Д. Л. Браденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)
Шрифт:
Ответ, возможно, содержится в замечании Сталина, брошенном Эйзенштейну во время их известной беседы 1947 года: надо «преодолеть возрождение национализма» у нерусских народов [702] . И если Агитпроп дал указание всесоюзным учреждениям культуры поменьше обращаться к истории русского народа, то этот запрет бледнеет по сравнению с сущим разгромом историографии национальных республик, учиненным в 1945-1947 годы. Еще в 1944 году партийным руководителям некоторых республик были высказаны претензии по поводу того, что они ведут пропаганду, которая принижает роль русских в семье братских народов. Прежде всего досталось партийным организациям Татарстана и Башкирии за прославление подвигов их народов в эпоху татаро-монгольского ига [703] . Сразу же после этого подверглись критике деятели культуры Марийской республики, в чьих работах изображение дореволюционной жизни граничило, по мнению Москвы, с национализмом [704] . Затем наступила очередь парторганизации Казахстана, которая якобы не учла уроков, преподанных ей во время войны в связи с публикацией злополучной «Истории Казахской ССР» [705] .
702
Лев Копелев. Хранить вечно. Ann Arbor, 1977. С. 504.
703
См. гл. 7, прим. 67.
>
704
РГАСПИ 17/125/311/26-28.
705
Разгромная
В послевоенные годы эта тенденция продолжала набирать силу. В августе 1945 года Александров неодобрительно отозвался об исследованиях, посвященных жизни народов СССР в стародавние времена и тем более сопротивлению, оказанному ими колонизаторской политике и культурному влиянию России при старом режиме. Этот мотив вновь прозвучал год спустя в резолюции ЦК о театральном репертуаре, осуждавшей «идеализацию ханов». В сочетании с сокрушительными ударами, нанесенными казахским и башкирским историкам, эти резолюции подняли целую волну выступлений против нерусской историографии, прокатившуюся по всему Союзу во второй половине 1940-х годов. Так, в августе 1947 года пленум ЦК компартии Армении осудил «националистические» исследования по литературе и истории народа, в которых средневековый период идеализировался и назывался «золотым веком». Между тем, именно в то время зародились дружественные культурные связи Армении с Россией. Суровой критике за распространение «националистических и реакционных настроений» подверглись не только Институт филологии Академии наук Армянской ССР и республиканский Союз писателей, но и член ЦК армянской компартии, ответственный за идеологическую работу [706] . Не менее суровым был разнос, учиненный партийной организации Мордовской АССР [707] . Затем принялись за якутскую и бурятскую историографию, что совпало с критической кампанией, связанной с изданием «Истории народов Узбекистана» в Узбекской ССР [708] . Были вскрыты недостатки в преподавании истории в Эстонии, где, как указывалось, «в разделе об СССР не упоминаются имена Минина, Пожарского, Суворова, Кутузова, Радищева». Хуже того, «при изучении истории СССР не показывается совместная борьба русского и эстонского народов против общих врагов» [709] . Не была обойдена вниманием и маленькая республика Тува, где партийным руководителям пришлось развернуть широкую кампанию самокритики после того, как вскрылось, что в республике недооценивают роль русского культурного влияния:
706
Пленум ЦК КП (б) Армении//Правда. 1947. 26 сентября. С. 2; см. также: РГАСПИ 17/125/570/270-291; 17/117/702/106-123. Разразившийся скандал не утихал и в 1948 году, как видно из публикации: ЦК КП (б) Армении о задачах идеологической работы // Культура и жизнь. 1948. 21 марта. С. 2.
707
РГАСПИ 17/125/254/222-263, особ. 222-224, 261-263.
708
О Якутии см.: РГАСПИ 17/125/507/9-197, 239-253, 300-316; РГАНИ 6/6/767/ 83-86; Blitstein Stalin's Nations. P. 71-89; о Бурятии: В. Шунков. О разработке истории Бурят-Монголии // Вопросы истории. 1949. № 5. С. 87-89. об Узбекистане: РГАСПИ 17/125/507/172.
