Да, орки мы!
Шрифт:
Глава 1
Помнишь, брат, как давили эльфийскую мразь…
Тягучее, злобное, тошнотворное похмелье вбивало клин прямо в темечко, раскалывая мою несчастную голову пополам. Хотелось поклясться, что больше и капли в рот не возьму, но я знал, что это неправда. Это был уже не первый раз.
Глаза никак не удавалось разлепить, всё лицо опухло, глотка дико пересохла, будто я всю ночь храпел, разинув рот, но челюсти почему-то не удавалось сомкнуть, будто что-то мешало. Я, конечно, иногда получал
Просто отмечали всей компанией окончание нашего заборостроительного, основательно прогулявшись по всем городским злачным местам. Ну я, кажется, и перебрал малость. Настолько, что сейчас даже не мог понять, где нахожусь.
Обычно автопилот неизменно приводил меня домой, а если я не мог идти, то друзья вызывали мне такси, но сейчас я проснулся где-то в незнакомом месте. Пахло дымом, как от костра, да и лежал я не на своём родном диване, а на какой-то вонючей шкуре. Решили спьяну выбраться на природу? И такое бывало, но подобных пробуждений я не припомню.
Наконец, я сумел поднять руку и ладонью коснулся лица, ощущение было такое, будто всё онемело, и я касаюсь чьего-то чужого лица, а вместо моих тонких и ловких пальцев — толстые сосиски. Я раскрыл один глаз. Пальцы были зелёными. Чего?!
Я вскрикнул от неожиданности, но из пересохшей глотки вырвался только странный хриплый рык, а голова начала болеть с удвоенной силой. Это какая-то шутка? Фестиваль косплея? Не похоже. Может, мне это мерещится по пьяни? Я ущипнул себя желтоватыми острыми ногтями. Больно. Ощупал лицо полностью. Лицо было не моё. Вместо моего, довольно красивого и правильного лица, от которого млели все девочки на потоке, теперь находилось плоское и скуластое рыло. Что хуже всего, неправильный прикус и торчащие клыки не давали закрыть рот полностью, и, похоже, именно поэтому меня мучил такой сушняк. Водички бы…
Насколько я мог видеть, оглядевшись по сторонам, я находился в какой-то тёмной палатке навроде чукотского чума, в центре которой догорали угольки в очаге, а вдоль стен были развешаны шкуры животных. Те же самые шкуры валялись и на полу, а на одной из этих шкур лежал я.
Я поднялся и сел, меня снова замутило, а головная боль накатила, будто морская волна на скалы. У очага стояло несколько глиняных горшков, больше похожих на первые детские попытки лепить из пластилина. Я заглянул в первый попавшийся, там находилось какое-то неаппетитное варево. В другом, слава яйцам, плескалась вода, и я незамедлительно выпил всё, будто это была живительная амброзия, а не тёплая застоявшаяся мутная водица. Мне даже чуть полегчало.
Значит, надо подвести итог, что мы имеем. Грубо говоря, мы в жопе. Настолько глубокой, что и междужопия не видать. Я сидел и глядел на свои руки, зелёные и чумазые, на своё тело, прежде укрытое шкурой, но когда я из-под неё вылез, то во всей красе увидел зелёную кожу на широкой груди и толстые ноги с огромными ступнями. Причинное место, слава Азатоту, оказалось прикрыто какими-то лохмотьями навроде набедренной повязки, вида зелёной анаконды я бы не вынес. Попал, значит.
И ладно бы если просто попал, прорвались бы как-нибудь, сориентировались, даром, что ли, столько книг прочитано, но нет же! Я попал в грязного,
Оставалось только горько вздохнуть, допить тёплую водичку и подниматься. Падал не тот, кто силён, а кто волк, это не физика, это характер, и всё тому подобное, так что надо было брать себя в руки. Зелёные и грязные руки, которые в этом вонючем чуме даже и помыть было негде.
Я кое-как поднялся на ноги, морщась от боли, поправил набедренную повязку, неприятно давящую на мои чресла, покрутил шеей, разминая мышцы. Голодное орочье брюхо громко заурчало, но я понимал, что жрать то варево из горшка я попросту не смогу, и просто откинул полог, отделяющий мой чум от внешнего мира.
Бледно-жёлтое неласковое Солнце ударило по глазам, я прикрыл их широкой ладонью. Перед моим взором открылось невзрачная панорама горной орочьей деревушки из пары десятков таких же юрт, стоящих в грязи. Мы находились в какой-то долине, повсюду были лужи и грязь, в которой копошились маленькие орчата, похожие на тёмно-зелёных поросят, только если поросята бывают довольно милыми, то орочьи детёныши были уродливыми и сморщенными. Меня едва не стошнило, когда я увидел, чем именно они занимаются, орчата выковыривали из грязи жучков и личинок и тут же их поедали. Прямо как куры у бабушки в деревне.
— Ха! Проснулся наконец! — чей-то хриплый голос послышался из-за юрты, и я обернулся.
За юртой на корточках сидел орк (кто же ещё-то), обтёсывая каменным ножом какую-то палку. Одет он был чуть лучше меня, в такую же набедренную повязку, но на плечах покоилась цельная шкура, похожая на собачью. Квадратная голова была абсолютно лысой, зубы так же торчали изо рта, будто кабаньи клыки. Он посмотрел на меня и оскалил зубы в мерзкой ухмылке. Такое у них, видимо, проявление вежливости. Я отзеркалил ухмылку.
— Ну ты и урод, Ундзог, — хрипло засмеялся орк. — А я думал, башку пробили тебе, нет, крепкая башка! Я думал, ты вообще сдох!
Я промолчал. Я, значит, Ундзог. Ладно, могло быть и хуже.
— Сам ты урод, — просипел я таким же хриплым чужим голосом.
Зубы, не помещающиеся во рту, мешали разговаривать внятно, а голосовые связки были скорее заточены под рычание и хрип, а не под обычную речь.
— Ты кто вообще такой? — спросил я.
Орк поднял на меня удивлённый взгляд.
— Баздук тебе башку-то отбил всё-таки, — хмыкнул он.
— Кто? — фыркнул я.
— Чё, и это не помнишь? — спросил он.
Я помотал головой.
— Моя твоя брат! — сопровождая каждое слово жестом, произнёс орк. Ткнул пальцем сначала себе в грудь, потом указал на меня, потом показал кулак. — Дургуз!
— Дургуз? — переспросил я, чтобы убедиться, имя это или просто какое-нибудь ругательство.
— Дургуз! — повторил орк, для пущей наглядности снова тыкая себя пальцем в грудь. — Брат!