Д. Л. Браденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)
Шрифт:
Более достоверным представляется мнение, что взгляды русских на современную Европу складывались не столько под влиянием идей панславизма, сколько образов, унаследованных от дореволюционного прошлого. То же самое можно сказать и о странах Дальнего Востока. Особенно интересна в этом плане та роль, которую играла Русско-японская война 1904-1905 годов в формировании отношения русских к участию Японии во Второй мировой войне. Весной 1945 года осведомитель НКВД передал этому учреждению записанное им высказывание одного из ленинградских профессоров по поводу слухов о близкой войне с Японией. «Советская Россия, — сказал профессор, — хорошо отплатит Японии за все ее прошлые провокации, нужно потребовать ответственности за ее недружелюбные действия против нас за последнюю четверть века. Русский народ вправе предъявить японцам требование о возврате части Манчжурии, Кореи, КВЖД, Сахалина и возмещения всех убытков». Один из его коллег выступил с не менее пламенным заявлением: «Теперь справедливость восторжествует, и мы напомним Японии Цусиму, Порт-Артур и Манчжурию. Япония навсегда запомнит, что такое современная Россия» [866] . Инженер ленинградского Завода № 209 в апреле 1945 года так сформулировал цели, которые, по его мнению, должен преследовать Советский Союз на Дальнем Востоке: «Нам нужно исправить ошибки царского правительства и вернуть русские владения Порт-Артур, Манчжурию и Сахалин» [867] . Советский Союз предстает в этих высказываниях как законный наследник империи Романовых и наводит на подозрение, не является ли он и копией империи. Вскоре после первого столкновения с японскими войсками 8 августа 1945 года около здания Высших инженерных железнодорожных курсов в Москве был замечен студент Поляков, рассуждавший по этому поводу: «Япония по отношению к Советскому Союзу всегда проявляла агрессивные тенденции. Это было и в период Гражданской войны, было и на озере Хасан, и на Халхин-Голе.
866
Архив УФСБ-СПбЛО, опубл. в: Международное положение глазами ленинградцев. С. 137.
867
Архив УФСБ-СПбЛО, опубл. в: Там же. С. 143.
868
ЦАОДМ 4/39/88/81.
869
Архив УФСБ-СПбЛО, опубл. в: Международное положение глазами ленинградцев. С. 159. Школьники в своих ответах повторяли те же сентенции еще в 1950 году; см.: И. Г. Дайри. К итогам экзаменов//Преподавание истории в школе. 1950. № 5. С. 78.
Хотя мотив отмщения за оскорбление сорокалетней давности был достаточно распространен для того, чтобы Сталин включил его в свою речь в сентябре 1945 года [870] , отношение русских людей к военным действиям на Дальнем Востоке было связано не только с воспоминаниями о прошлом. Но даже и в тех случаях, когда история не упоминалась, слова «русский» и «советский» оставались синонимами, так что многие высказывания ретроспективно выглядят анахронизмами. Так, после объявления Советским Союзом войны Японии работница московского Завода № 118 Подолева воскликнула: «На Дальнем Востоке находится в армии мой сын, которому я дам письменный приказ, чтобы он стойко боролся, как русский воин» [871] . Когда две недели спустя Япония признала свое поражение, рабочий предприятия «Мосгаз» Петрович вздохнул с облегчением: «Последний враг русского народа, Япония, капитулировала. Опасность нападения на Советский Союз и на все свободолюбивые народы миновала» [872] . Различие между словами «русский» и «советский» стиралось на уровне массового сознания.
870
Обращение И. В. Сталина к народу//О Великой Отечественной войне. С. 203-206.
871
ЦАОДМ 4/39/88/77.
872
ЦАОДМ. 4/39/88/113. Исторические аналогии, разумеется, касались и событий советской эпохи. Когда металлург одного из московских заводов Зубрицкий узнал о знаменитой речи Черчилля 1946 года в Фултоне (Миссури), он громко выразил недоумение: «Чего хочет Черчилль? Он хочет войны против Советской республики. Но пусть он вспомнит 1920 год». Зубрицкий имел в виду поражение, нанесенное (согласно советской мифологии) Советской Россией интервентам из четырнадцати стран во время Гражданской войны. См.: ЦАОДМ 4/39/114/14.
