Шрифт:
Несколько лет назад я купил дом. Дом в деревне, которая имеет очень странное, прямо-таки космическое название — Чёрные Дыры.
Отчего она так называется — неизвестно. Одни чернодыринцы говорят, что название пошло от болот, которые находятся километрах в пяти от деревни. Другие утверждают, что когда-то давно здесь якобы жил некто Иван Дырин, который взял в жёны то ли грузинку, то ли цыганку и народил десяток чёрных, как сажа, сыновей. И раньше, мол, деревня называлась Чёрные Дырины, а уж потом от беспамятства и на почве частых перепоев стала Чёрными Дырами.
Версию о болотном происхождении Чёрных Дыр отстаивали обитатели так называемой Завертаевки, версию же о мифическом Иване Дырине — жители Цыганского Конца. Сейчас поясню.
В деревне Чёрные Дыры две улицы. У улиц названий нет, есть клички. Первая — Завертаевка. Иначе — Левачка. Иногда её зовут Самогонным Проспектом. Улица эта кривая и всё время, как пьяная, завёртывает влево и влево, заваливаясь в конце концов в овраг. Овраг входит в лес и, если долго-долго по нему идти, то как раз придёшь к болотам, от которых, по мнению завертаевцев-левачей, и взяли своё гордое имя Чёрные Дыры.
Вторая улица — Цыганский Конец. Тут всегда жили по-цыгански многодетные семьи: по семь, восемь, а то и двенадцать, как здесь говорят, «обглодков», или «упырят». По преданию, основателем Цыганского Конца и был тот самый Иван Дырин. Жители Цыганского Конца, концовцы, упорно отстаивают вторую гипотезу о присхождении названия деревни. И даже иногда называют себя ивановцами.
В старые добрые времена концовцы ходили стенкой на завертаевцев. И всегда побеждали, потому что их было больше. Но это было давно. Теперь драться здесь некому.
Что способствовало такому буйночадию концовцев, никто сказать не может. Некоторые считают, что причина — в Золотой Горке. Так зовётся здесь красивейшая возвышенность, на которой растёт пять столетних дубов и с которой открываются дивные виды на синеватые, акварельной нежности сосновые боры, идущие вдаль на десятки километров.
На Золотой Горке справлялись свадьбы. Мало того: здесь, прямо под дубами, полагалось зачинать детей. Тогда дети рождались здоровыми и сильными. Из зачатых на Золотой Горке я застал только бабу Стешу, которая недавно умерла в возрасте девяноста шести лет. Теперь ничего этого нет, и Цыганский Конец стоит опустевший.
Ну так вот. Купил я дом на Цыганском Конце в Чёрных Дырах. Кому скажешь — или ржут, или смотрят на тебя как на озабоченного маразматика. Мол, одни дыры и концы на уме. Но я здесь не виноват.
Дыры, конечно, дырами, концы — концами, но благодать вокруг несусветная. Жемчужная кисея туманных далей. Берёзки, птички щебечут, не знаю, как называются. В ста метрах от дома — речка. Местные ласково зовут её, пардон, Зассыхой, а официального названия мне пока так и не удалось выяснить.
Сеном вокруг пахнет, дерьмецом. И так трогательно, ненавязчиво, прямо до слёз.
По жирным, как мокрая гуашь, лугам бродят коровы, похожие на отощалых бегемотов. Есть и бык-производитель. Один. Кличка у него — Полицай. Серьёзный зверь.
Козёл в деревне тоже один, коз на тридцать. Зовут его неприлично, но конкретно — Ебун (местные говорят Ёбун). Кличка полностью соответствует действительности: козёл всегда при деле. На морде у него написано, как у главного героя фильма «Председатель», всегда одно и то же выражение, что-то типа: «Есть такое слово — надо!»
В Чёрных Дырах много кур и петухов. Петухи орут всегда, даже ночью. Особенно хороши у них гребешки — жирные, красные, как будто это не гребешки, а свиные отбивные.
Есть, кстати, и свиньи в Чёрных Дырах, грязные, как мартовские московские бомжи. И такие же опухшие. И воняют так же. Только не разговаривают.
В пруду, покрытом какой-то странной, аквамариновой, а местами алой ряской, круглосуточно дребезжат лягушки. Комары зудят, как еврейская скрипка. Будто денег просят взаймы. Впрочем, ни евреев, ни денег, ни скрипок в Чёрных Дырах отродясь не водилось. Был, помнят, здесь один раз еврей. Сразу после войны. Собирал народные песни. Ну, ему спели одну частушку — он обиделся, уехал. Хороший, говорят, был еврей, добрый, весь такой волосатый, как шмель. И фамилия весёлая, что-то вроде Бублик или Карасик. Хороший был еврей, зря на частушку обиделся.
Собак, в отличие от евреев, в деревне много. Большинство цепных, а свободных — три.
Первая — Депутат. Он всё время лает, да так жалобно, тоненько. Очень похоже на стоны в порнофильмах. Исключительно тупое животное, хотя и без претензий. Простенький такой, безмозглый кобелёк.
Вторая — Чубайс. Рыжий пёс с такой циничной мордой, что место ей не в Чёрных Дырах, а на стодолларовой купюре.
Третья собака — толстая сука, которую одни зовут Моникой (ну, это понятно почему: из любви к Америке), а другие — по неясным причинам — Киселёвым. Наверное, потому что смотрит она всё время как-то боком, искоса. Глаз у неё один подбитый.
Моника-Киселёв — это жена Чубайса и Депутата. Иногда, правда, к Киселёву пристаёт Ебун. Но это с горя или сослепу. Потому что Ебун уже старый и видит неважно. Но дело своё всё равно знает туго. А Депутат с Чубайсом из-за Киселёва не ссорятся. Чубайс всегда первый, Депутат — потом. Всё честно, порядок, как в армейской бане.
Про чернодыринских котов молчу: слаба, как говорится, кисть. Самураи, а не коты.
Вот. Это насчёт чернодыринского зверья. Теперь о людях.
Люди в Чёрных Дырах, а особенно на Цыганском Конце — не люди, а алмазный фонд.
Первое моё знакомство с чернодыринцем-концовцем, если не считать бывшей хозяйки моего дома, состоялось следующим образом.
Как только я приехал и вошёл в дом — сразу бросился открывать окно, потому что дух в избе стоял не совсем свежий. Пахло не то какими-то кислыми мышами, не то квашеным нафталином.
Окно я открыл, но тут у меня сорвалась рама. Петля отлетела. Рама была такая старая, иссиня-серого цвета, как топляк, добротная, ещё дореволюционная.
Пошёл я в сарай, нашёл молоток, гвозди, похожие на мумии червей, вернулся, стал прибивать петлю.