Д`артаньян - гвардеец кардинала. Книга вторая
Шрифт:
– Нужно признать, что вам повезло, господа, – сказал Ришелье почти весело. – Причем дважды. В первый раз – поскольку вы не провалили моего поручения, а всего лишь допустили неосмотрительность, действуя на свой страх и риск. Во второй раз – когда вы ушли живыми из того дома. Будь на месте Гастона кто-то более решительный, он, не колеблясь, прикончил бы вас там же с помощью Винтера – в самом деле, кто осмелится поставить перед судом Сына Франции? На ваше счастье, его высочество все же трусоват. Он способен лелеять самые дерзкие и подлые замыслы, но когда речь заходит о том, чтобы своей собственной рукой избавиться от ненавистного ему человека, господин герцог всегда отступает… Его отец, Генрих Наваррский, вряд ли колебался бы в подобной ситуации. Так что вам крупно повезло, вы остались живы…
Чуточку осмелев, Каюзак проворчал:
– Кто же знал, что там этот чертов принц…
– Каюзак! – укоризненно воскликнул Ришелье. – Вы только что дважды совершили непростительный промах: во-первых, упомянули вслух о враге рода человеческого в присутствии облеченной духовным саном особы, а во-вторых, употребили по отношению к Сыну Франции совершенно неподобающий эпитет… Будьте любезны впредь выбирать слова… – и кардинал вновь улыбнулся. – Должен вам сказать, господа, что порой даже отрицательный результат способен дать очень полезные сведения. Не хочу, чтобы вы решили, будто я не сержусь вовсе. Я, право, сердит на вашу несообразительность и неосмотрительность. Но отдаю себе отчет, что даже если бы вы приволокли Винтера к полицейскому комиссару, его все равно пришлось бы отпустить очень скоро.
– Почему? – вырвалось у всех троих практически одновременно.
– Потому что эти ваши лакеи все равно не сошли бы за убедительных свидетелей, – отрезал Ришелье. – Имеется печальный опыт… Кто поверит словам какого-то жалкого простолюдина, особенно если у него самая подозрительная репутация? Показания лакеев – это безделица… Если бы обвинения можно было основывать только на этом, все было бы гораздо проще… Именно по этой причине, д’Артаньян, я не могу дать ход рассказу этой вашей девицы, сбежавшей от герцогини. Ну кто поверит какой-то деревенской простушке из Пикардии, утверждающей, что королева Франции занималась с ней непотребными вещами?! Гораздо больший вес имели бы показания, скажем, Мари де Шеврез, но это, как вы понимаете, нереально… Вот если бы удалось застать эту пару с поличным…
– Вот это, монсеньёр, мне представляется вполне реальным, – сказал де Вард. – При усердных трудах…
– Время покажет, – серьезно сказал Ришелье. – Госпожа де Ланнуа, приставленная мною к ее величеству, жаловалась, что королева что-то заподозрила и начинает ее избегать… Так вот, господа. С одной стороны, вы потерпели поражение. С другой же невольно узнали кое-что важное. Теперь мы знаем, что герцог Орлеанский, Мари де Шеврез и Винтер продолжают в самом сердечном согласии плести какие-то интриги. А это уже немало. Это позволяет заранее принять контрмеры, устроить капканы на иных тропках, мимо которых дичь ни за что не пройдет…
– Монсеньёр… – произнес д’Артаньян.
– Да?
– У меня не укладывается в голове… Герцог прекрасно знает, что Винтер и герцогиня хотели от него избавиться, и тем не менее…
Ришелье усмехнулся:
– Боюсь, д’Артаньян, вам никогда не стать политиком – вы не умеете спокойно относиться к таким вещам, как это умеет герцог. Между прочим, нельзя исключать, что он сам готовил их устранение в тот самый миг, когда они планировали его смерть… Политика, д’Артаньян, и не более того… Здесь не бывает ни друзей, ни врагов… Ну хорошо, оставим это. Я пригласил вас, господа, не столько выволочки ради, сколько для того, чтобы дать поручение. И уж его извольте выполнить в точности! Никакие оправдания приниматься не будут. Вы обязаны победить, вам понятно? В таком случае прошу внимания. Завтра утром вы все трое, прихватив с собой должным образом вооруженных слуг, отправитесь в Кале. Там на судне, капитан которого мне всецело предан, вы отплывете в Англию. В Лондон. Миледи Кларик и Рошфор уже выехали туда и, скорее всего, прибудут в Лондон раньше вас, но это не беда. У вас в запасе еще несколько дней, и вы сможете спокойно прожить их в Лондоне, не вмешиваясь ни в какие авантюры… особенно это касается Каюзака. Вы меня поняли, Каюзак?
– Конечно, монсеньёр, – смиренно проговорил великан. – Проживем спокойно… А потом?
