Майкой даже спорить скучно. Давит своей логикой. А трубы, похоже, как и Зинка, менять не собирается.
В тот памятный день, возвращаясь с работы, Алена зашла в магазин за продуктами. Она лениво бродила между ломящимися от товаров прилавками и никак не могла выбрать. Черт! Ну... ничего не хочется... Глаза бы не смотрели... Она положила в корзинку дежурный батон-нарезку, пластиковый контейнер с зерненым творогом и банку растворимого кофе. Потом подумала немного и заменила творог варениками. Хоть какое-то горячее...
Выложив на тарелку горку вареников, Алена решила поужинать на балконе. Он был лучшим местом ее квартиры. Она им гордилась. Она выращивала там цветы. И не абы какие настурции или анютины глазки. Кому они интересны, когда на каждом балконе растут? Алена выписывала журнал «Дивный сад» и высаживала цветы в соответствии с модными тенденциями и советами опытных садоводов. Все соседи по дому завидовали красоте ее балконного сада и регулярно просили то семена, то рассаду. Алена не жалела. Давала всем по первой же просьбе, но ни у кого цветы не росли лучше, чем у нее. Сейчас в стильных пластиковых ящиках по периметру балкона уже буйно цвели низкорослые летники разных сортов. Алена всегда без запинки произносила их названия: лобелия эринус, лобулярия морская, сутера сердцевидная и колокольчик Пожарского. Она умудрялась весной проращивать на подоконнике клубни роскошных георгинов, и они росли у нее на балконе почти все лето. Нынешний июнь оказался неожиданно жарким, и в нарядных ярких ведрах, расставленных по углам балкона, у Алены уже вовсю цвели сорта Bristol Stripe, White Perfection и даже Bumble Runble. Венчики Bristol Stripe с пестрыми бело-фиолетовыми лепестками были размером с суповые тарелки, а у White Perfection –
Алена запихнула в рот половину истекающего горячим творогом вареника, вышла в свой сад и охнула, обессиленно прислонившись к косяку дверей. Обильно насметаненные вареники один за другим соскользнули с тарелки на ее новые шлепанцы. Но ей было не до вареников и не до шлепанцев. На центральном ящике ее сада, прямо на белых ромашках сутеры сердцевидной, отвратительно распластавшись, лежали мокрые черные джинсы. Одна штанина, вывернутая особенно гадко, пригнула к полу и несколько цветков Bristol Stripe. Один бело-фиолетовый венчик был сломан, два других еле виднелись из-под мокрой черной ткани. Вот тебе и свидание...
Бросив на пол ненужную в данной ситуации тарелку и не услышав ее прощального (перед тем, как расколоться на две неравные части) звона, Алена бросилась к георгинам, которые еще надеялась спасти. Ее правая нога наступила прямиком на один из упавших вареников, и молодая женщина, неловко завалившись на бок на собственном балконе, оборвала пышную головку White Perfection, непостижимым образом зацепив лепестки огромного пушистого шара браслетом от часов.
– Черт! Черт!! Черт!!! – протолкнула сквозь зубы она, потирая ушибленный локоть и наливаясь нечеловеческой злобой, которая, похоже, будет получше непристойного сладострастия, с каким она бранивалась с Зинкой.
Продолжая чертыхаться и охать, Алена поднялась на ноги и двумя пальцами попыталась стащить с безвременно погибших цветов чужие джинсы. Почти не выжатые, они оказались очень тяжелыми, и Алене, которая при этом брезгливо скривилась, пришлось убирать их из ящика двумя руками. Ей на ноги и на оставшуюся в живых сутеру сердцевидную полилась теплая, черная и, похоже, еще и мыльная вода.
– Ну... почему-у-у... именно на мои цветы... – простонала она, меряя шагами балкон и не соображая, куда ей деть джинсы. Не нести же их этому... в черной майке... этому паразиту... этому... негодяю... этому мерзавцу...
– Простите... я, кажется... уронил вниз... то есть к вам, свои джинсы... – раздался сверху извиняющийся голос «этого мерзавца».
Алена изо всех сил вывернула шею, чтобы лучше видеть соседа, которого она с большим удовольствием придушила бы его же мокрыми джинсами.
– И вовсе не «кажется»!!! – злобно передразнила его она. – Вы своими гнусными штанами погубили мои лучшие... сортовые цветы!!!
– Простите! Я не нарочно! Я, знаете ли, выстирал джинсы, хотел повесить на веревку, а тут телефон зазвонил... Я их положил на перила... ну... временно... а они упали... извините...
– Да какой мне прок от ваших извинений! – возмутилась Алена. – Цветам-то что от вашего идиотского «извините»?!
– Ну... я не знаю... Вы напишите мне названия цветов... которые... ну... погибли... я куплю вам точно такие же...
– Ага! Купите, как же! Держите карман шире! Мне по почте клубни прислали! Великие цветоводы, между прочим! Про них даже в журнале печатают! «Дивный сад» называется! А он, видите ли, купит! Да кто вам продаст!!!
– Ну... я тогда могу заплатить... – предложил сосед сверху. – А вы новые купите...
– Да пошли вы!!! – окончательно разъярилась Алена. Разве этот кретин в состоянии понять, что новые георгины таких сортов в это лето уже не вырастишь! Да и вообще, теперь весь тщательно продуманный балконный дизайн надо менять. А уже, между прочим, середина июня. Не весна, поди.
Скатав джинсы в гадкий, текущий ком, Алена попыталась забросить его на верхний балкон, как мяч в баскетбольную корзину. Тяжелый мяч из мокрых штанов не долетел до корзины, то есть до соседского балкона. Джинсы, несколько распрямившись и даже приветственно взмахнув штаниной, тяжело упали вниз, угодив точно в открытый люк, возле которого суетились здорово упревшие на неожиданно жарком июньском солнце, а потому отчаянно злые работяги.