709
РГАСПИ 17/125/626/83-85; Е. Ю. Зубкова. Феномен местного национализма: «Эстонское дело» 1949-1952 годов в контексте советизации Балтии//Отечественная история. 2001. № 3. С. 89-103.
«Институт не занимается научно-исследовательской работой — изучением и разработкой истории, языка и литературы тувинского народа, не разрабатывает вопросы исторической дружбы русского и тувинского народов, влияние русской культуры на развитие тувинской культуры, исторической помощи русского народа трудящимся Тувы в их освобождении от кабалы иностранных захватчиков и внутренних феодалов…. Принятая институтом работа научного сотрудника института Сейфулина "Краткий очерк истории тувинского народа" требует переделки. В этой работе слабо отражено прогрессивное влияние русской культуры и экономики русского государства на развитие культуры и экономики тувинского народа» [710] .
710
РГАСПИ 17/125/617/224.
Даже эпические поэмы среднеазиатских республик, которые в конце 1930-х годов ценились наравне со «Словом о полку Игореве» были неожиданно объявлены фальсификациями. В начале 1950 годов главные идеологи страны выступили со странным заявлением, что эпические произведения, которые всегда считались продуктом народного творчества, в первую очередь, «Деде-Коркут» (Азербайджан), «Коркут-ата» (Туркмения), «Алпамыш» (Узбекистан) и «Манас» (Киргизия) — якобы были на самом деле сочинены инакомыслящей республиканской интеллигенцией с целью внедрить в официальную пропаганду «буржуазно-националистические» ценности [711] .
711
A. A. Bennigsen. The Crisis of the Turkic National Epics, 1951-1952: Local Nationalism or Internationalism?//Canadian Slavonic Papers. 1975. Vol.17. № 2-3. P. 463-474.
Сражения из-за национальной историографии не утихали до конца сталинского правления. В некоторых республиках партийным элитам удалось быстро придушить инициативы местных историков, шедшие вразрез с руссоцентристской линией, в других — Казахстане, Татарстане — скандал за скандалом сотрясали местные парторганизации почти целое десятилетие [712] . Само собой разумеется, обвинений в национализме не избежали и евреи, что привело, помимо «Дела врачей», к убийству С. М. Михоэлса и разгрому Еврейского антифашистского комитета, не говоря уже об антикосмополитической кампании, которая проводилась с конца 1940-х годов до 1953-го [713] . В целом, изменение курса национальной политики, которого придерживались еще в разгар войны, было разительным. Как иронически отмечает один специалист, в рядах наиболее злостных гонителей культуры и историографии нерусских народов было немало тех, кто прославлял их военные традиции в 1941-1943 годы [714] .
712
О событиях в Татарстане см.: В. Пискарев, Б. Султанбеков. Этот учебник не выдерживает большевистской критики//Эхо веков. 1997. № 1-2. С. 81-110; о Казахстане — За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана // Правда. 1950. 26 декабря. С. 1; РГАНИ 5/18/53/3-14; Blitstein. Stalin's Nations. P. 63-71.
713
Примечательно, что развернувшаяся в конце 1940-х годов борьба с «еврейскими космополитами» велась под флагом общей кампании против нерусского «буржуазного национализма», а не отдельно, как часто пишется в научной литературе.
714
Tillett The Great Friendship. P. 80, 58. Одним из наиболее ярких примеров является Морозов, который в 1942 году публиковал в «Пропагандисте» вместе с В. Слуцкой призывы изучать историю республик. См. гл. 7, прим. 15, 22.