– Потом вам тоже не придется впутываться в авантюры, – спокойно сказал Ришелье. – Вам нужно будет, получив от миледи Кларик крохотную вещицу, которую можно спрятать в кулаке, доставить ее в Париж и передать мне в руки. В этой вещице – судьба королевы… Я объясню подробно. У меня нет от вас в данном случае никаких тайн – когда человек точно знает, что именно ему предстоит совершить, он прилагает все силы… А вам необходимо знать, ради чего вы рискуете головами… да-да, головами! Через неделю в парижской ратуше городские старшины устраивают бал для королевской четы. Королева обязана будет посетить это празднество. Один из приближенных его величества, – при этих словах на его губах появилась тонкая улыбка, – словно бы невзначай сумел навести короля на мысль, что ее величеству ради такого случая непременно следует надеть подарок супруга – алмазный аксельбант из двенадцати подвесок…
– Но ведь они у Бекингэма! – воскликнул д’Артаньян, не сдержавшись.
– Именно, – с улыбкой кивнул Ришелье. – У Бекингэма. Который непременно наденет это украшение, отправившись на бал, который вскоре будет дан в Лондоне, в королевском дворце Хэмитон-Корт. Нет нужны покушаться на все украшение – поднимется шум, задуманное провалится… Достаточно будет, если миледи Кларик, улучив момент, срежет с плеча герцога две-три подвески. Этого вполне достаточно. Король их сразу узнает, даже если их будет не двенадцать, а всего две… Теперь понятно, что именно вам предстоит доставить во Францию?
– Безусловно, – сказал д’Артаньян, и двое других согласно склонили головы.
– Будьте предельно осторожны, господа. Дело может оказаться смертельно опасным. О вашей поездке никто не знает… но окончательно быть уверенным в сохранении полной тайны невозможно. Без сомнения, королева уже встревожена. Она попытается послать к Бекингэму гонцов – это первое, что придет в голову любому в ее положении. Перехватить этих гонцов всех до одного – моя забота. А ваша задача – привезти подвески. И, повторяю, друзья мои, – осторожность, осторожность и еще раз осторожность! В некоторых отношениях ваша миссия даже более опасна, чем военный поход. По крайней мере, на войне имеются четко обозначенные боевые порядки, и вы открыто отвечаете ударом на удар… Здесь же для вас главное – не победить противника, не ответить на его удар, а доставить подвески в целости и сохранности, не опоздав к назначенному дню, иначе все усилия пойдут прахом. Бекингэм – некоронованный владыка Англии, если он обо всем узнает и решит вам помешать, он сможет распоряжаться на этом туманном острове, словно сам король… Да и во Франции, на обратном пути, вы можете столкнуться с неожиданностями. Я ничего еще не знаю точно, но предпочитаю заранее предполагать самый худший оборот дела. Если так и произойдет, человек заранее готов к худшему и не потеряет времени даром, а если страхи окажутся преувеличенными – что ж, тем лучше… Вам все понятно, господа? В таком случае отправляйтесь по домам и собирайтесь в дорогу втайне от всех. Не ввязываться в поединки, даже если вас сбежится оскорблять весь Париж! Ясно вам? Вы с этой минуты не принадлежите себе. Если вопросов все же будет не избежать, придумайте что-нибудь убедительное – едете к родственникам в провинцию, отправляетесь покупать лошадей, приглашены в гости живущими вдалеке от Парижа друзьями… Хлопоты о наследстве, роман с замужней дамой… Все, что вам на ум взбредет. Лишь бы никому и в голову не пришло, что вы уезжаете по моему поручению, что вы уезжаете в Англию… – И лицо кардинала вновь стало суровым, а его взгляд по-настоящему ледяным. – Только победа, господа! Только победа…
Глава третья
– Сударь, – осторожно сказал Планше, принимая от хозяина красный плащ. – Что-то у вас лицо печальное… Вы, часом, не попали ли в немилость к кардиналу?
– С чего ты взял? – устало спросил гасконец.
– У нас же, у слуг, тоже есть глаза и уши… Мы-то слышали, как в том доме палили из пистолета… Ясно было, что не получилось у вас что-то, и его высокопреосвященство мог разгневаться…
– Ну, не все так мрачно… – сказал д’Артаньян и решительно распорядился: – Планше, собирайся в дорогу. Вычисти мою шпагу, проверь пистолеты и свой мушкет… В общем, все, как в прошлый раз. Мы уезжаем с рассветом.
– Опять в Нидерланды, сударь?
– На сей раз в Англию, – сказал д’Артаньян, понизив на всякий случай голос чуть ли не до шепота. – Но не проболтайся смотри…
Он невольно окинул комнату быстрым взглядом. Стены здесь были солидные, сложенные из камня, не то что перегородки в доме на улице Вожирар, которые без труда можно проткнуть кинжалом, после чего смотреть и слушать, сколько душеньке угодно. И под дверями никто вроде бы не подслушивает – его комнату отделяла от коридора небольшая прихожая, куда никто не мог прокрасться незамеченным. Но все же он повторил тихонько: