Цыпленок и ястреб

Мейсон Роберт

Звонок! Ну конечно же. Звонок Пэйшнс.

— Спасибо.

— Мы хотели предупредить вас, чтобы вы были на месте, мистер Мейсон.

— Да. Да, спасибо. Я буду здесь.

Раздался щелчок и еще целую минуту я слушал гудки, прежде чем положить трубку. Я поежился — от воздуха из кондиционера меня охватил озноб. Простыни были влажными и смятыми.

Дрожащими пальцами я закурил и сел, дожидаясь звонка. Такие сны снились мне почти каждую ночь. Сейчас становилось лучше. Я бодрствовал, а значит, снам до меня было не добраться.

После четырех

поганых ночей я решил прервать отпуск досрочно и вернуться во Вьетнам. Отпуск обернулся катастрофой. Гэри доехал до Гонконга вместе со мной, но на второй день отправился в Тайпей. Я слишком убедительно расписывал, какие там женщины, а гонконгские девочки по вызову были слишком опытными, слишком профессиональными и слишком дорогими. Реслер собрался и отбыл. Я собрался было двинуться следом, но когда попытался взять билет до Тайпея, мне отказали — потому что я был военнослужащим на отдыхе в Гонконге, где мне и следовало оставаться. Уж не знаю, как Гэри проскочил через эту преграду, но я остался один.

У меня не было ни малейшего желания заказать девочку по вызову, мне просто хотелось поговорить.

— Я люблю тебя. Прием, — сказал я.

— Я тебя тоже люблю. Как ты? Прием, — ответила Пэйшнс. Ее голос слабо пробивался сквозь шипение и свист радиопомех.

— Я отлично. Мне сказали, что больше не будут посылать меня на боевые задания. Прием.

— Нет?

— Так мне сказал…

— Собеседник не сказал "прием", сэр.

— Ой, — сказала Пэйшнс. — Прием.

— Так мне сказал док, когда я уезжал. Говорят, что Искатели ставят пилотов, которые на последнем месяце, на небоевые вылеты. Прием.

— Ой. Ну, надеюсь, они сдержат слово. Прием.

— Сдержат. Это не Кавалерия. Прием.

Я прислушивался к вою и отзвукам электронной интерференции, выделяя слова. Пэйшнс и Джек, мой сын, стали призраками. И снами тоже. Когда наш разговор завершился и ее голос растворился в помехах, тоненькая ниточка, связывавшая меня с домом, оборвалась.

— Конец связи, — сказал я.

И просто сидел на кровати, точно так же, как и после любого другого пробуждения.

Место было очень похоже на мой родной город, Делрэй-Бич. Пляж тянулся с севера на юг. Пальмы, песчаные дорожки, запах соли, девушки в бикини, приглушенный гул прибоя. Уже почти начало смеркаться и заходящее солнце поблескивало на плотной металлической сетке, окружавшей террасу. Мой столик стоял впереди, оттуда был самый лучший вид.

За моей спиной слышались негромкие разговоры. Вьетнамский язык очень красивый, даже если его не понимать.

Мне казалось, что я дома.

Бронзовокожие куколки в чисто символических бикини прогуливались с бледнокожими джи-ай. Темнота сгущалась все больше и толпа на пляже рассеивалась, уходя в город.

— Мань чжой хунг? Как дела? — спросила меня улыбающаяся официантка. Я заметил ее чисто вьетнамский нервный взгляд и мне стало спокойней при виде такого знакомого поведения.

— Что бы вы хотели? — спросила она.

Я хотел бы прыгнуть на тебя, как кролик.

— Еще пива, пожалуйста.

Она вызвала мгновенный приступ вожделения. Может, это меня бы утешило. Моя совесть тут же принялась наносить удар за ударом, словно током высокого напряжения. Чудовище. Женатый. "Старичок". Мало того, только-только залечиваешь триппер. Ее голос был безжалостно рационален. Я сжался под уколами ее шипов.

Официантка поклонилась и ушла за пивом. Я улыбнулся, глядя как мой обнаженный призрак порхнул вслед за ней и настиг ее, когда она склонилась над стойкой.

Она вернулась, глядя уже приветливей и подала мне пиво. Наши руки соприкоснулись и я почувствовал согревающий электрический разряд, проскочивший между нами. В разуме вспыхнули воспоминания о пикантном запахе и судорогах оргазма. Ее голос отдался как эхо:

— Не хотите ли…

И тут раздался резкий, разрывающий вой: звукосниматель скользнул по пластинке. Официантка бросилась на пол и откатилась под стол.

Услышав треск мебели и звон бьющегося стекла, я обернулся и увидел, как вьетнамцы залегают в укрытие. Пять человек скрючились за стойкой бара. Я одиноко сидел на веранде и потягивал пиво. Девушка, отползавшая в глубину, опрокинула стул.

И все из-за соскользнувшего звукоснимателя? Черт возьми, да они еще более дерганые, чем я. Я оглядел бар. Ничего не происходило. Драки не было. Люди выглядывали из-за стойки и столиков. Их просто напугал резкий звук. В них не было никакой уверенности, что в городе безопасно. Они знали факт: ВК повсюду.

Вот же трусы, подумал я с ненавистью. Я почувствовал, что меня предали. Они и в самом деле напугались.

Пять минут в полной тишине я смотрел на пену прибоя, светившуюся в собиравшихся сумерках. Потом бар со своими посетителями начал возвращаться к жизни.

Я оплатил счет и ушел в комнату, которую снял.

Там я уселся на кровать и принялся думать о панике в баре. Старый вопрос: почему вьетнамцы не дерутся с ВК, так, как ВК дерется с ними вновь поднялся в полный рост. Если народ не будет нас поддерживать, мы проиграем войну. А если им самим без разницы, то нам-то зачем драться? И уж конечно, те, кто командует всем этим фиаско, не могли не видеть происходящего. Уж очень явными были знаки. Утечка секретов к ВК, трусливые солдаты, мятежи в АРВ, политическая коррупция, вьетнамские морпехи, воевавшие с вьетнамскими же морпехами в Дананге и вечная вьетнамская мысль о том, что рано или поздно Хо победит.

Я вдавил сигарету в пепельницу. Без американской военной и финансовой поддержки южновьетнамское правительство давным-давно бы рухнуло — и это стало бы естественным следствием отсутствия поддержки со стороны народа.

И вся эта проблема легла на мои плечи. Через несколько часов я по своей воле отправлюсь в бой и начну рисковать своей тощей шеей ради тех, кому без разницы.

Я бодрствовал и курил всю ночь. Я пытался заснуть, но постоянно вскакивал, сидел в постели, прислушивался.