Приведенные выше материалы могут создать впечатление, что основной удар «ждановщина» наносила по республикам Кавказа и Средней Азии, однако и славянские народы СССР не остались в стороне. Напротив, послевоенная фаза этой кампании, судя по всему, началась именно со славянских республик. Так, в 1946 году состоялся настоящий инквизиторский суд над украинскими историками и литераторами, которых обвинили в националистическом «уходничестве» в дореволюционное прошлое. На пленуме ЦК компартии Украины Н. С. Хрущев набросился на такие издания, как «История Украины» и «Очерк истории украинской литературы», уличив первое из них в «серьезных ошибках националистического характера», а второе — в «буржуазно-националистических взглядах на историю украинского народа и его культуры» [715] . Его атаку подхватил спустя неделю главный идеолог украинского ЦК К. З. Литвин, заявив, что подобные исследования «замалчивают русско-украинские литературные связи и в то же время преувеличивают влияние западноевропейских литератур» [716] . Это наступление было поддержано в 1946-1947 годы почти десятком резолюций ЦК украинской компартии, которые буквально подкосили республиканскую историографию и историческую литературу. На следующий год к этой мазохистской вакханалии присоединились против своей воли белорусские коммунисты. Было решено, что «История Белорусской ССР» не годится для массового распространения, поскольку утверждает, что белорусская нация сложилась уже в X веке, а государство — в XI-м. Памятуя об упреках Александрова, высказанных украинской компартии во время войны по поводу прославления Даниила Галицкого [717] , белорусские коммунисты строго пресекали все ссылки на историю своей республики, которые могли скомпрометировать легендарное прошлое русского народа: «Автор утверждает, что "воинственные дружины полочан под руководством Владимира [Полоцкого — Я. К.] разгромили немецких псов-рыцарей, сдержали их движение на Восток". Полочане несомненно участвовали в борьбе против немецких псов-рыцарей, но осуществить разгром последних удалось лишь дружинам Александра Невского» [718] . Вызывали сомнения и тексты, в которых описывалась благополучная жизнь белорусского народа под властью иноземных правителей. Они были опасны с той точки зрения, что «читатель может сделать неправильный вывод о как бы добровольном присоединении западно-русских земель к Литве», что было совершенно неприемлемо для московских идеологов. Когда в Москве решили, что белорус-скал компартия не в силах самостоятельно справиться с ситуацией в Минске, газета «Культура и жизнь», бывшая рупором ждановских идей, опубликовала две статьи, посвященные этому вопросу, а Оргбюро выразило порицание белорусским коммунистам. Эти меры возымели свое действие, и страсти в Белоруссии накалились до такой степени, что в «буржуазном национализме» стали обвинять всех, кто разрабатывал темы национальной истории. И даже два года спустя, в 1949-м, белорусские историки жаловались, что их наука так и не оправилась от этого удара [719] .
715
Улучшить подбор, расстановку и воспитание кадров (на пленуме ЦК КП (б) Украины)//Правда. 1946. 23 августа. С. 2, См.: История Украины/Под ред. Н. Н. Петровского. Уфа. 1943; Очерк истории украинской литературы. М., 1945.
716
Общегородское собрание писателей Киева //Правда. 1946. 2 сентября. С. 2. См. также: Национальни видносини в Украйни у XX ст. Кiев, 1994. С. 291-296; Культурне будивнитство в Украински РСР, червен 1941-195U: Збирник документна и материалив. Kiev , 1989. С. 253-256; К. Литвин. Об истории украинского народа//Большевик. 1947. № 7. С. 41-50, Serhy Yekelchyk. Celebrating the Soviet Present: The Zhdanovshchina Campaign in Ukranian Literature and the Arts. P. 255-257; Yekelchyk. Stalin's Empire of Memory: Russian-Ukrainian Relations in the Soviet Historical Imagination. Toronto , 2004, P. 53-87; Yaroslav Bilinsky. The Second Soviet Republic : Ukraine after World War II. New Brunswick , 1964. P. 394-395.
717
См. гл. 9, прим. 62.
718
П.Н. Климов Первый выпуск «Истории БССР» // Культура и жизнь. 1946. 30 ноября. С. 2.