Эта речевая особенность постоянно наблюдалась при обсуждении ситуации в послевоенном мире; иногда утверждение руссоцентризма принимало демонстративный и преувеличенный характер. Например, Вс. Вишневский однажды заявил, что «есть единая русская и советская литература» [873] . Аналогичные взгляды высказывал в своих мемуарах К. Симонов [874] . В кино «русский вопрос» тоже был в центре внимания. Велись дебаты по поводу того, является ли первая серия «Ивана Грозного» Эйзенштейна «достаточно русской» и отведено ли в ней подобающее место русскому народу [875] . Такие же споры возникали относительно романа В. Ажаева «Далеко от Москвы» [876] .
873
РГАСПИ 17/117/1032/46-67, опубл. в: «Литературный фронт»: История политической цензуры, 1932-1946. Сборник документов/Под ред. Д. Бабиченко. М., 1994. С. 204.
874
Константин Симонов. Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине. М., 1988. С. 129.
875
РГАЛИ 1038/1/2117/40, частично опубл. в: Вс Вишневский. Из дневников 1944-1948 гг.//Киноведческие записки. 1998. № 38. С. 67, 74-75; см. также: Е. Левин. Историческая трагедия как жанр и как судьба; По страницам двух стенограмм 1944-1946 годов//Искусство кино. 1991. Не 9. С 83-92; Иосиф Юзовский. Эйзенштейн//Эйзенштейн в воспоминаниях временников. М., 1974. С. 412; Р. Юренев. Сергей Эйзенштейн — замыслы, фильмы, метод. Т. 2. М., 1988. С. 276-279; РГАЛИ 1923/1/2289/113об; 2073/1/11/154-455.
876
Thomas Lahusen How Life Writes the Book: Real Socialism and Socialist Realism in Stalin's Russia . Ithaca, 1997. P. 153.
Подобная озабоченность показывает, что во второй половине 1940-х годов происходила мифологизация не только испытаний и невзгод, перенесенных русским народом в ходе истории, но и самого народа. По сообщению одного из осведомителей, когда в 1946 году какая-то женщина, стоявшая в очереди, пожаловалась на рост цен, ее быстро одернули: «Ничего, русский народ все перенесет!» [877] Примерно в то же время Татьяна Лещенко-Сухомлина в своем дневнике постоянно подчеркивает, что она сама и ее друзья — русские люди [878] . Актер Олег Фрелих также пространно рассуждает в дневнике о своей русской идентичности, о чувствах, которые пробуждает у него слово «родина» и о том, что русская природа «сообщает русской душе ее неповторимую в других национальностях специфику» [879] .
877
ЦАОДМ 4/39/114/78. Русские беженцы, жившие после воины в организованных для них лагерях в Западной Германии, воспринимали действительность примерно так же; см.: Eugenia Hanfmann and Helen Boer, Six Russian Men: Lives in Turmoil. North Quincy, Mass., 1976. P. 52-55, 66-67, 80,97.
878
Татьяна Лещенко-Сухомлина. Долгое будущее: Дневник-воспоминания. Т. 1. М., 1991. С. 238, 252, 256-258, 277.
879
Записи от 9 мая, 15 июня и 24 августа 1945 года в: Олег Фрелих. Человек не советских настроений: Из писем и дневников. // Искусство кино. 1993. № 6. С. 144; Фрелих. Человек возвращается домой: Из записей 1930-х годов//Московский наблюдатель. 1992. № 10. С. 61.
М. М. Пришвин, разрабатывая после войны темы, поднятые в его дневниках конца 1930-х годов, также часто упоминает особые черты характера русских людей [880] . Он размышляет о том, что позволило русским одержать победу в Отечественной войне. Просто их «удаль»? Или «коллективный характер ума, противоположный индивидуальному характеру немца»? Или их пасхальные молитвы?» [881] Пришвин с одобрением воспринимает слова Сталина о «первенстве русского народа», произнесенные в панегирике 1945 года, и это заслуживает особого внимания в связи с тем, что отношение Пришвина к партийным руководителям, да и ко всему советскому строю в целом, всегда было неоднозначным [882] .
880
См. гл. 6, прим. 53.
881
Запись от 14 июня 1945 года в: Михаил Пришвин. Из дневника 1945 года//Образ. 1995. № 2. С. 41. Пустившись в философские рассуждения о природе русского характера, Пришвин приходит к выводу, что «недуг русского – его здоровье и его идеализм»; см.: запись от 4 июня 1946 года в: Пришвин. Дневник//Литературное обозрение. 1990. № 8. С. 104
882
Запись от 25 мая 1945 года в: М. Пришвин. Из дневника 1945 года. С. 39.
Лещенко-Сухомлину тоже одолевают мысли о русской нации, хотя пишет она об этом не с такой сентиментальностью, как Фрелих и Пришвин. Она задается вопросом, как уживается «страшная», «непонятная» нищета русского народа с его идеализмом и готовностью к самопожертвованию, и приходит к выводу, что всему виной его терпение. В мае 1946 года она вновь возвращается к этой теме в своем дневнике:
«В жизни моей страны много страшного, даже и невероятного. Думаю, что редко люди жили так фантастически, как мы. И все это — прямое следствие русского характера, нашего двойного видения и двойственного ощущения реальности. Как никакая другая народность на земном шаре, мы умеем "жить в облаках". Мы всецело умеем утешить себя мечтой» [883] .
883
Записи от 1 и 16 мая 1946 года в: Лещенко-Сухомлина. Долгое будущее. С. 256, 258.
Разумеется, многим были чужды и сентиментальность Фрелиха с Пришвиным, и мелодраматизм Лещенко-Сухомлиной. Научный сотрудник Московского института радиологии Ивашшкая с горечью и недоумением восприняла слухи о том, что Советский Союз отправляет после войны продукты питания в оккупированный союзниками Берлин:
«Мы всегда все делаем для Европы и считаемся больше с ними, чем со своими людьми. Сколько раз в истории человечества Россия своей кровью вывозила Европу из беды! Пора бы понять, что этого никто не замечает, никто не ценит и за это к нам лучше не относится. Мы "азиаты", а они "Европа". Так пусть бы наши воспользовались победой и облегчили жизнь своему народу. Ведь мы голодные и оборванные, а кормить будем берлинцев» [884] .
884
ЦАОДМ 3/61/46/137-140, опубл. в: Москва послевоенная. С 50.
Страстная тирада Иваницкой показывает, до какой степени она прониклась мифом об исключительных заслугах России перед Европой не только в последней войне, но и во время татаро-монгольского нашествия и наполеоновского вторжения. Удивительно похоже звучит высказывание некоего инженера ленинградского предприятия «Ленгипрогаз», который, отдав дань восхищения сталинскому панегирику 1945 года, добавил: «Советский Союз понес исключительно большие потери, а в счет репарации получает из западной части Германии сравнительно немного. Англия и Америка несли только военные расходы, но получают несоразмерно много. Мы и сейчас кормим Германию и будем дальше кормить ее. Русский народ терпелив и вынослив, он пережил 300 лет татарского ига, 300 лет гнета Романовых, все пятилетки и тяжести нынешней войны» [885] . Аналогичные отзывы собрали и участники «Гарвардского проекта» в 1950-1951 годы. Многие респонденты характеризовали русский народ как многострадальный и терпеливый [886] , особенно в связи с эпическими потрясениями вроде татаро-монгольского ига [887] . Один из них отозвался о стоической борьбе русского народа с монголами, турками и Наполеоном как о подвигах, которые спасли неблагодарную Европу от темноты и опустошения [888] . На вопрос о характерных чертах русских людей подавляющее большинство респондентов назвали честь [889] , щедрость (у них «широкая душа») [890] и любовь к труду [891] . В подтверждение богатого творческого потенциала русского народа, его находчивости и изобретательности приводились имена писателей (Пушкин, Лермонтов, Толстой) [892] и ученых (Павлов, Менделеев, Попов) [893] , не говоря уже о таких очевидных примерах, как Петр Великий [894] . Некоторые наделяли русских
885
Архив УФСБ-СПбЛО, опубл. в: Международное положение глазами лениградцев. С 156.
886
HP 4/а/1/25; HP 14/а/2/51; HP 18/а/2/67.
887
HP 6/а/1/74; HP 18/a/2/66.
888
HP 8/a/l/32.
889
4 интервью: HP 2/a/l/33; HP 14/a/2/51-52; HP 25/a/3/49; HP 33/a/4/34.
890
9 интервью: HP 6/a/l/74, 77; HP 13/a/2/47; HP 18/a/2/67; HP 25/a/3/49; HP 26/a/3/76; HP 28/a/3/18; HP 33/a/4/34; HP 34/a/4/35; Hp 51/3/5/49.
