Да здравствует Государь!
Шрифт:
— Сколько нашли? — не поверил Георгий.
Шестьсот пятьдесят семь, государь, — повторил Победоносцев, — надо заметить, что такой «дебет — кредит» впечатляет: 11 пропавших вещей против 657 предметов, не внесенных в опись 1859 г. Причем надо сказать, что жалованье у служащих Галереи драгоценностей совсем не велико.
657 против 11,-Георгий был обрадован, — это радует и мы рассмотрим вопрос о поощрении служащих Галереи. Продолжайте доклад.
— В этой папке — имена и примеры — но эти частности для судебных следователей и Государственного Совета — дабы принять решения по персонам, продолжил доклад Победоносцев, — я же хочу сказать об общем положении.
— Я начну с вашего Государь позволения —
Мной были проверены самые разные сведения ставшие доступными Государственному Контролю включая циркулирующие в… кругах слухи о десятипроцентных… благодарностях при заказах кораблей.
Именно этот слух оказался ложным — но проверяя его — удалось обнаружить сонм злоупотреблений более мелких.
То что при поставках провианта мои подчиненные нашли немного случаев когда из экономических сумм не стараются удержать хоть невеликую но выгоду — это даже быть может и мелкий грех сам пор себе… по нынешним временам, — он покачал головой.
Но не зря говорили древние — Геркулеса побеждают множества. Одна мышь и невелика и ест толику малую — но сонм мышей опустошает амбары дочиста.
Вот к примеру в деле которое мне попалось первым нет ничего грандиозного: дело самое обыкновенное, — Константин Петрович горько улыбнулся. Во флотской столярной мастерской Галерного острова из казенного материала приготовляется мебель для частных лиц — не без «благодарности», сами понимаете. Это обнаружилось из разговоров рабочих, и когда ваш покорный слуга поставил им на вид — начальство даже уволило одного мастера, снабдив его, однако, аттестатом о беспорочной службе… Делали мебель и на продажу — и выгода была изрядной — сами посудите — убытки и расходы за казенный счет — а прибыль — вся в карман.
— Далее — Вашим покорным слугой согласно Вашему августейшему слову был проверен Санкт-Петербургский порт. Как выяснилось в распределении расценок у нас царит произвол, взяточничество и лицеприятие — что впрочем известно было всем административным чинам.
Так вот — хочу вернутся к сказанному вначале — об общем положении.
Главная беда — не в тех или иных мздоимцах а то, что это считается уже не привычным даже злом а просто частью порядка вещей.
Поговорите с любым статским советником и он расскажет вам что дела недурны — хотя и признает что можно в его ведомстве найти сколько — то неправильностей и даже злоупотреблений.
А на самом деле — тот же статский советник — копни глубже — отчисляет ''един кубик себе, един Кесарю»… — снова горькая ухмылка.
— Не проводя специального розыска, я совершенно случайно вышел на дела связанные с волжским судоходством. Вот где взятки…
— А Витте говорил, помнится, что взятки в водном департаменте невелики, — как бы между прочим протянул Георгий.
— Утверждать, что на Волге в среде чинов министерства путей сообщения не берут взяток, может только человек, совершенно не знающий Волги… — опять усмехнулся Победоносцев. Главным образом, взятки берутся при аренде частных пароходов для нужд казны. Здесь, кроме монетной мзды, наблюдается и натуральная повинность: на пароходчиках лежит обязанность присутствовать и на петербургские съездах гидротехников в качестве представителей волжской судоходной промышленности и создавать наилучшее впечатление о начальствующих.
Я частным образом переговорил с главой Казанской казенной палаты по сему поводу…
Он лишь махнул рукой и выразился в том смысле что взяточничество на Волге как и взяточничество вообще, в нашем Отечестве встречается повсюду, и в этом от ношении его положение было совершенно таково же, и положение любого начальника любой казенной палаты.
— Министерству путей сообщения надо бы поставить на вид, — констатировал Георгий.
— Да разве же не ставили? — воскликнул Победоносцев.
Не
— Месяцами? — невольно перебил его царь.
— Трудно поверить, однако это так… Еще при вашем батюшке я слышал как скотопромышленники рассказывали целые повести о том, что надо делать, чтобы вагоны со скотом прицеплялись, а не отцеплялись.
— Да получается так что дело тут уже не для Государственного Контроля а для подчиненных господина Плеве и Дурново — невольно пожал царь плечами.
И в самом деле — Министерство путей сообщения вызывало как будто меньше всего нареканий — даже с казенными подрядами как будто навели порядок — гнилых шпал уж во всяком случае не покупают.
— Полиция… — в голосе Победоносцева между тем послышалась откровенная издевка. Должен сказать что внешне как будто малое число злоупотреблений касается нашей полиции. Может возникнуть даже мысль что и верхи и низы придерживаются в этой области правила — aut bene, aut nihil, но это вовсе не значит, что наша полиция мертва, — он саркастически осклабился. Но как я отмечал — надо помнить, что мелкие, по сути факты, имеющие общий характер, еще более типичны и значительны, чем исключительные, хотя и крупные. Известно, например, что в десятские и сотские уважающие себя крестьяне не идут. Но отчего же? А потому, что эти ''сельские власти» не только находятся на побегушках у исправников, становых и урядников, но выполняют у перечисленных чинов роль домашней прислуги, на манер денщиков. Некоторые становые взимают с крестьян мзду, и за это ослабляют сию натуральную повинность. В Гдовском уезде, например, крестьяне шести волостей платят становому по три копейки особого — как сами говорят — ''лакейского сбора». Если не даются сии освободительные взятки, то вытребываются сотские и десятские. По словам земцев, положение у этих несчастных при квартире станового прямо ужасное: их всегда дежурят несколько человек, пять или шесть… особого помещения им нет, и они должны ютиться под навесом на дворе… Зимой их положение особенно тяжело. Но и понятно, чем больше становой мучает сотских и десятских, тем скорее принесет пользу вымогательство ясака.
Становые по всеми северо-востоку России упрочили правило — даром пользоваться десятскими, как домовой прислугой. Их заставляют чистить лошадей, пилить дрова, возить на себе воду для сада, кормить кур и свиней, таскать на реку белье, а часто и полоскать его. Если это отличается от крепостного права то лишь тем что становые не кормят своих невольных слуг: те получают от своих сельских обществ по пятнадцать копеек в день согласно земским постановлениям. Таким образом, мы видим, что во всей России от Финляндии до Урала сельская полиция либо сдирает мзду — с нашего нищего села! — в голосе Победоносцева прорвалась тяжелая злость, — либо эксплуатирует безответных мужиков, с которыми обращается, как… как с хлевным скотом. И это решительно всем известно. Занимаясь делами невьянских погорельцев, я выяснил что в соседнем уральском Александровском заводе при квартире станового всегда дежурят трое-четверо десятских, которые задаром чистят самовары, носят воду, возятся с детьми, ходят за коровой, убирают навоз и снег. И все это происходит и в Сибири, и на Волге, одним словом, везде в России. Сплошное взяточничество…