719
РГАСПИ 17/125/425/54; Климов. Первый выпуск «Истории БССР». С.2; Первый выпуск «Истории БССР» // Культура и жизнь. 1947. 11 января. С. 4; РГАСПИ 17/117/695/4-5,11, 33-34; Запись от 20 июня 1949 года в: Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева //Отечественная история. 1999. № 3. С. 153.
Таким образом, «ждановщина» была направлена прежде всего против прославления истории «ханов» Средней Азии и нерусских славян. Хотя партийное руководство ни за что не призналось бы в подобных умыслах, проницательные наблюдатели вроде историка С. С. Дмитриева не сомневались в их существовании [720] . Аналогичные меры, призванные сгладить неувязки социального характера, возникающие при воскрешении имен некоторых выдающихся деятелей русской истории, были несопоставимы по своему масштабу с этой военной кампанией против историографии других народов. ЦК не издавал резолюций по поводу русской исторической науки, научные учреждения не подвергались беспощадной критике и не распускались. Звучали лишь отдельные упреки в адрес некоторых представителей творческой интеллигенции, «чрезмерно» увлекавшихся историческими темами вместо прославления успехов советской власти во время последней войны.
720
Записи от 30 и 31 декабря 1951 года в: Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева//Отечественная история. 1999. № 4. С 117. 121
О том, что послевоенная политика по отношению к историографии была руссоцентристской, свидетельствует и состоявшаяся в 1947 году беседа Сталина с Эйзенштейном, снявшим кинофильм. «Иван Грозный», и исполнителем заглавной роли в этом фильме Черкасовым. В ней также принимали участие Жданов и Молотов. Сталин подробно разобрал фильм, и высказанные им замечания показывают, в контексте царившей в ту пору ксенофобии, что генеральный секретарь ратовал, как и прежде, за пропаганду сильного государства, ориентированную на исторические завоевания царей:
«Царь Иван был великий и мудрый правитель, и если его сравнить с Людовиком XI (вы читали о Людовике XI, который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван Грозный по отношению к Людовику на десятом небе. Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния….
Петр I тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком открыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустил онемечивание России. Еще больше допустила это Екатерина. И дальше — разве двор Александра I был русским двором? Нет. Это были немецкие дворы» [721] .
721
Сталин, Молотов и Жданов о 2-й серии фильма Иван Грозный». С. 8-9.
В заключение Сталин заметил, что Иван был «более национальным» из двух русских правителей. Его речь, сопровождавшаяся ремарками со стороны Жданова и Молотова, позволяет понять многое. Тот факт, что Сталин пожелал лично встретиться с Эйзенштейном в 1947 году, чтобы побеседовать о событиях XVI века, говорит о том, что во второй половине 1940-х годов событиям прошлого по-прежнему придавалось первостепенное значение. Данная Сталиным оценка личности Ивана IV совпадает с той, что была провозглашена официально перед войной [722] , — новым является лишь соображение об опасности иностранного влияния. Три месяца спустя Сталин в присутствии Симонова, Жданова, Молотова, Мехлиса и других повторил свои критические замечания по поводу чрезмерного увлечения Петра Первого всем западным [723] . В выступлениях генерального секретаря в эти годы часто встречаются также положительные отзывы об адмирале Нахимове и идее панславизма [724] . В целом, партийное руководство так же высоко оценивало роль русского прошлого в пропаганде советского настоящего, как и прежде.
722
См. прим. 184-186.
723
Симонов. Глазами человека моего поколения. С. 129,133.
724
О Нахимове см.: Там же. С. 159; см. также запись от 29 июля 1952 года в: В. Малышев. Пройдет десяток лет, и эти встречи не восстановишь уж в памяти//Источник. 1997. Но 5. С. 138. Там же см. поразительную запись Малышева от 28 марта 1945 года, касающуюся сталинского панславизма (С. 128).