891
4 интервью: HP 2/a/1/33; HP 4/a/l/24; HP 14/a/2/5I; HP 26/a/3/69.
892
13 интервью: HP 1/a/1/20, 41, 46; HP 2/3/1/35; HP 18/a/2/65; HP 17/3/2/78; HP 25s/a/3/40; HP 26/3/3/74; HP 34/3/4/41: HP 34s/a/4/33; HP 41/3/4/46-47; HP 46/3/4/22; HP 61/a/5/35; HP 62/a/6/32; HP 66s/3/6/17.
893
7 интервью: HP l/a/1/20; HP 5/3/1/56; HP 10/a/1/23-24; HP 11/a/2/43; HP 17/a/2/74, 78; HP 26/a/3/74; HP 56/3/5/38.
894
5 интервью: HP 5/a/l/56; HP 11/a/2/43, 49; HP 17/a/2/78; HP 26/3/3/75, 82; HP 33/a/4/45.
такими полумифическими качествами, как бесстрашие, скромность и трагическая меланхолия [895] . Лишь очень немногие из опрошенных добавляли к этому списку какие-либо не столь лестные черты [896] .
Как можно заключить из этих интервью, опыт войны, старания советской массовой культуры и тост Сталина заставили многих русских в первые послевоенные годы задуматься о своей национальной идентичности. Их взгляды формировались под влиянием как истории, так и официальной пропаганды. Однако самым важным фактором был сдвиг в их сознании, который не бросается в глаза, но становится более явным при сравнении этих суждений с теми, что высказывались в довоенные и военные годы. Если сначала люди выражали чувство национальной гордости, апеллируя к великим именам или событиям прошлого («Жуков, он же второй Суворов»), то в ходе войны акцент постепенно сместился на «национальный характер». Наиболее точно обобщает мысли русских людей по поводу своего национального самосознания, свойственные им в конце 1940-х – начале 1950-х годов, все тот же панегирик Сталина, мифологизирующий «ясный ум, стойкий характер и терпение» русского народа.
895
HP 14/3/2/53; HP 18/3/2/60.
896
К их числу отнесли безрассудство, безответственность и отсталость; см.: HP 6/а/1/74; HP 14/a/2/51; HP 51/a/5/49.
Одним из результатов осознания русскими своего национального характера, наделенного перечисленными качествами, было возникавшее у них все чаще желание защитить свою национальность от всяких нападок на нее и попыток принизить ее достоинства. Показателен в этом отношении скандал, разразившийся осенью 1946 года в Якутии, когда местные жители были обвинены в национализме. Сталину лично была направлена жалоба, в которой говорилось, что во время торжественного ужина, данного министром образования Якутской АССР, возник спор в связи с тем, что один из приглашенных якутов подверг сомнению главенствующую роль русского народа в советском обществе. Русские немедленно поднялись на защиту своей нации, отстаивая ее исключительность. Согласно письму, «когда один из русских людей, зашедших к Чемезову, стал протестовать и сослался на Вас, товарищ Сталин, указав, что русский народ выдающаяся нация, то разнузданная орава якутских националистов разразилась похабной бранью и по Вашему адресу» [897] . Хотя не все детали этого пьяного скандала известны, интересно отметить, что русские, опровергая сомнения в статусе русского народа как «первого среди равных», обратились к панегирику Сталина 1945 года и, говоря шире, к русифицированному мифу о войне. Существует много данных, в том числе и результаты опроса, проведенного в рамках «Гарвардского проекта», которые подтверждают, что подобные ссылки на сталинский панегирик были после войны обычным явлением [898] . Иными словами, русская национальная идентичность в первые послевоенные годы проявлялась, во-первых, в осознании своего тысячелетнего наследия и, во-вторых, в претензиях на особый статус, завоеванный в ходе войны.
897
Возможно, «брань» была на самом деле едким замечанием по поводу смехотворности того факта, что русский, пытаясь доказать якуту свое превосходство, цитирует грузина; см.: РГАСПИ 17/125/507/10.
898
HP 60/а/5/25. Документы «Гарвардского проекта» недвусмысленно указывают на «ориентализацию» русскими других народов Советского Союза (особенно украинцев, евреев, грузин, армян и калмыков).