Да обойдут тебя лавины

Бершов Сергей

К сокровищам больших снегов

А. П.– "Сокровища больших снегов" - так можно перевести на русский название вершины Канченджанга. Третья по высоте вершина мира стала вторым восьмитысячником в истории советского альпинизма. Но почему именно Канченджанга? Помню, после Эвереста ты мечтал о Лхоцзе, говорил о Макалу, Манаслу, Дхаулагири...

С. Б.– От мечты покорить Лхоцзе отказываться не собирался. Кстати, этот восьмитысячник (8516 м) по южной стене, а далее - траверс Лхоцзе - Эверест, никем

на сегодняшний день не пройденный, значился основным в заявке, которую сразу после Эвереста мы подали в министерство туризма Непала. Но желающих побывать на третьем полюсе так много, что он частенько оказывается "занят". Нам не повезло, кто-то оказался проворней, поэтому непальские власти разрешили использовать запасной вариант - траверсировать четыре вершины Канченджанги.

А. П.– И начался ажиотаж. По опыту предыдущей экспедиции в Гималаи все знали: желающих будет гораздо больше, чем мест в команде.

С. Б.– Что же делать, если альпинистов, которым по силам самые сложные маршруты к высочайшим вершинам, у нас сотни, а мест в команде - не более двух десятков. Об этом думали многие. И значительно раньше, чем начались отборы в команду. Пролезть в "игольное ушко" гималайской сборной можно было, заявив о себе какими-то необыкновенными восхождениями.

Первое (и пока единственное) зимнее восхождение на высшую точку страны - пик Коммунизма (7495 м) задумывалось, конечно, с прицелом на Канченджангу. Ну, и вообще, хотелось сделать в альпинизме что-то посущественнее восхождений в рамках чемпионатов страны.

А. П.– Зимнее восхождение на такую вершину! Насколько я понимаю, это уже что-то из области экстремального альпинизма. Кажется, совсем недавно к нему относились очень настороженно. Считалось, нашему альпинизму не к лицу погоня за сенсациями, авантюризм, на который "у них" спортсмены идут не от хорошей жизни.

С. Б.– Да, что-то в этом духе звучало, как ни смешно, совсем недавно. Но чтобы там ни говорили, спорт (и наш в том числе) развивается, все усложняясь. Экстремальный альпинизм - результат этого движения по восходящей. Зимний пик Коммунизма, без всяких натяжек,- экстремальное восхождение. Наша проба сил в этом "жанре".

А. П.– Разве? А ночной Эверест - ваш с Мишей Туркевичем визит на вершину в темноте,- его к экстремальным восхождениям не следует отнести?

С. Б.– Ну, там в экстремальном "жанре" мы выступали лишь на последнем участке, когда спешили на помощь Мысловскому и Балыбердину, хорошо понимая: если ребята в относительном порядке, наш единственный шанс - эта ночь. Здесь же задумано было восхождение, которое с первого до последнего дня проходило на грани, а то и за гранью риска.

А. П.– Даже странно, что вам разрешили такую экспедицию.

С. Б.– А слово "экспедиция" и не звучало. Официально, по документам, мы приглашались на "сбор по спецподготовке в зимних условиях на Памире сборной команды СССР по альпинизму". Туманная формулировка (кто сказал - восхождение?) - своего рода военная хитрость. Чиновники от спорта могли все застопорить. "Высшие" соображения - как бы чего не вышло... А тут все впервые. И за успешный результат никто не поручится.

А. П.– Думаю, совсем не случайно в экспедиции участвовали многие "гималайцы".

С. Б.– Естественно. "Гималайцы" - костяк сборной. На Памир тогда, в начале 86-го, приехали алмаатинец Валерий Хрищатый, ленинградцы Владимир Шопин и Владимир Балыбердин. От Украины - Миша Туркевич, Леша Москальцов, я. Тренерами тоже были участники штурма Эвереста - Валя Иванов, Ерванд Ильинский. Начспасом - Николай Черный. А возглавил сбор опытный высотник Валерий Путрин.

А. П.– Помню твое возвращение с Памира. Не очень радостное. Может, что-то в этом и было - испытать команду запредельными нагрузками. Уж если экстремальное восхождение, то такое, что вспомнить страшно. Причем, если бы только испытания на самой горе! А то ведь и внизу, в базовом лагере на поляне Москвина. Мне кажется, самым экстремальным элементом той экспедиции была ее организация: нерасторопность, непродуманность, отсутствие нормального снаряжения. А то, что вы пошли к вершине без достаточной акклиматизации?

С. Б.– Я думаю, единственное объяснение преждевременного выхода на вершину - желание во что бы то ни стало быть там первыми. А что акклиматизация недостаточная, стало ясно уже на самом верху. До высоты 6500 вся группа чувствовала себя очень хорошо.

А. П.– Но все-таки, стоило переступать грань риска? Мне показалось, вы себя (не обижайся) немного переоценили, мол, после Эвереста все нипочем. На пике Коммунизма и летом не курорт - это знают даже школьники.

С. Б.– Вспомни, что желают альпинисты друг другу перед выходом...

А. П.– Ну, как же? Хорошей погоды, легких рюкзаков.

С. Б.– А там мы молились всем богам, чтобы послали хоть немного непогоды: легкую дымку, слабую облачность, небольшой снегопад... Ясное небо, блеск звезд никого не радовали - предвещали ветер, какого и врагу не пожелаешь. Географы говорят, даже Гималаи зимой не так суровы. Что касается морозов... Показания термометра там мало о чем говорят. Скажем, на градуснике минус 50 и шкала на этой отметке заканчивается, а сколько на самом деле, как в песне,- догадайся сам. Да еще высота, кислородное голодание. Самочувствие - будто все шестьдесят на дворе. Ну, и ветер - жестокий, ледяной. Вот и получается самая что ни на есть то ли Арктика, то ли Антарктида.

Зимнее восхождение на пик Коммунизма в 1986 году вполне можно отнести к разряду экстремальных. Такой предстала перед альпинистами высочайшая вершина страны

А. П.– Только там у полярников костюмы с подогревом, жарко натопленные балки!..

С. Б.– Д полярники, наверное, скажут: "Что они знают, эти альпинисты? Мерзли неделю, от силы две на своей горе. А мы - всю зимовку..."

А. П.– У каждого свои проблемы, ты прав. Но экипировка не хуже, чем у полярников, нужна и вам.